это кто-то ещё, или это опять моя неожиданная побочка, которая позволяет видеть магию. Я машинально посматриваю по сторонам. И опять вижу испуганные лица. Пивовары, похоже, реально в ужасе. И я прямо уже нутром чую, что они на грани побега. Уже «дрогнули».
Разница между солдатами и воинами видна невооруженным взглядом. Пусть мои «чуханы» и полуфибракат солдат, но они привыкли подчиняться командирам. А эти мужики, которые стоят на телегах сейчас… Они бойцы, они сплоченная команда. И они слишком хорошо знают себе цену. Поэтому приказы вполне себе могут быть обсуждены, а прежние договоренности пересмотрены.
Рыцари тоже в ужасе. Но ужас этих скрыт показной бравадой и не помеха их решимости умереть в бою. Аристократов с детства воспитывали как убийц. К тому же, они уже знают, что мертвецы страшны, но не неуязвимы. А может, просто эти конкретные люди, оставшиеся вместе со мной драться против невыразимо страшного врага — отчаянные храбрецы. Даже привычный к таким видам Эфест стоит бледный и выглядит на все свои стовосемьдесят, или сколько ему там. Гвена весело мне улыбнулась, прежде чем захлопнуть забрало. Ей сейчас явно весело и интересно. Сперата держит долг передо мной.
А вот горожане… Да, слабое звено. Как ни крути, но такова суровая правда — пехота ненадежна. Поэтому пехоту средневековья так редко берут в расчет. Даже жуткая альтернатива пустить в контадо Караэна толпу мертвецов уже не кажется им такой уж ужасной, перед перспективой стоять тут насмерть.
Я слышу тихие перешептывания среди городского ополчения. Дядьки неодобрительно трясут бородами. Надо срочно что-то делать, но в мозгу пусто, как на первом свидании. И все же, пивовары остаются на местах.
Сперат пытается петь, но его никто не поддерживает и он замолкает. Зато возобновляется скрип натягиваемых арбалетных дуг и стук их выстрелов. Я и пропустил, когда арбалетчики перестали стрелять. Я смотрю на то как арбалетные болты, вышибая искры, рикошетят от шлемов или бесславно втыкаются в большие щиты первой шеренги нежити и вдруг чувствую внутри, там где сердце, будто какой-то узел завязывается. Как змеи ползают. Это страх, настолько сильный, что я чувствую его физически. Пусть моя отморозь и держит эмоции в узде, тело меня подводит. Поэтому я и туплю стою.
— Прямо как, — громко говорит Ланс. — В страшной сказке.
— В какой сказке было про орду мертвецов? — визгливым, тонким голосом отвечает ему кто-то.
— Моя бабушка рассказывала, — говорит кто-то неожиданно спокойным басом на соседней телеге. — И про орду мертвецов. И еще про вампиров. И про вендикатов…
— Я даже знаю, почему она тебе это рассказывала! — тут же отвечает ему Гвена. Веселым, задорным голосом.
Все затихают, прислушиваются. Басовитый пропускают свою реплику, но я, наконец, разлепил губы и сказал вместо него нужное слово. Как мне хочется верить, сказал спокойным голосом.
— Почему⁈ — спрашиваю я с наигранным интересом.
— Да не любила она его. Вот и хотела насмерть напугать! — отвечает Гвена громко и хихикает. Шутка за пятьдесят, но в этот напряженный момент она спасает ситуацию.
— Да она сама его боялась, ты его видела? — подхватывают доморощенные шутники с соседних телег. По ополчению волной проходят смешки, кто-то даже вполне нормально засмеялся.
— Да, бабуля сама и была вендикатом! — внезапно говорит бас. — Как я сразу не догадался!
Лимит дурацких шуток уже исчерпан и басовитого не поддерживают одобрительным смехом. Однако и напряжение отступило. Люди обмениваются глупыми шутками с соседями, видное место среди которых занимают шутки про бабушек и прочих родственников. Пивовары встряхиваются, будто напружиниваются, как псы перед схваткой. Перехватывают поудобнее оружие. Арбалетчики стреляют всё чаще.
Древняя дорога выложенная желтыми плитами, тракт из забытых времен, всегда вызывал у людей трепет перед предками и мистический интерес. А теперь она становится путеводной для армии тьмы. С обеих сторон ее стискивают зловонные болота, залитые бледным светом луны. Топкие звуки и мерцающие отражения в воде создаю мрачную атмосферу и без противоестественных воинов на ней.
— В первый раз так страшно не было, — вполголоса удивляюсь я своим ощущениям.
Это ошибка. Меня слышат. И тут же волна шепота катится по рядам пивоваров. Я точно от страха совсем отупел, сказанул вслух. Я натыкаюсь на откровенно презрительный взгляд Ланса. Он поднимает руку и захлопывает свое забрало. Молча. Но этот жест прямо таки пропитан ядом едкой насмешки. Я и сам кусаю губы от стыда.
Аристократ не испытывает страха. Никогда.
Армия нежити вдруг останавливаются. Они не обращают внимание на обстрел. Причина их остановки становится ясна минутой позже. Часть неживой пехоты сходит с дорожных плит прямо в болото. И почти сразу оказывается в воде по грудь. Это их тоже не заботит. Они дальше лезут в болото, погружаясь все глубже, разгоняя болотную грязь шлемами. Пока не пропадают из вида.
— Обходят, — нервно говорит Анья рядом.
— Матль, разбить отряд на две части и выстроиться вдоль дороги! — командую я.
Похоже это уже слишком. Пивовары явно недовольно, но невнятно ворчат. Что хуже, они, один за другим, отходят от борта телег.
— Встань вперед, Чевертак! — неожиданно пронзительно кричит Арья. — А вы куда собрались? Встаньте вперед, трусливые ублюдки! Или будете прятаться за мою юбку?
Это заставляет ближних к нам замешкаться. Но те, кто на дальних телегах, сейчас слышат только свой страх.
— Сперат, смотри! — снова веселым голосом, и слишком громко для обычного человека, кричит Гвена. — Среди пивоваров только у одного есть яйца! Да и тот в юбке!
Горожане затихают, переваривая изощренное оскорбление. Ланс издевательски смеётся.
