Ого, это уже уровень.
— Насчет Нобелевки?
— Нет, — Шишкин засмеялся. — Мы можем устроить клинические исследования на базе ЦКБ.
Бинго! Это я и планировал. Только впрямую переть не хотелось. А теперь Шишкин как бы сам, по собственной инициативе вписался.
— Не перехватят тему? Желающие то найдутся. Небось еще какие-нибудь именитые...
— Если Чазов поддержит — побоятся. Потом: кто первый пошлет статью в научный журнал — у того и приоритет!
— Да нечего еще слать. Надо сначала на животных опробовать, потом уже к клиническим испытаниям подходить.
— Ладно, как будете готовы — дай знать. — Шишкин затянулся трубкой. — Тут не только награды и премии. Это приоритет в науке. Он дорого стоит. Новые лекарства, методы лечения...
—Иностранные конференции и симпозиумы, — подхватил я. — Выезды за рубеж...
— Ты умный парень. Я сразу это понял. Аня тебя почему-то невзлюбила... Но мы это исправим. Пойдем в столовую, пора отметить твой успех.
***
За обедом я старательно поднимал тосты, подливал дамам вино, Шишкину — коньяк. Кроме протокола опытов, мне до зарезу нужно было подпоить Николая Евгеньевича и выведать у него насчет Хаммера и его дочки. Не может быть, чтобы не знал об этом случае — врачи еще те сплетники. Особенно «придворные».
— Трудно на скорой работать? — спросил Шишкин, после того, как уже и выпили, и закусили, и наступил тот трепетный момент между основным приемом пищи и десертом, когда люди пытаются развлечь друг друга.
— По всякому бывает, — ответил я. — Иногда грустно, чуть реже — весело.
— И что там может быть смешного? — полюбопытствовала Анна Игнатьевна. Наверняка три бокала португальского портвейна, которые она выдула за обедом, чуть смягчили ее сердце, и сейчас она смотрела на меня уже не с глубокой пролетарской ненавистью, а с легким аристократическим презрением.
— Ну вот недавно было, — чуть повспоминав, начал я. — Послали нас на отравление таблетками. Реаниматологов не было свободных, вот мы и поехали. Медикаментов наглоталась девочка лет пятнадцати, ей не то мама гулять с мальчиком запретила — в этом месте Лиза заулыбалась, глядя на хмурую маму — не то с уроками какая-то трагедия случилась. Путались они в причинах. Ладно, раз такое дело, надо, извините, промывать желудок. Ну вот, я пока готовлю всё необходимое: зонд, таз мама притащила...
— Мне делали эту ужасную фиброгастроскопию, помнищь, Коля? — влезла с воспоминаниями хозяйка. — Я так мучилась тогда.
Ого, какое вино хорошее. Надо срочно налить еще бокальчик буржуинского партейного, Анна Игнатьевна в этом остро нуждается!
— Да, очень неприятная штука, — поддакнул я, заодно вспоминая, что в самом обозримом будущем мне предстоит не одна такая «веселая» процедура. — Так вот, пока готовился, померили давление, пульс посчитали — всё в порядке. Врач наш спрашивает: а какими таблетками отравилась? Ей показали упаковку, потом вторую. Смотрю: что-то не то, доктор начинает потихоньку улыбаться. А сколько же выпила таблеток? — пытается узнать она. — Одну вот эту, и две вот этих, — признается девочка. — Остальные в унитаз выбросила, побоялась, что плохо станет. Оказалось, что она выпила таблетку анальгина и два драже аскорбинки, а мама подумала, что всю аптечку.
Первая история зашла на «ура», народ попросил продолжения.
— Поехали мы на вызов — болит голова. Поднимаемся в квартиру — а там у мужика белая горячка. Вот натуральная — и мух ловит, и с друзьями в углу комнаты разговаривает. Спрашиваем: сильно ли пил товарищ? Вообще не пил, отвечают. Трезвенник.
— Так может, он просто с ума сошел? — влезла в рассказ хозяйка. — Мало ли что случается?.
— Да он таким перегаром дышал, что я боялся, спичку зажжет кто-нибудь, — объяснил я неожиданному эксперту в наркологии. — Как же, удивляемся, вот и запах, и всё остальное, и трезвенник? Да что вы говорите, возмущаются родственники. Он заслуженный человек, тридцать лет на одном месте, дворником, ни одного прогула, только благодарности. Что он там пил? На завтрак стакан самогона, в обед, и после работы. А чтобы как пьянь, под забором — никогда. Это свояк приехал, так они три дня отмечали просто, вот заболел.
—Ста...а...а...а... — Николай Евгеньевич в самом буквальном смысле слова сползал под стол. — Аня, мне срочно... а-ха-ха... надо взять на вооружение... Видишь, человек совсем не пьет... а-ха-ха!!!
В отличие от профессора, Анну Игнатьевну рассказ развеселил чуть меньше. Видать, она считала, что в жизни ее мужа присутствуют некоторые излишества. Да я бы с такой женой бухал без просыпу.
Мама с дочкой ушли на кухню готовить всё к чаю, а я решил закрепить успех и рассказал Николаю Евгеньевичу мужской анекдот. Наклонившись к нему, я вполголоса поведал:
— Отмечают пятнадцатую годовщину свадьбы. Дата круглая, позвали гостей. Все выпивают, поздравляют. Жена думает: «Нормальный мужик оказался, и зарабатывает, и по дому помогает. Жаль, конечно, то в гараже с друзьями, то на рыбалке нажрется. Но всё равно повезло». А муж: «А ведь если бы убил в первый день, как раз сегодня вышел».
Шишкин опять захохотал, вытирая слезинки из уголков глаз.
— Спасибо, жизненный анекдот, — поблагодарил он. — Надо запомнить, коллегам расскажу. — он помолчал немного и вздохнул: — Ох, работа эта... Мало своих, так еще и импортные... Привезли вон, в реанимацию, консультировать ходил, — он почти шепотом на ухо мне продолжил: — Американку, внучку друга самого, — он закатил глаза, — Хаммера такого... Повеситься хотела... Спасли еле-еле.
Я покивал, сочувствуя тяжелой судьбе консультанта таких сложных пациентов.
— И что? Выжила? — как бы между прочим поинтересовался я.
— Да, очухалась, — сказал профессор — Прокапали как положено. Уже через день, погрузили в самолет и увезли, — он повернулся к жене, которая заносила заварник: — Рассказываю про американку.
— Ох, бесятся уже с жиру, эти богачи, — чуть переигрывая, вздохнула Анна Игнатьевна. — И чего ей, спрашивается, не хватало? Всё есть, живи да радуйся — и муж миллионер, и отец, а про деда и говорить нечего. Вы видели этот Совинцентр на Кутузовском? Это же сколько у человека денег! А эта дура — в петлю...
— Но вообще-то история, — встрепенулся Николай Евгеньевич, и на этот раз не только закатил глаза, но и показал пальцем на люстру над собой, — не для распространения...
— Всё прекрасно понимаю, могила! — пообещал я, вызвав у хозяйки слегка пренебрежительную усмешку своим просторечием. Вот прямо уверен, она точно в туалет не ходит. Есть, пьет, а наружу ничего кроме запаха фиалок.
— А давайте поиграем во что-нибудь! — вдруг влезла в беседу молчавшая уже минуты полторы Лиза. — Андрей, предлагай!
— В «крокодила», может? — брякнул я и тут же получил ответочку.
— Вот еще, буду я кривляться, — презрительно отвесила Анна Игнатьевна. Да, не ту стезю дама в жизни выбрала. ей бы в дипломаты податься. На самых сложных переговорах, когда все аргументы исчерпаны, выпускали бы ее. И говорить ничего не надо — вот так бы посмотрела, и нужный результат достигнут. Возможно, Анну Игнатьевну внесли бы в список запрещенных приемов.
— Ну мама... — проныла Елизавета.
— Предлагаю «скрэббл», — торжествующе улыбнулась хозяйка. — Вы английский и в школе учили, и в институте. Неужели какие-то трудности возникнут?
О, как тут всё запущено... Я представил себе как семья Шишкиных, положив с одной стороны словарь Мюллера, а с другой — десятикилограммовый том Oxford English Dictionary, составляет иноземные слова и мне чуть не стало плохо. На слабо ведь берет, анидаг. Но я не пацан, на такое не ведусь. По крайней мере, не в этот раз.
— Я пас, — встал я. — Мои знания английского, конечно, чуть лучше, чем «май нэйм из Вася» и «Ландэн из зы кэпитэл ов юнайтыд киндэм», но именно что чуть. Боюсь испортить вам всё удовольствие.
При этом я старательно произнес школьные фразы без отечественного акцента. Может, и не идеально, но надеюсь, достаточно, чтобы кое-кто понял: ни хрена вам здесь не обломилось бы.
