хочу! И желание моё не исполнится! Потому что это невозможно исполнить…
Выпиваю залпом бокал игристого шампанского и кидаю его в стену. Хрусталь разлетается острыми осколками со звоном, точно также как и моя жизнь.
Хватаю за углы скатерти накрытого стола и с силою скидываю всё на пол.
К чёрту Новый год! К чёрту всё! Я не желаю, чтобы он наступал! Всё бы отдала, лишь бы снова увидеть Вадима!
Кричу в голос до хрипоты и словно далёкое эхо слышу лай своей собаки. Бо крутится вокруг меня и заходится в лае. Он не понимает, что со мной, переживает и боится моего крика.
Я падаю на колени рядом с псом, прижимаю его голову к себе и шепчу как заговор:
– Если есть чудо на свете, то пусть я снова увижу Вадима – живого и здорового! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Сколько я так сидела и повторяла одни и те же слова, не знаю. Опомнилась только тогда, когда бой курантов уже затих.
Вот и наступил Новый год, а я чувствую лишь вселенскую усталость. Забираюсь прямо в нарядном платье на диван, скидываю на пол туфли, укрываюсь пледом и закрываю глаза.
От постоянных слёз болит голова и тошнит. Пытка и боль. Тупая внутри и острая снаружи. Чтобы защитить меня, мозг подаёт сигналы организму уснуть, иначе быть беде.
Бо ложится в ногах и жалобно скулит.
Он чувствует мою боль, но не знает, как помочь дурной хозяйке.
Да никак.
Нет лекарства от моей «болезни» под названием горе и тоска.
* * *
– Оленька… душа моя, проснись, – доносится до боли знакомый и родной голос, будто сквозь толщу воды. – Родная моя, просыпайся, а то Новый год пропустишь.
Чувствую, как кто-то стягивает с меня плед. Тяжело раскрываю налитые, будто свинцом отяжелевшие веки и часто-часто моргаю, силясь прогнать белую пелену с глаз.
Крик застывает в горле. Я не верю своим глазам!
– Милая, ты в порядке, что-то случилось?
– Вадим… Ты вернулся.
Задерживаю дыхание, чувствую бешеный бег своего сердца, вглядываюсь в родное лицо, стараясь заметить хоть что-то чужое, но нет, это мой Вадим. МОЙ ВАДИМ! Такой же, как я его и запомнила в пустоте своей души, и лелеяла его образ полгода одинокими вечерами под громкие стоны тишины.
– Вадим… ты живой… – шепчу и тяну к нему руки, которые он тут же берёт в свои и присаживается рядом со мной.
– Милая, ты меня пугаешь… – шепчет он беспокойно.
Громко всхлипываю, и оказывается, я ещё не все выплакала слёзы. Из моих глаз льётся водопад солёной воды. Вадим крепко прижимает меня к себе, а я хватаю его за волосы, за белый свитер и сжимаю в своих объятиях настолько крепко, насколько могу.
Реву долго и громко. Вадим напуган, но он даёт мне возможность выплакать накопившуюся боль, горечь, страх, моё одиночество…
Я ещё не осознала, что произошло. Я просто рада своему родному человеку и знаю только одно – я его не отпущу. Не отдам. Не сможет смерть снова его у меня отнять. Не сможет. Зубами в её костлявые руки вопьюсь, но Вадима не отдам.
– Тише, тише… – шепчет он ласково и гладит меня по спутанным волосам.
Я уже не плачу, а только чуть-чуть всхлипываю да икаю.
– Я сейчас принесу тебе воды, хорошо? – говорит любимый, продолжая держать меня и укачивать, словно ребёнка.
Я согласно киваю, так как говорить совершенно не могу.
Вадим целует меня в висок и с обеспокоенной улыбкой скрывается на кухне…
И только теперь я рассматриваю обстановку, в которой находилась.
Это же…
Что же это?
Разве такое возможно?
Я находилась в нашей первой с Вадимом квартире – маленькой двухкомнатной хрущовке, которую он купил сразу же, как только мы скопили денег.
Стены были обклеены теми самыми дурацкими обоями, которые я заставила купить Вадима из-за безвкусной моды, которую я только-только начинала познавать.
Даже старенький велюровый продавленный диван, на котором я сидела, был тем же самым… с прожжённой дырочкой от сигареты на подлокотнике, что сделал нам друг Вадима. Я тогда так разозлилась, что чуть не заставила мужчину купить новый диван, но положение спас мой муж.
А ещё ель стоит, наряженная в новогодние игрушки и гирлянды.
Телевизор с кинескопом показывает новогодние программы…
2008 год.
Этого не может быть! Неужели я вернулась на десять лет назад?
Я начала себя ощупывать, но нет, я была не той молоденькой двадцати двухлетней Ольгой, а была той самой женщиной из две тысячи восемнадцатого года. Даже платье бархатное на мне осталось.
Но где же я сама? Та, молодая?
И я вспомнила.
В тот день мы поругались. Точнее, это я поругалась с Вадимом и уехала к родителям. И Новый год справляли мы порознь. Это был единственный раз, когда мы были не вместе.
Вадим тогда звонил и просил вернуться, говорил, что тогда сам за мной приедет. Но я стояла на своём и кричала в телефонную трубку, что если он приедет за мной, то я подам на развод…
Какая же я была ДУРА! Даже не помню, из-за чего была ссора. Совсем не помню.
Вадим вернулся со стаканом воды и протянул мне его.
Сделала несколько глотков и прошептала:
– Ты не находишь меня странной?
Он улыбнулся:
– Новая причёска. Тебе идёт. Но длинные волосы мне нравились больше.
Да, я по молодости носила длинные косы, до самой поясницы. А сейчас мои кудрявые волосы длиною чуть ниже плеч. Но Вадим раньше никогда не говорил, что эта длина ему не очень нравится.
Боже! О чём я только думаю?
Я не знаю, сколько мне отмерено побыть с ним рядом, а я вместо того, чтобы нежиться в его сильных объятиях рассуждаю о всякой ерунде!
А вдруг, это сон?
Или далёкая мечта?
А если, это всё правда?
Что, если я действительно перенеслась в прошлое?
Тогда я не могу терять ни секунды.
– Я рад, что ты вернулась, Оль. Думал уже, что Новый год и правда, проведу один…
Его слова резанули меня по сердцу. Если бы я сейчас встретила ту себя, то надавала бы этой глупой девчонке пощёчин.
Скинула с себя плед, поднялась с дивана и в два шага оказалась рядом с любимым.
– Прости меня за всё! – шепчу надрывно и обнимаю его за талию, крепко прижимаясь к родному телу.
А его запах, такой знакомый и любимый, дороже для меня всего на свете.
– Эй… ты чего? Олечка, мне не за что тебя прощать… – тихо смеётся Вадим, руками