Фу-ух! Минус три. Можно и выдохнуть. Я присел на лавочку и закурил. Кто-то из жильцов уже всяко вызвал полицию. Во дворе никого, но выстрелы явно слышали. Попрятались просто.
Докурив сигарету, я поднялся в квартиру. Все-таки бабки там могут умыкнуть ушлые соседи. По старой привычке пошел охранять место происшествие до прибытия опергруппы.
Смотрел в окно... Вот и наши. Первым во двор закатил знакомый черный «Крузак». Сердце приятно екнуло. Через некоторое время в квартиру зашел Игорь.
— Григорий Андреевич! — он с пистолетом наизготовку крутил башкой, ошалело озираясь. — Ну вы даете! Вы что натворили в мое дежурство?! Это вы их всех?..
— Спокойно, старина, — я облокотился на подоконник. В груди кололо, в висках стучало, возраст, мать его. — Операция спланирована. Только брать они не хату должны были, а сейф на комбинате. Там наш спецназ задействован. Хрен знает, почему Феликс все переиначил, будто помогает ему кто-то из наших.
— Как спланирована? — у Игоря отвисла челюсть, пистолет опустился.
— Обыкновенно. Мое увольнение было залегендировано, я должен был внедриться в банду...
— А почему вы мне ничего не сказали? — обиженно пробормотал напарник. — Я же думал, что вас на самом деле выперли! Ведь не чужой вам человек.
— Прости, Игорь, но сам понимаешь. Лишний риск утечки, а так все правдоподобно вышло, будто меня из органов вышвырнули...
— А это что? — Игорь уже копошился в мешке. — Деньги?
— Оставь фантики в покое, иди опергруппу встречай, — распорядился я.
— А вас больше никто не видел?
— В каком смысле? — вскинул я на него бровь, ковырясь в своем телефоне.
— Вас четверо было?
— Ну да... — моя рука моя рука жмякнула на отправку сообщения, отложила смартфон и потянулась к пистолету, что лежал на подоконнике.
Но я не успел...
— Правильно, что мне не сказали про операцию, Григорий Андреевич, — ухмылялся Игорь, наставив на меня пистолет, голос его стал каким-то другим, незнакомым. — А я все думал, кто же за мной охотится? Не знал, что вы...
— Так это ты информатор? — холодно процедил я. — Мы искали крысу, и вот я нашел, получается...
— Феликс почти справился, — закивал Игорь, хватая мешок. — Киньте мне ваш пистолетик. Только спокойно, двумя пальцами.
Я потянулся к оружию. Вот сука! Так вот кто слил Феликсу инфу! Ну, тварь. Я схватился за пистолет, но на спуск не успел нажать.
Бах! Грянул выстрел. Не мой выстрел... Я почувствовал, как пуля обожгла мой лоб и все вокруг померкло.
Бл*ть! Меня убил собственный напарник!
Я уже не видел, как мой телефон бзыкнул уведомлением, что сообщение доставлено. А соосбщение я успел-таки накатать: "Товарищ генерал, если меня убьют, то крыса — Игорёк..."
Глава 2
— Гля, парни, он дуба дал... ты шо, вальнул фраерка?..
— За дело огреб, шо ты как баба скулишь, не ссы, щас вынесем на его улицу, пусть думают — пьяный.
Говорили шепотом, с явным южным говором, негромко, но ощущение такое, как будто в барабанную перепонку шило вогнали. Нельзя ли громкость прикрутить, а? Заткнуться на хрен...
Я попытался разлепить глаза, но между век будто тюбик «Момента» выдавили. Следом услышал музыку, мелодичный женский голос пел явно вживую. И песенка такая эпичная, хотя давно уже не модная..«Дубинушка».
Эй, ухнем! Да ой, ухнем!
Ша-агай крепче, друже,
Ло-ожись в лямку туже!...
Следом разнеслись аплодисменты и восторженные крики «браво!», заглушившие шепот неизвестных, что переговаривались прямо над моей бренной тушкой. Твою мать! И почему я ничего не вижу? В башке туман. Ну понятно... Я же умер.
Но нет... В нос ударили запахи окружающей меня реальности: какие-то пряности, чопорные женские духи, прогорклый табачный дым и... запах жженого пороха. Его я ни с чем не спутаю.
По телу, побежали мурашки... Конечно! Ведь я выжил! Иначе какого хрена я слышу голоса и чувствую запахи?
Удивительно, но факт! Ведь Игорь выстрелил мне в лоб с пары метров. Говорят, что мозг умирает прежде, чем ты слышишь выстрел, но я отчетливо помнил хлопок. Неужто промазал Игореша? Но голова работала, а это уже полдела, значит, выкарабкаюсь. Поваляюсь в больничке, и мы с Игорем закончим прерванный разговор. Сволочь, предатель, уж от кого, а от него не ожидал подобной подлянки... Сейчас, должно быть, я еду в карете реанимации, медики врубили музыку и спорят — жив я или «кони двинул». Однако почему медики говорят, что кто-то меня завалил?
Возможно, я бы полежал ещё так, смакуя мысли о мести и боясь пошевелиться, но песня резко оборвалась, сменилась криками, топотом и звоном разбитого стекла. Сверху над моей головой раздался сиплый басок:
— Он точно кони двинул? Может, жилку проверить? Вдруг дышит?
— Гарик его замочил, — ответили каким-то писком, хотя вроде и мужской голос.
— Бог с ним!
Эти слова заставили меня разлепить веки усилием воли. Пора включаться, вокруг явно творилась какая-то чертовщина. Нифига я не в машине «скорой». Еще не хватало, чтобы вместо реанимации меня понесли в морг.
— Живой я, зенки разуй... — я открыл глаза, все еще ожидая увидеть перед собой медика, но запнулся от неожиданности.
Надо мной склонился мужик, даже, скорее, парниша лет двадцати, павлином разодетый, ну чисто Юдашкин — синий костюм в черную клеточку, на голове кепка-восьмиклинка, в зубах папироска, кропаль тлеет. Над головой этого чудика с жидкими усами нависла огромная хрустальная люстра, какие показывают на экскурсиях по Александровскому дворцу... Так, секундочку, что за дела? Он вылупился на меня, я на него. Немая сцена. Выходит, ни о какой карете скорой речи не шло, если у медиков не ввели новую форму, что вряд ли. Да и рожа у этого пижона явно не врачебная, ушлый тип какой-то. Смотрит на меня, как урка.
— Очухался... — выдавил ошалевший пацан.
Он обернулся к еще троим, одетым в такие же нелепые фасоны и странные явно праздничные расцветки. Твою дивизию! Да кто все эти чудики? Я будто на во времена НЭПа попал.
Вокруг пестрили серебром приборов столы с белоснежными скатертями, у которых толпился народ, разодетый, как на новогодний корпоратив тематики а-ля «Чикаго эпохи сухого закона». Мужчинки при пиджаках разной расцветки, дамы в пышных вечерних платьях...А хмырь возле меня продолжил и выдал вдруг то, отчего у меня глаза полезли на лоб.
— Добить арапа надо, выводим его...
Пока я переваривал, к окружившим меня пацанам подбежал еще один — четвертый. Этот был постарше остальных, хотя тоже молодой, лет двадцати пяти где-то. Усы как у Чарли Чаплина, вовсе не жидкие, как у его дружка, над глазом шрам, будто однажды ему хорошенько рассекли бровь в бою, и глаз этот белесый. Запыхавшись он кринул:
— Шухер, атасник маякнул, что мусора упали на след. Тикаем!
Я ничего не мог понять.
— Нафаня-то живехонький гад... — попытался возразить наглый парниша с папироской в зубах, но его прервала трель свистка.
— А ну не двигаться! Милиция!
Какой там двигаться, я до сих пор не знал, где у меня руки, где ноги, чувствуя себя выброшенным на берег карасем. Только приподнялся на локтях на полу ресторана и, хлопая глазами, озирался, пока туман в голове постепенно рассеивался. Мне все еще тяжело давалось происходящее, поэтому за тем, как пацаны, явно струхнув, рванули прочь, я наблюдал совершенно отстраненно. Что за чертовщина вообще происходит и куда я попал?!
Даже не вздрогнул, когда послышались хлопки — началась-таки стрельба.
Заверещали женщины, заохали мужские голоса. Народ, кто до сих пор оставался сидеть за столами, повскакивал, а те, кто уже был на ногах, бросились к выходу.
— Поднимай его, попался, паршивец!
Два ретро-мента, упустившие разбежавшихся пацанов, выросли передо мной. Я с удивлением рассматривал эту парочку. Фуражка темно-синего сукна с козырьком из черной лакированной кожи. Над козырьком пуговицами крепился кожаный подбородный ремешок. Странный мундир из тонкого сукна в цвет фуражке, «спортивного» фасона и со стоячим воротником. На груди пара нашивных карман с одномысковыми клапанами. Ботинки кожаные, черные, с высокой шнуровкой. Ну и перчатки из трикотажа темно-коричневые.
