С другой стороны, политех мне не светит. Совсем. Если я чудом поступлю туда, то вылечу на первой же сессии. Математика — это не моё. Точка.
Без диплома работать фотографом не позволят. В СССР без бумажки ты букашка в прямом смысле слова. Вольные художники либо фоткают своих знакомых в личные альбомы на альтруистических началах, либо рискуют познакомиться с ОБХСС и отъехать в места не столь отдалённые. Профессиональное образование необходимо.
И я верю товарищу инструктору, что поступить в техникум без направления или блата будет непросто. Профессиональная среда достаточно узкая. У всех есть знакомые, ученики, дети, внуки, другие родственники. Кому нужен непризнанный гений из отдалённого райцентра?
Пусть в областном центре, но работу придётся искать, и, скорее всего, не по специальности. И распределение по окончании учёбы тоже никто не отменял. Отправят меня куда-нибудь в Нарьян-Мар, оленеводов фотографировать. На ящик с крышкой.
Так что из всех зол, предложение Молчанова, вполне себе тянет на чахленькое добро. Но показывать этого не надо, потому что только так я получу возможность торговаться.
— Мы с Мариной Викторовной уже, можно сказать, сработались, — говорю с сомнением. — И фотографировать я люблю.
Марина снова издаёт звук "пфффф!" Да что с ней не так?!
— Вот и славно, —с улыбкой откидывается в кресле Молчанов.
— Но я всю жизнь мечтал о работе инженера! — тут же сдаю назад я. — И в Политехе есть военная кафедра.
— А в газете бронь! — парирует Молчанов.
Какой же всё-таки простой, но действенный метод. Сначала показать, что ты уже готов согласиться, а потом "откатить" на прежние позиции. Психологи говорят, что свою собственную вещь люди оценивают дороже, чем чужую.
Молчанов решил, что фотокорреспондент уже у него в кармане. И вдруг резко первый секретарь его лишается. Приобретать приятно, а вот терять своё — обидно.
Ну вот, мы уже пришли к торговле.
— А сколько мне придётся отрабатывать по целевой заявке?
— Пять лет, как везде.
— Но ведь я уже начну работать в газете с первого дня учёбы!
— На полставки!
— Почему не на полную?
— Потому что у тебя образования нет.
— А кто будет вторые полставки заполнять? Я ведь в газете буду единственный фотограф!
— На вторые ты можешь для дома Быта выездные съёмки на себя брать!
— Тогда, тем более, я целевую раньше отработаю!
— Какой тогда смысл нам тебя на учёбу отправлять?
Мы сошлись на двух годах отработки по окончании техникума, и я решаю, что это очень неплохой вариант. Никто не мешает профессионально развиваться в эти годы. Конечно, это не столица и даже не областной центр. Но есть журналы, есть конкурсы, выставки, наконец.
В государстве с такой чёткой структурой, как Советский Союз, самое главное — попасть в обойму. А мне сейчас как раз это и предлагают.
— А фотостудия при газете есть? — спрашиваю. — Какие ресурсы у меня будут?
Переглядываются. Вопрос застал их врасплох.
— Марина Викторовна? — Молчанов переадресует его главреду.
— Нет у нас ничего, — резко заявляет Подосинкина, — пара ванночек, да красный фонарь. Фотограф в штате газеты пять лет, как отсутствует. Когда соседей просим, когда область помогает. Побираемся.
— Можно пока воспользоваться мощностями фотоателье, — встревает Комаров, — Семён Дмитриевич не откажет.
Знаю я, какие там мощности. Сам их и усилил, за свой счёт.
— Хочу поблагодарить товарища Комарова за помощь и организаторскую прозорливость, — говорю.
Товарищ Комаров светится от удовольствия как медный рубль. А вот Молчанов моей фразой заинтересовывается.
— И в чём она выражается? —спрашивает.
— Товарищ Комаров уже дал мне добро, на закупку фотооборудования, и велел сохранять чеки, — объясняю, — я не понимал, для чего это нужно. Но распоряжение выполнил.
Выкладываю на стол чеки за экспонометр, увеличитель и плёнки. Не зря я вместе с кассовыми попросил себе выписать товарные. У Комарова округляются глаза.
— Девяносто восемь рублей?!
— Оборудование качественное, дорогое, — пожимаю плечами, — нужен ещё фотоаппарат, вспышка, объектив дополнительный… по расходникам ещё много чего…
— Ладно-ладно, — смеётся Молчанов. — Вижу, ты уже приступил к делу! Значит, мы договорились. Марина Викторовна, оформляйте завтра Альберта в редакцию стажёром. А в сентябре уже на ставку переведём.
— А я возражаю! — Подосинкина вскакивает с места, её голос дрожит от возмущения, —я против того, чтобы брать Ветрова в редакцию! Он ещё слишком молод и морально не готов к той ответственности, которую мы на него возлагаем. Работа фотокорреспондентом таит много соблазнов, которые способны сбить комсомольца с идеологически верного пути!
— Какие соблазны, что ты несёшь?! — звереет Молчанов. — То мне всю плешь проела, "вынь да положь ей фотографа". А когда предлагаю, фыркаешь мне здесь! Ты, Марина Викторовна, не истеричная институтка, а главный редактор! И чтобы этого всего я от тебя больше ни слышал! Ты поняла меня?!
— Да, Сергей Владимирович.
Марина садится. Её веки краснеют, а глаза предательски блестят. Размазали её качественно. Но куда интереснее, с чего она вообще решила взбрыкивать?
— Если все и всё поняли, то давайте расходиться, — Молчанов хлопает ладонью по столу. — Альберт, завтра приходишь в редакцию и знакомишься с фронтом работ.
— У меня экзамены...
— А я не говорю "работаешь, я говорю "знакомишься". Закончатся экзамены, приступишь. Всем всё понятно? — первый секретарь обводит взглядом нас троих и дожидается кивков, — тогда, все свободны.
* * *
— Серёжа, ты действительно хочешь удержать этого парня в своём колхозе? — говорит Игнатов.
Партийные лидеры отпустили подчинённых, но разговор за закрытыми дверями продолжается.
— Куда он денется, с подводной лодки! — ухмыляется Молчанов.
Сергей Молчанов и Владлен Игнатов приятельствовали ещё с институтской скамьи. Родители Владлена были потомственными большевиками. Отсюда и имя, идеологически выверенное, хотя и благозвучное. Гораздо лучше, чем Кукуцаполь или Даздраперма.
Владлен обладал редким чутьём на людей, поэтому среди всего потока в университете марксизма-ленинизма он сдружился с провинциалом без связей, Молчановым, и не отказался от него даже в период неожиданной опалы.
— Ты видел его фото? — Владлен выкладывает на стол Лиду в купальнике. — В жизни не поверю, что в тебя внутри ничего не шелохнётся при виде этого.
— Пошляк, — усмехается Молчанов.
— Отнють, — Владлен не принимает шутливый тон, — дело не в эротике, хотя тут твой пацан прошёл по самой грани. Это, друг мой, чутьё. А оно либо есть, либо его нет.
— А как он идеологически всё разложил, — соглашается Молчанов, — я заслушался. Особенно про эстетствующее кривляние.
— Откуда что берётся… — задумывается Владлен.
— Да ладно тебе! — Молчанов одержал победу и теперь ликует. Богата земля русская самородками. Ломоносов вон пешком в Москву пришёл...
— А ты видел этого Ломоносова? — цепляется Владлен, — водку с ним пил?! Если такие звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно.
— В любом случае шесть лет он никуда не денется, —Молчанов хлопает ладонями. — Стемнело, ты уже не полетишь никуда сегодня. Давай по маленькой, раз такое дело...
Опытная секретарша первого секретаря, услышав бубнёж в селекторе, со вздохом вытащила из холодильника порезанный лимон, балык из красной рыбы и сыровяленую колбасу. Домой она сегодня попадёт нескоро.
* * *
Комаров, не прощаясь, сворачивает куда-то в недра здания. Фокус с чеками его выбесил. А чего он хотел? Обещал помощь, а дал десять рублей! Теперь пусть попробует отвертеться. На общественных началах я у них пахать не собираюсь.
