— Притомился? — спросил Никифор, после завершения очередного занятия.
— Притомился, — не стал отрицать Алексей. — Языки зубрить слишком однообразное дело. Эх… еще бы арифметики или еще какой подобной науки к ним добавить, чтобы глаз так не замыливался.
— Государь наш доверил мне тебе только это преподавать.
— Да брось, — отмахнулся царевич. — Сам же сказывал, что обычно это за год изучают, а то и долее. Потому и доверил так мало. А у меня видишь — рвение какое. И способности. Вот и проскочил не глядя. И теперь сижу — кукую.
— Так ты забавы какие устрой. Чай возраст в самый раз.
— Государь мне заповедовал учиться. Вот и буду это делать. Какие уж тут забавы? Да и к чему они? Для воинских упражнений и женских утех я еще мал, а иное для чего?
Никифор от таких речей своего воспитанника все еще впадал в ступор. Никак пока не мог привыкнуть. И понять не мог — шутит ли Алексей, или серьезно говорит. Ведь смотрел он с той истории в храме всегда прямо в глаза и почти не мигал. Это само по себе наводило определенной жути. А тут еще и речи такие…
Сам царевич уже через пару дней узнал о своей странности с глазами. Но сделать с этим ничего не мог. Видимо какой-то побочный эффект, связанный со вселением в тело юнца взрослого сознания. Моргал он редко. В несколько раз реже нормального. И делал это как-то медленно, вяло, закрывая глаза на большее время, чем обычно требовалось. Из-за чего у него получался эффект, типичный для определенных расстройств психики. Что люди замечали, ощущали это, как нечто пугающее, хотя и не понимали в чем именно кроется их страх.
Так или иначе, но былая склонность смотреть в глаза при разговоре, выработанная за много лет достаточно специфичной службы, теперь сочеталась с этим жутковатым, немигающим взглядом. Что сослужило Алексею дурную службу. Шепотки пошли. Он отчетливо замечал их у слуг…
— И потом, — нарушил неловкую паузу Алексей, — ты все же кое-что разузнал для меня. Помнишь ты рассказывал про возведение числа степень?
— Так в том сложности особой нет. Считай умножение, просто необычное.
— Да. Все так. А как посчитать наоборот?
— Что наоборот?
— Ну вот есть у тебя какое-то число. Как понять, степенью какого оно является? Пусть будет второй степенью. Какое-нибудь неудобное число, например, 576. С удобными то и так все ясно.
— Сие есть вычисление корня. Я о том слышал, но не сведущ. — тихо ответил Никифор, которому каждый раз было неудобно признаваться в том, что он чего-то не знает.
— Я думал над этим. И смотри что у меня получилось. Я решил не в лоб подойти к вопросу, а попробовать разложить[4] это число на более удобные для подсчета. Берем 576 и делим на 2.
— Почему на 2?
— Потому что на 1 делить нет никакого смысла. Так вот — делим. Получаем результат. Потом еще и еще. Видишь? Вот тут на два не делится. Возьмем 3. И вот тут. В итоге у нас получилось шесть двоек и две тройки. То есть, корень из 576 можно разложить на корень из произведения 2 в шестой степени и 3 во второй.
— С чего это?
— 2 в шестой степени это что? Правильно — 64. А 3 во второй? 9. Их произведение как раз нам и дает 576.
— Ну… — Никифор прям завис, глядя на то, что чиркал Алексей на листочке. — Да, выглядит все, именно так. Но зачем эта морока?
— Как зачем? Корень из 3 во второй степени это 3. Ведь корень — это вторая степень наоборот. А корень из 2 в шестой степень выходит 2 в третьей. Что дает нам 24 как произведение 8 на 3. А теперь давай проверим…
Никифор Вяземский потер лицо.
Он не очень понял, как что и почему получилось у Алексея. Но все сошлось. Потом тот взял еще одно число. И вновь его разложил быстро и ловко. И еще. И еще.
— Интересно получается?! — спросил Алексей, старательно имитируя восторг после новой затянувшейся паузы.
— Интересно, — незадачливо почесав затылок, ответил учитель.
— Только я не знаю — совпадение все это или я действительно догадался до способа решения таких задач. Может быть получится пригласить кого-нибудь сведущего в этом вопросе, чтобы он проверил мои измышления?
— Я не знаю даже к кому обратиться, — как-то растерялся Вяземский.
— Может в Славяно-греко-латинской академии кто подскажет?
— Может и так… да… тут нужно подумать. Но мы в любом случае на сегодня закончили свои занятия.
— Постарайся уж найти. Мне ужасно интересно, что в итоге у меня получилось…
Учитель распрощался с царевичем и вышел от него.
Немного постоял. И направился на прием к царице, к которой, будучи учителем ее сына, имел доступ если не свободный, то без лишних проволочек и задержек…
— Странные вещи ты мне говоришь, — задумчиво произнесла Евдокия Федоровна, выслушав Вяземского. — Вновь, замечу. То он с твоих слов за седмицу цифирь всю освоил. То историю с географией. То теперь какие-то чудные вещи выдумывает. Как такое возможно?
— Не ведаю, государыня. Потому и прошу — давай пригласим для проверки людей сведущих. Может у меня и правда помутнение рассудка? Я сам уже не знаю — можно ли мне верить.
— Даже так?
— Вот тебе крест — все своими глазами видел и своими ушами слышал. Но не понимаю, как такое происходит. Оттого и дурные мысли в голову лезут. Не мог же ребенок это все освоить в самом деле? Дурь. Сказка.
— Не мог, — согласилась с ним царица.
— А если мог?
— И что с того?
— Это ведь диво! Это ведь выходит, что у царевича светлая голова и дарования к наукам.
— Языки ведь он так ловко не освоил.
— То совсем иное. Языки зубрить надо, а тут понимать.
— И что ты предлагаешь?
— Проверить. Давай пригласим ученых мужей из Славяно-греко-латинской академии. И они Алексея проверят. Вдруг это все не наваждение?
Царица задумалась. Все эти странности с сыном ей нравились все меньше и меньше. Что дурные, что радостные. Ей хотелось, чтобы Алексей рос нормальным, здоровым, обычным… да еще с уважением к матери. Чтобы прислушивался к ней и делал как она велит. А не вот это все. Однако открыто возражать не стала, так как считала все это глупым наваждением и надеялась, что серьезные ученые мужи его развеют…
— Приглашай их. — буркнула она и жестом показала, чтобы гость удалился.
Наутро искомые люди явились.
В должной степени напряженные и испуганные, так как не знали — на кой бес они тут понадобились. И что от них может потребоваться царице, которая никогда не отличалась интересом к наукам.
Никифор их встретил.
Объяснил задачу.
И провел к Алексею, который к их удивлению принял очень хорошо. И следующие несколько часов они приятно беседовали. Параллельно вкушая всякое. Гостям не ставили скоромную пищу, дабы блюсти пост. Но даже постные сладости и прочие приятные закуски к горячим напиткам очень подошли. Тем более, что у преподавателей в Славяно-греко-латинской академии денег и возможностей подобным образом питаться не имелось.
Это царевич сделал специально.
Ему требовалось расположить к себе преподавателей, делая определенный задел на будущее. А одними разговорами ведь, как известно, сыт не будешь…
Учителя, пришедшие из Славяно-греко-латинской академии, сначала глянули метод разложения, которым Алексей вычислял корни. Он им был вполне знаком. Но этот парень по их разумению никак не мог его знать. Поэтому, усомнившись в его знаниях и посчитав происходящее каким-то розыгрышем или обманом, они начали баллотировку самого царевича.
Долго, методично и вдумчиво.
В основном налегая, конечно, на четыре части цифири. То есть, на базовые арифметические действия. Но и дальше заходя, прощупывая пределы. Так что Алексею Петровичу приходилось прикладывать все усилия, чтобы не раскрываться.
Потом, завершив с арифметикой, они решили коснутся географии и истории. Но не так рьяно. Во всяком случае их подобные предметы сильно не интересовали. Просто проверили, что все действительно так, как им говорят…
— Царевич действительно разумеет то, что ему преподавали по цифири, географии и истории. — произнес чуть позже, когда экзамен закончился, один из учителей, держа ответ перед царицей.
