водя по моей спине.
– Тс-с… – прикладываю палец к его губам. – Есть за что… Прости за мои выходки и капризы. Прости за мою глупость и недалёкость. Я люблю тебя, мой родной. Люблю больше жизни. И я хочу, чтобы ты знал, я очень хочу от тебя детей. Очень!
– Оля… – неверяще смотрит он на меня. – Ты пугаешь меня. Точно с тобой всё в порядке?
– Да, – киваю ему и улыбаюсь горько. – Я хочу, чтобы ты любил меня. Всю ночь любил. Хочу встретить Новый год в твоих объятиях, с твоими поцелуями. Хочу, чтобы ты был со мной… всегда.
Я блаженствую от тепла его рук – сильных, ласковых и бесконечно любимых. Вбираю его тепло, нежность и его лихорадочные горячие поцелуи.
Хочу согреться своим мужчиной, душу отогреть, сердце, ведь их сковал холод одиночества и тоски.
Его поцелуй. Ни с чем не сравнить. Пьём дыхание друг друга. Губы к губам, глубоко, ненасытно, бесконечно долго, и так горько.
– Как же мне не хватало Тебя… – шепчу любимому человеку прямо в губы.
Стягиваю с него свитер и дрожащими руками касаюсь горячей кожи, сильного тела, ещё без намёка на небольшой животик, что появился у Вадима в тридцать шесть лет.
Зарываюсь пальцами в завитки чёрных волос на груди, касаюсь языком его кожи и чуть не плачу от радости, когда слышу его сладкий стон.
Как же я по нему скучала!
Мой муж. Родной. Любимый. Сильный. Незаменимый.
Он заботливо и трепетно целует меня в висок. И так спокойно в родных объятиях.
– Я скучала… – тихо шепчу. – Поэтому согрей меня скорее.
– Согрею, – обещает он серьёзно и подхватывает на руки.
– И не отпускай меня, слышишь? Что бы я не делала, чего бы не говорила… никогда не отпускай и ни уходи. Никогда и ни за что. Пообещай.
– Обещаю, Оль…
– Какой же ты… МОЙ.
Улыбается, а я не могу насмотреться на Вадима, наглядеться впрок на многие одинокие годы вперёд.
Пожалуйста! Пусть он останется жив в далёком 2018 году! Умоляю тебя, Боже…
– Я люблю тебя, Вадим. Не могу без тебя.
– И я люблю тебя, родная. Бесконечно люблю… Всегда… Как же мне не хватало его.
Я улыбаюсь, ощущая внутри себя вместо куска льда горячее тепло пушистого счастья, понимая, что для этого не нужно так уж много – просто, чтобы Вадим ВСЕГДА был рядом со мной.
Наслаждаюсь его горячими губами на своей коже, его сильными, но нежными руками, его силою и твёрдостью, наполненностью до краёв, до предела, до грани между болью и наслаждением…
Сплетение наших тел в то единое целое рождает нашу личную вселенную, где есть только мы вдвоём. Навсегда.
* * *
Моя голова покоится на груди Вадима. В данный момент я счастлива. Я снова рядом со своим мужем. Жмурюсь от удовольствия, слушая, как постепенно успокаивается его сердце, переходя в умеренный сильный стук.
– Оль… – зовёт он меня.
Я поднимаю голову, улыбаясь любимому, но улыбка моя тут же тает, стоит мне встретиться с его напряжённым и задумчивым взглядом.
– Что? – спрашиваю шёпотом, боясь хоть чуть-чуть повысить звук своего голоса, будто этим самым спугну чувственный и волшебный момент нашей близости.
– У тебя шрам на боку… Мы позавчера занимались любовью, и никакого шрама у тебя не было… – в его голосе я слышу страх и непонимание. – Кто ты?
Я тяжело вздыхаю и касаюсь своего старого шрама.
– Аппендицит, – говорю. – Вырезали его в две тысячи двенадцатом году…
Вижу его непонимание и озадаченность.
– Вадим, это я – Оля, твоя жена. Только вернулась я из две тысячи восемнадцатого года в прошлое… В новогоднюю ночь я загадала желание, чтобы снова тебя увидеть… Не думала, что оно исполнится… Просто… просто я так скучала…
По моим щекам побежали горячие, даже обжигающие кожу слёзы. Я часто заморгала.
– Ты попал в аварию в июле две тысячи восемнадцатого года и умер на моих руках…
Вадим отодвинулся от меня, встал с кровати и с каким-то недоверием и горькой ухмылкой сказал:
– Я не понимаю… Что за бред ты несёшь? Какой аппендицит? Какое будущее? Какая к чёрту авария?
Мне вдруг становится неуютно от его подозрительного и вмиг похолодевшего взгляда, и я натягиваю на себя одеяло, до самого подбородка.
– Вадим, задай мне вопрос, ответ на который могу знать только я. Точнее, твоя жена Оля.
Вадим натянул на себя футболку, плавки, всё ещё подозрительно косясь в мою сторону и замер, рассматривая моё лицо.
Я убрала прядь волос за ухо.
– Когда мы с тобой только познакомились, на мне была футболка и брюки. Каких они были цветов? И какая была особенность? Моя Ольга знает это… – произнёс он.
Я улыбнулась, вытерла слёзы и поднялась с кровати вслед за ним, скидывая одеяло и оставаясь полностью обнажённой.
Подошла близко к любимому мужчине и ответила:
– Врунишка… в то время ты не носил футболки, у тебя их просто не было. А в тот день на тебе был свитер с растянутыми локтями и заштопанной дыркой на правом плече от ремня сумки, которую ты тоже износил до дыр. И не брюки были на тебе, а джинсы, которые ты носил, наверное, с самого рождения…
Вадим был удивлён и ошарашен. Он запустил пальцы в свою густую шевелюру и как-то потерянно и будто заново меня оглядел.
Я снова вздохнула и показала ему правую руку.
– Кольцо, Вадим… Моё обручальное кольцо, – я стянула его с себя и протянула мужу.
Теперь он не может мне не поверить.
Он взял недоверчиво кольцо и посмотрел на внутреннюю часть ободка.
На обручальное кольцо нанесена гравировка «Вместе и навсегда». Эта фраза была и на моём обручальном колечке, и на его тоже.
– Этого не может быть… – прошептал он, возвращая мне кольцо.
– Я сама до сих пор не верю в происходящее. И очень боюсь, что ты всего лишь мой сон. И как только я проснусь, то снова окажусь в пустой квартире, где больше нет тебя…
– Оля… – Вадим обнимает меня, прижимая к своей груди. – Это не сон. Я реален также, как… как и ты.
Грустно улыбаюсь, утирая ладонями проклятые слёзы, которые продолжают литься.
– Скоро Новый год наступит, – говорит он. – Осталось полчаса…
– Не желаю, чтобы он наступал… Вадим, – поднимаю к нему своё заплаканное лицо. – Я не знаю, насколько я здесь… И не знаю, что будет завтра, но я прошу тебя. Нет, я умоляю тебя, запиши и запомни дату – семнадцатое июля две тысячи восемнадцатого года. В этот день ни за что и ни в коем случае не выезжай на трассу,
