на ноги вскочил, в каком-то юношеском порыве. Это что получается? Это ... пенсия? Я словно боялся поверить, словно сейчас кто-то хлопнет в ладоши, рассмеется и скажет со смехом: «Что, повёлся?».
Не-е-ет, это она, желанная, порой обсуждаемая в кубриках. «А ты что будешь делать на пенсии?»
«Уеду к бате, на Орловщину», «в Пензу» или, как у меня — в Хабаровский край — вот самый частый ответ. Огород-картошка-дети. Рыбалка-охота — предел мечтаний. Пашка «Угорь» всё мечтал осесть в Гурзуфе или ещё где под Ялтой, но после распада «нерушимого», когда Крым отошёл в сопредельное, ребятам с нашими допусками туда дорога стала заказанной.
И вот...
Перед глазами вновь встала картинка, как на рекламном постере: чистейшая лагуна цвета аквамарин, окруженная рифами, и над некоторыми — пальмы. Девчонки туземные, смугляночки крутобёдрые, топлес... А одна прям чудо, как хороша, аж дыханье захватило! И я, не старпер какой-то: сорок плюс, с кучкой возрастных и профессиональных болячек, а юный пацан, и «вся жизнь впереди!»
Господи, если ты есть — СПАСИБО! Это уже рай? Или его преддверие? Не важно, мне здесь уже нравится! И я здесь — ОС-ТА-Ю-Ю-ЮСЬ!
— Эй, женщина! Сын твой дома?
Я вздрогнул, взгляд невольно метнулся в сторону входа в хижину. Сквозь щели в плетёной стене было видно, как перед домом переминаются с ноги на ногу несколько человек. И голос того, кто говорил, не сулил ничего хорошего.
— Я его с утра не видела, господин! — испуганный голос мамы. — А зачем он вам, он что-то натворил?
— Чтоб ты знала, женщина: я правая рука отца войны, главы касты воинов, что защищают ваши жалкие жизни. А вот это, отец глубин. Проникнись всей важностью момента, и отвечай: где твой сын?
— Я... Я не знаю, господин! А что случилось?
Раздался явственный скрип зубов, и говоривший со злобой заорал, уже не сдерживаясь:
— Твой безродный поднял руку на его сына! Он поднял руку на человека глубин!!! — говорящий чуть не захлебнулся от вопля. — Это не может остаться без наказания.
— Хеху не мог такого сделать, господин, Хеху славный маленький мальчик. Он слабый и робкий.
— Тем не менее, он ударил моего Кая! — взорвался яростным криком другой. — И это накануне испытаний! Если Кай их провалит, женщина... — что-то хрустнуло, — твоему выкидышу не жить! Слышишь?!!
— Я сам вырву его сердце, брат, и сожру на глазах этой толстухи! — подключился первый. — Этот червяк посмел ударить моего любимого племянника!
Вдруг страх сковал мое тело! Страх?
О духи леса! Меня нашли! Они знают, кто я! Я пропал, я погиб, мне нет спасенья!
Ну-ка шиза, заткнулась, и панику в «off». Сюда войдут?
Боги, это же человек из касты людей-рыб. И с ним его брат — человек боя, воин! Конечно, они войдут куда захотят!
Та-а-ак... Взгляд обшарил «комнату». Стены — плетеные толстые прутья, не проломиться. Крыша? Толстый слой чего-то сушеного, похожего то ли на солому, то ли на тростник. Высоко, не допрыгнуть. Хорошо хоть проход из «комнаты» в «кухню» не проглядывается от входа.
— Кто в доме? — рыкнул первый.
— Никого, господин! — испуганный лепет мамы.
— Ты врёшь, женщина! Я что-то слышу!
И в дом, отшвырнув с пути маму, вломился здоровенный кабан в одном подобии набедренной повязки со свисающим впереди узким, расшитым «передником». Зато весь, от ног до лица, в затейливых татушках и с ожерельем из сушёных ушей. Человеческих, уж я-то понимаю. Выпученные в ярости глаза, сверкая белка́ми обшарили комнату.
— Он здесь, Си́ту! — расплылось в улыбке растатуированное лицо.
О духи...
На хер твоих духов! Мгновенно согнувшись, я схватил с земляного пола горсть пыли. Мама, конечно, всегда тщательно убирается, но это же просто земля. Хоть немного, хоть горсточку, но моя ладошка захватила. И тут же отправила пыль в пучеглазую рожу. А не надо так глазёнки топорщить, людоед хренов.
— А-а-а! — заорал мужик, промаргиваясь.
Я ужом проскользнул меж его бревнообразных рук, что пытались схватить мою тщедушную тушку, и плашмя бросился под внешнюю стену. Туда, где мгновенье назад увидел небольшую щель, меж плетеной стеной и землёй.
— Где?! — в дом ворвался другой, по голосу — отец, что переживал за испытания сына.
Поздно! Я словно гусеница, обдирая кожу, протиснулся в щель.
— Он убегает, ловите, болваны! — орал изнутри татуированный.
Хер тебе! Я, что есть духу, ломанулся в джунгли._______________________________________________
[1]Надголовная среда в водолазном деле — подводное пространство, в котором между водолазом и поверхностью воды находится какое-либо препятствие. К надголовным средам относятся пещеры, затонувшие корабли, покрытые льдом водоёмы (озёра, реки, моря) и подводные сооружения.
Я бежал, стараясь беречь дыхание, по привычке петляя меж стволами, перепрыгивая кусты, подныривая под разлапистые широколиственные растения, названий которым не знал. Позади пыхтела погоня.
Через несколько минут я, наконец-то, вырвался из сложнопроходимой, из-за густой растительности местности. Дальше, на сколько глаза хватало, шли довольно мрачные джунгли, словно колоннада толстенных и высоченных стволов. Где-то там, наверху, над головой, метрах в тридцати не меньше, кроны сплелись настолько тесно, что солнечный свет сюда проникал совсем плохо. Внизу лишь голые стволы, обломанные ветки, да серая земля безо всякой травы, один мох, да лишайник, да слабый запах гниения. Зато стали попадаться камни.
Местность, где бежал, вправо повышалась, переходя в довольно крутой склон. Наверх? Ведь туда бегут во всех фильмах? Хрена, в незнакомой локации, можно упереться в какой-нибудь обрыв, и что делать? Быстренько мутировать в птицу? Я продолжил бег по ровному.
И сразу же голос в голове вновь заканючил:
Нельзя сюда, нельзя! Не надо!
За что и был послан. Не до тебя, шиза, разберусь с тобой после, когда время будет. Если будет.
За мной бежали трое. Ну, чистые папуасы: загорелые и мускулистые в узеньких веревочных «стрингах» с фартуками впереди и плетёных сандалиях. И татушек намного меньше, чем у того «глазастого людоеда» что врывался ко мне домой.
У бежавшего первым даже ожерелья никакого не было. Не заслужил что-ль? Разве что на щеках узоры, типа спиральных, но небольшие. Да на плечах и руках. Зато у него была дубина и нож, заткнутый за импровизированный пояс. А ещё он тоже страшно вращал выпученными глазами и громко что-то орал. Идиот, так никакой дыхалки не хватит!
Впрочем, не знаю как преследователям, мне точно дыхалки
