я планирую создать целую структуру лекарей. И сотрудничество с Константином — начало всего этого.
С Иисусом почти не разговаривали, пока ехали. Силы иссякли окончательно. Он лишь поделился своими впечатлениями по поводу прошедшего разговора и самого Аксёнова.
Константин показался ему честным, деловым человеком. Иисус сказал, что ему можно доверять. Но, также и отметил, что Аксёнов тщеславен. И с этим нужно быть осторожнее.
Из гаража, где мы оставили машину, до комнаты я добирался уже не совсем осознавая себя. Спал на ходу. Даже не помню, как добрался до кровати. Помню лишь, что больно ударился ногой об угол, но и это не заставило меня взбодриться.
Проснулся с мыслью о том, что никуда не хочу идти. Ни черта не выспался. Часть ночи была потрачена на поездку к Аксёнову, поэтому часов для сна осталось в два раза меньше, чем обычно.
Но нужно было пересилить себя и ехать в академию. Ведь там — снова изнурительные тренировки. Снова голодные до меня девушки и ненавистная Алевтина Игоревна.
Иван как обычно заехал за мной, и мы отправились в академию.
Как говорится — покой нам только снится. Зайдя в кабинет, где замдиректора сказала собраться нам перед тренировками, я обнаружил дикое зрелище.
Ничего страннее этого ещё не видел.
Все четыре девушки: Аксёнова, Амосова, Романова и Герцен сидели за одной партой. О чём-то друг с другом разговаривали. Когда я резко распахнул дверь, все они посмотрели на меня.
«Ха…?»
Как известно, после хороших новостей сразу же идут — не совсем. Чёрные, белые полосы, и всё такое.
Я это к чему?
После спасительной встречи с Константином Аксёновым меня ждало кое-что страшно необычное. Даже, скорее, просто страшное, чем необычное. Ведь что может быть страшнее сразу четырёх девушек, близких тебе, общающихся между собой…?
Когда мы с Иваном зашли в кабинет, то увидели Аксёнову, Амосову, Романову и Герцен, сидящих за одной партой.
Очевидно, что первая мысль, пришедшая мне в голову, была примерно такой — «Какого чёрта…?»
Они что, обсуждают меня?
Змеюки всё осознали, и объединились против общего врага?
Да быть такого не может…
Сейчас все четверо смотрели на меня, стоящего возле двери. Выражение их лиц было разным. У Герцен — презрительным. У Аксёновой — отстранённо-раздражённым, у Романовой — подозрительным. Разве что розововолосая Амосова была более-менее равнодушной к моему появлению.
Не понимая, что происходит, я спокойно сел за свою парту и обратился лицом к Ивану. Ну, а что мне ещё делать? Не к НИМ же подходить…
Впрочем, больше никакой реакции не последовало. Девушки продолжили о чём-то общаться между собой, а я пытался услышать, в чём суть их разговора. Не получалось. Слишком громкий Иван своим дыханием, своими шевелениями, своим бубнежом перекрывал весь звуковой фон.
Плюс, периодически открывалась дверь, и внутрь вошёл сначала Базаров, шаркая обувью по полу. Потом — Винокуров, небрежно задевая своим туловом столы и стулья.
И когда я уже было утихомирил здоровяка и начал различать кое-какие слова, исходящие от компании девушек, в кабинет с ноги залетела Алевтина Игоревна.
Она сходу обратилась к девушкам, даже не замечая нашего с Иваном присутствия. И это странно.
— Ну, что решили? — Спросила замдиректора у них.
После непродолжительного молчания первой голос подала Аксёнова.
— Будем исполнять гимн. — Не особо весело произнесла девушка. — Мы подумали, что это самый хороший вариант.
— Гимн? — Алевтина Игоревна в задумчивости почесала свой вытянутый подбородок. — Да. Прекрасная идея. Гимн — это очень патриотично. И вообще, понравится всем присутствующим. Воронцов! — Она резко обернулась в нашу с Иваном сторону. — Ты согласен?
За нас двоих решил отдуваться здоровяк.
— А о чём речь?
— Ох… — Театрально закатила глаза Алевтина Игоревна. — Воронцовы как обычно — позади планеты всей. Хорошо, повторю для особо одарённых. Мероприятие, к которому мы готовимся — торжественное. На нём будут присутствовать многие влиятельные люди. И поэтому нам необходимо как-то представить свою академию. И мы с девочками подумали, что будет чудесно, если прекрасная часть нашей команды перед началом дуэлей что-нибудь споёт. Решили, что это будет гимн.
— А-а-а! — Иван вскинул руки в озарении. — Понял! Тогда да. Гимн — это классно. Круто. Одобряю!
— Классно, круто… Воронцов, если ляпнешь что-нибудь подобное перед уважаемыми людьми, я тебя загублю…
Фхух. Ну, слава богу. Разобрались. Они сели за один стол только для того, чтобы обсудить своё выступление. Выступление, а не меня.
Теперь я спокоен.
— А нам, надеюсь, ничего не придётся петь? — Раздался голос Базарова с соседней парты.
Алевтина Игоревна со злобной усмешкой поглядела на сына.
— Размечтались!
Оу, чёрт! Неужели придётся позориться…?
— Петь вам не придётся, выдыхайте. Но… так просто вы у меня не отделаетесь.
— А что тогда? Танцы, художественная гимнастика, стендап? — Как из пулемёта накидывал варианты Базаров.
— Вам там что, минута славы? Нет конечно. Просто будете открывать свои рты, делая вид, что тоже поёте. Для общего фона, так сказать. Всю основную работу за вас сделают девочки, а вам остаётся поиграть роль торжественной мебели. Но слова чтобы знали наизусть. Проверю.
Ладно. Тогда ничего страшного. Открывать рот — это я умею.
— Ну, чего расселись? Не теряем зря времени, бегом в спортивный зал. — Скомандовала Алевтина Игоревна и мы поплелись по коридору.
День начался предельно необычно, но в целом ситуация выровнялась. Единственное, меня теперь немного беспокоил тот факт, что девушкам, отношения между которыми, мягко скажем, не самые доброжелательные, придётся репетировать друг с другом. Не знаю, чего из этого выйдет, но надеюсь, что до драки не дойдёт…
Когда мы с Герцен остались один на один, она тут же начала жаловаться мне на Алевтину Игоревну с её самодеятельностью. Оказывается, вся эта идея с пением принадлежит исключительно ей. И что московская академия ничем подобным заниматься не планирует.
— Да ладно тебе. Зато это сразу выделит нашу команду среди жюри.
— Конечно! Не тебе же гнусавить в микрофон… вот и не паришься. А я все эти «творческие» минутки просто терпеть не могу. Меня ещё со школы бесил весь этот нафталиновый стыд. Вот все же понимают, что ни одному человеку неинтересно смотреть и слушать то, как пыжатся другие. Но нет же, из года в год, из месяца в месяц устраиваются эти церемонии, и сотни людей просиживают штаны на кожаных креслах…
— Твои слова не лишены смысла… — Согласился я. — Но, чего уж тут поделаешь. Нужно ведь хоть что-то, чтобы заставить людей действовать сообща. Это сближает. Относись к этому, как к ритуалу. От тебя не убудет, а общество