Я направился в кадры. Поднялся на второй этаж, дверь кабинета открыта. Мария Антиповна, изящно выгнув цаплей спинку, стучала по клавишам пишущей машинки. Как настоящий кадровик, она не поворачивала головы, когда кто-то входил. Просящему положено было первому прокашляться, поздороваться, пошмыгать носом, дабы привлечь к себе внимание инспектора. Но меня она сразу узнала по походке, хоть я и был без галифе, и шляпу на панаму не носил.
Не переставая стучать по клавишам (это высший пилотаж навыков машинистки), она повернула голову и проговорила:
— Здравствуйте, Александр Александрович.
— Привет, Маша, а что так официально? Вот подойду и ущипну за…
Хотел сказать — за попу, но осекся. Я вдруг понял, почему Мария Антиповна не вскочила ко мне с объятиями — в кабинете мы были не одни. За столом для бумаг и пришлых сотрудников-посетителей копошился эксперт-криминалист.
— Ущипну за… — пришлось продолжать начатую фразу… За вон тот росток. Вернее, отщипну.
Я ткнул в стоящий на окне в глиняном горшке глянцевитый вялый фикус-пикус неизвестной породы.
— Уж больно цветок красивый, — качал я головой, будто любуясь на отвратительное порождение флоры, — Все хочу росточек попросить, а то у меня в кабинете без декора грустновато интерьер смотрится. Это же… спатифиллум?
— Бегония, — ответила Мария, а Валентин удивленно приподнял бровь, оторвавшись от бумажек и глянув на полудохлое комнатное растение с нездоровой рыжиной на листьях.
Его бы пристрелить (не эксперта, а цветок), чтобы не мучился, а не росток отщипывать.
— М-да? А я думал, спатифиллум. Тогда потом отщипну… Как-нибудь в другой раз.
Честно говоря, для меня каждый незнакомый цветок — это спатифиллум. Слово красивое, и из названий цветов только его знаю (само растение в глаза не видел, наверное), и как-то запомнилось раз и прилипло. Нет, я, конечно, знал самые распространенные в СССР комнатные цветы, их обожали выращивать советские хозяйки. Это герань, хлорофитум и прочие кактусы. А все остальное для меня — спатифиллум.
— Что вы хотели, Александр? — кадровичка старалась не улыбаться, даже лоб морщила, но глаза ее светились, уголки губ все одно предательски прогнулись чуть вверх.
Что хотели… Не «что», а «кого»… Сказал бы я ей, да Валек рядом. Копошится в бумажках, что личинка в навозе. Интересно, скоро он уйдет? Судя по сосредоточенному взгляду и тщательности, с которой он трет сейчас краем вязаной жилетки стекла очков — совсем не скоро. Ну да ладно… В следующий раз, значит….
— Грамоту хочу, — сказал я правду.
— М-м… Ну это на день милиции или на юбилей Главка. Или можете внеочередным образом отличиться. Поймать маньяка. Сексуального…
— А маньячки бывают? Сексуальные? — серьезно произнес я.
— Сексуальные бывают, а вот насчет того, маньячка или нет, это уже органам решать.
Валя и ухом не повел на наши игры в иносказания.
— Нет. Не мне награда. Я и без грамоты обойдусь, она нужна моему другу.
— Мухтару? Хи-хи…
— Мухтару я куплю мяса лучше. Юному помощнику милиции. Школьнику. Да ты, то есть вы, его видели. Он частенько у меня в кабинете находится. Ну-у… когда дверь у меня открыта, — уточнил я, поняв, что сотрудник кадров обычно не бывает в кабинете у кинолога. — Из вашего окна видно. Да?
— Конечно, конечно, это рыженький такой?
— Темненький, просто на солнце блестел. Он многое делает для становления кинологической службы в ГОВД, — я стал снова перечислять, но уже не загибая пальцев.
Мария Антиповна, слушая меня, наклонилась к выдвижному ящику стола, вытащила оттуда лощеный бланк грамоты. Все как положено — с флагом, гербом и Лениным. Протянула мне и сказала:
— Заполни красиво, напиши, за что и кому, подпиши у Петра Петровича, потом придешь, я тебе шлепну. В смысле, печать шлепну.
Она снова захихикала, уже не слишком скрываясь.
— Так просто?
— А что, должно быть сложно?
— Ну, Мария Антиповна, — изобразил я эмоции, глотая смешок. — Я тут, значит, распинаюсь, настраиваюсь, а оказывается, все просто… И в главк не надо запрос делать.
— Грамоты у меня с соревнований по Динамо остались, — улыбнулась женщина. — Считайте, вам повезло.
— А если бы не повезло?
— Пришлось бы в «Союзпечати» бланки покупать.
— Ну, тоже ничего сложного и критичного.
Наша игра для одного зрителя подошла к концу. А зритель этот ни ухом, ни глазом, ни другим местом не повел. Вот паразит, а мы так старались…
— Валентин, — я подошел к столу с криминалистом. — А вы что, в кадры перевелись?
— Я характеристику свою в личном деле не могу найти. Чтобы заменить.
— На фига? Э… э-э… Зачем?
— Мама мне новую сделала. Представляете? В старой забыли указать общественную деятельность по линии юных защитников природы, мою победу в Артеке на математической спартакиаде, и еще не было прописано о…
— Погоди, — прервал я его. — Валёк! Характеристика, блин, что? Школьная?
— Ну да…
И тут уж я не стал сдерживаться и поправляться:
— На фига⁈..
— Александр, — встал и снял очки эксперт. — Вы недооцениваете роль характеризующих материалов. Объективная оценка о человеке как члене коллектива, работнике, общественном деятеле в обязательном порядке должна быть задокументирована и приложена.
— А, ну если задокументирована, то да… — закивал я. — Без школьной характеристики в милиции не место. Кстати, Валентин, ты тут сильно не засиживайся, у меня к тебе дело есть. Зайду скоро к тебе в вотчину лабораторную. Ты можешь определить, из золота или нет выполнено изделие?
— Там должна быть проба выбита, — отозвался эксперт.
Простой какой, это б я и так увидел. Чтобы глаза разуть, корочка эксперта не нужна.
— Нету пробы, и это не кольцо вовсе.
— Хорошо, приносите… — он снова зашелестел бумажками.
Я подхватил грамоту и пошел на выход. Уже в дверном проеме обернулся и подмигнул Маше, а потом показательно завел глаза к потолку.
Вышел, прошел пару кабинетов. Встал в закуток коридора возле замшелого огнетушителя. Чуть подождал. Ага… Зацокали каблучки — все ближе и ближе.
Шаги перед закутком замедлились, и ко мне впорхнула кадровичка. Повисла на шее и впилась поцелуем в мои губы. Я обнял, погладил ее по интересным и упругим местам, но почувствовал вдруг, как неизбежно кривятся под ремнем брюки, шумно выдохнул и чуть отстранился. Мы отлипли друг от друга.
— Пойдем к тебе, — прощебетала она.
— Сегодня у меня посетитель, — покачал я головой.
— Кто? Опять журналистка? — Мария Антиповна еще больше отстранилась.
Уперла кулачки в бока, а локти чуть отвела вперед, будто на меня острием направила.
— Нет, обладатель этой вот грамоты, — помахал я бланком.
— Ясно, — сверкнула она зубками, а затем спешно чмокнула меня в губы и выскочила из закутка, потому что по коридору кто-то шел. Я вжался в стенку и притворился старой штукатуркой.
Шаги приблизились. Это был эксперт Загоруйко.
— Мария Антиповна, — проговорил он и преградил ей путь, а я вжался еще сильнее.
Представил, как превращаюсь в красный огнетушитель. Интересная штука жизнь. Вот прячусь здесь, как зайка серенький, а на душе приятно. Странная скотина человек — много ли для счастья надо?
Кадровичка расправила плечи, мужественно прикрывая меня от Загоруйко. Но тому было не до огнетушителей в закутке.
— Я там вам характеристику новую оставил на столе, — проговорил он удивительно монотонным голосом, будто робот Вертер. — Старую так и не нашел. Вы ее вшейте, пожалуйста, в личное дело. Хорошо?
— Конечно, Валентин Евграфович, всенепременно.
В конце фразы еще напрашивалось «сударь», но Мария ничего не сказала, а «сударь» потопал дальше.
Я вышел из закутка и посмотрел в спину вязаной жилетки с незамысловатым узором явно рукодельного пошиба.
— Задолбал со своими характеристиками, — скривила губки Мария. — Чтоб его голуби на улице в звании повысили.
— Скрупулезный, сразу видно. Странно, что не нашел документ, — хмыкнул я.
