Я даже остановился. Такого поворота событий я не ожидал.
— Что? Мать? — одними губами прошептал я.
И понял, что когда попал в больницу, назвал свое настоящее имя и фамилию. Кто же знал? А теперь вот родня парнишки пришла, в чье тело я попал.
— Я в туалет… я пойду… — начал мямлить я, судорожно пытаясь придумать оправдание не встречаться с женщиной.
— А ну стоять! Вернись!
Отпираться было бессмысленно. Да и вызвало бы дополнительные подозрения.
Сделав глубокий вдох, я вновь побрел по коридору.
— Давай, вон туда, — махнула рукой Тома.
И показала в сторону окна. Там стояли двое — доктор Нестеров и незнакомая женщина. Обернувшись и увидев меня, она вдруг произнесла:
— Андрюшенька!
И рванула ко мне. Обняла, принялась гладить по спине, целовать в плечи, всхлипывая. Я же только и мог, что стоять как вкопанный, не зная, что делать и как успокоить женщину. От нее пахло «Красной Москвой», приторной фиалковой сладостью, выцветший шерстяной платок, накинутый на плечи, неприятно колол мне шею.
«Не самая дешевая парфюмерия», — отметил я про себя, отворачиваясь в сторону, чтобы не дышать духами.
— Андрюшенька, миленький! — продолжала всхлипывать женщина, вцепившись в меня.
— Анна Матвеевна, успокойтесь, — подошел к нам Нестеров. — Отпустите его. Вы же ему все кости переломаете!
Женщина нехотя разомкнула объятья.
— Сыночек, что произошло? — спросила она, утирая слезы платком.
— Я… я не помню… — ответил я. — Упал.
Женщина вновь начала плакать.
— Упал! — всхлипывая, произнесла она дребезжащим голосом. — Это все его кружок этот дурацкий. — Спортивное общество это их, секция альпинизма. Там главный у них Дубинин. Детям учиться надо, а он им про горы все мозги запудрил. На каменоломню агитирует. Не пущу!
Это уже было сказано мне. Вытерев глаза, строго произнесла:
— Говорила я тебе, что до добра это все не доведет! Вот и случилось!
— Успокойтесь! — строго приказал доктор. — Ничего страшного не произошло. Ну есть ушибы, гематомы. Головой тоже ударился, но не сильно, сами же видите. Проверяем сейчас вашего сыночка. Наблюдаются некоторые провалы в памяти. Да вы и сами поняли, — доктор улыбнулся. — Но все излечимо. Организм молодой, все поправимо. Давайте, прекращайте это ваше мокрое дело, не люблю этого.
— Сыночек, ты помнишь кто я?
— Мать? — кисло ответил я.
— Ну вот видите! — улыбнулся доктор. — Память уже возвращается.
— Если нужны какие-то лекарства, то вы сразу же… — начала мать, но Николай Игоревич тут же остановил ее жестом.
— Ну вы что⁈
— Да, я поняла, — зашептала мать. — Но вы говорите… если что…
— Анна Матвеевна, сейчас пока не стоит с допросами. Про имя уже знаем, что перепутал. Такое бывает. Это говорит о вероятном сотрясении мозга. Так что парню нужен покой. Пусть у нас еще немного побудет.
— Хорошо, я поняла, — закивала головой женщина.
И обратилась ко мне:
— Я тебе яблочек принесла. На вот, поешь. Это с дачи Екатерины Авдотьевны, ты помнишь ее?
Я неопределенно пожал плечами, взял бумажный пакет с яблоками.
— Пару дней еще подержим, а потом уже и на выписку, если все нормально будет, — сказал доктор.
— Мне как позвонили, думала все, убили. А потом, как сказали, что в больнице Андрюша, отпустило немного. Я корвалолу напилась и сразу сюда.
Она глянула на меня. Я отметил некоторое сходство ее лица с тем, что я видел в зеркале.
— Ты выздоравливай. Школу пропускаешь. А там сейчас подготовка к экзаменам идет. Нельзя пропускать.
— Что? Школа?
Мать удивленно посмотрела на доктора.
— Да, я помню, — тут же поправился я. — В школу. Экзамены. Я буду готовиться.
Мать еще раз обняла меня, сказала:
— Я завтра еще зайду. Принесу твои тетрадки и учебники.
— Хорошо. Спасибо, — кисло ответил я.
— Тогда я пойду?
Нестеров кивнул:
— Идите. Андрею уже пора на процедуры.
Я проводил ее взглядом, посмотрел на доктора.
— Ну, чего моргаешь? — добро улыбнулся тот. — Давай, в отделение, альпинист!
Все оставшееся время до вечера я так и бродил, глядя по сторонам, стараясь привыкнуть к обстановке, хрустя яблоками с сада Екатерины Авдотьевны. Вечером всех отправили на процедуры — по уколу обезболивающего в полупопие и отбой.
За весь день переживаний я порядком устал и едва лег на скрипучую сетчатую кровать и укрылся колючим одеялом, как тут же заснул.
Что-то снилось, но что именно вспомнить я не мог. Что-то тревожное, серое, неумолимо надвигающееся. Оно катило на меня, закрывая собой горизонт, все ближе, и ближе, и ближе, не давая дышать.
Я вздрогнул и проснулся. Некоторое время прислушивался к истошному биению сердца, пытаясь понять, где и что случилось.
Было темно, еще не рассвело. Не видя еще ничего, я осторожно спустил ноги со скрипучей кровати.
— Не спится? — прошипел противный голос, и я едва не закричал.
Это был Кайрат Айдынович. Во тьме его глаза поблескивали, отражая лунный свет, а сам он походил на какого-то монстра или вампира.
— Ага, не спиться, — с трудом выдавил я, облизнув пересохшие губы. — Водички хотел попить.
— Водички? — с какой-то странной насмешливой интонацией спросил он.
И зыркнул на меня так, что мне стало не по себе.
— Ну да, — промямлил я, не понимая, что происходит.
Кошмарный сон еще не отпускал, сбивая с толку — я не мог до конца понять где нахожусь: в реальности или уже в загробном мире.
Некоторое время молчали. Возникла неловкость, мне казалось, что собеседник мой еще не договорил что-то, но поделиться с этим он явно не спешил и глазел на меня своим волчьим давящим взглядом.
— Послушай, парень, а ты ничего не хочешь мне рассказать? — вдруг переменился в лице Кайрат Айдынович.
Он подался вперед, так, что почти в упор теперь глядел на меня.
— Что рассказать? — насторожился я.
— Кто ты такой на самом деле?
Холодок побежал у меня по спине. Но мне хватило ума сделать вид, что я ничего не понимаю.
— О чем вы?
— Паренек, не надо врать мне, я этого не люблю. Я вранье нюхом чую. Скажи мне лучше правду, кто ты такой?
«А не пошел бы ты куда подальше⁈» — хотел воскликнуть я, но незнакомец вдруг потянулся к прикроватной тумбочке и достал оттуда что-то небольшое, прямоугольное. Показал мне.
Я пригляделся в полутьме, увидел красные корочки и сразу же сообразил — пациент-то не простой. Очень непростой. Кто он? Кгбшник? Партийная шишка? Кто-то еще? В любом случае тот, кто может обеспечить мне очень много неприятностей. А значит куда подальше его лучше не посылать.
— Откройте, — сказал я, кивая на корочки, но Кайрат Айдынович уже спрятал их обратно в шкафчик.
— Ты со мной, паренек, так не разговаривай, — гортанно прорычал собеседник. — Лучше отвечай, о чем спрашиваю. Иначе говорить с тобой будут совсем другие люди.
И я понял, что если сейчас разговор не состоится здесь, то вполне вероятно, что будет продолжен где-то в застенках Комитета государственной безопасности СССР по доносу Кайрата Айдыновича. Этот может, на лице написано, что сдаст и не моргнет глазом.
— Ты — американский шпион? — спросил он, прищурившись.
— Никакой я не шпион! — обидевшись, ответил я. — Советский гражданин я! С чего вы вообще такое взяли?
— Ты говоришь во сне, — по лисьи улыбнувшись, ответил Кайрат Айдынович. — Многие шпионы так проваливаются. Говорят во сне или на своем языке или о вещах, которые милы их сердцу, но нам, гражданам советского союза, чужды и аморальны.
И мне вновь стало не по себе.
— И что я говорю? — осторожно спросил я. А потом улыбнулся: — На чужом языке?
Никаких языков я, конечно же, не знал, не гуманитарного склада ума. Так что тут претензии мимо.
— Разные странные слова. Например, просил позвонить тебе на сотку. Это как? Ты аферист какой-то что ли? Что за сотка? И почему позвонить по поводу нее надо? Кассу ограбил и теперь подельника своего просишь на связь выйти по поводу украденных денег?
