к практиканту. Оно может даже и лучше, что студент принимает. Знания, так сказать, совсем свежие, а если еще и специализация нужная, не просто терапевт элементарный, а хирург какой-нибудь, то совсем распрекрасно. У меня травма как раз по части хирургии имеется.
До медпункта добрались с песнями. В этот раз мужики выдавали более серьезный и вдумчивый вокал. Горланили, обращаясь к грозному черному ворону, били себя в грудь и кричали, что никакой добычи, мать его за ногу, он сроду не дождется.
Как и большинство советских медпунктов того времени заведение данное оказалось в отдельно стоящем домике с нарисованным на фанерке красным крестиком и надписью: “Моховский медпункт”. Хотя в этот раз — это скорее был не домик, а самая настоящая избушка. Все как и полагается во внешнем антураже: строение бревенчатое, некрашенное, с покосившимися ставенками и печной трубой.
Судя по дымку, что несмелыми сизыми колечками струился над дымоходом — практикант на рабочем месте присутствовал. Это радовало.
Я, конечно, не врач, но понимал, что Алексей больше изображает из себя раненного Чапаева, чем действительно страдает. Может, боится осложнений или просто привык, чтобы все с ним возились как с маленьким, при малейшем его недомогании? Видно, мама его так воспитала. Дети и есть дети.
Постучав ботами и валенками по высокому порогу и сбив снег с обуток, мы дружной гурьбой завалились в медпункт. Но вместо молодого служителя Гиппопотама внутри нам явилось удивительное создание в белоснежном халатике. Трактористы и Алеша так и встали в пороге раззявив рты. Очаровательная девчушка годов чуть постарше Набоковской Лолиты деловито поинтересовалась, что такого у нас катастрофического приключилось, что мы пришли лечиться целым батальоном.
Мы рассказали, что спасать надо не всех, а только двоих самых грустных из нас. Тех, которые даже обезболивающее на грудь по причине мук хвори, принимать сейчас не в состоянии. Помощь им нужна квалифицированная и самая, что ни на есть, неотложная.
Первым пустили на стул осмотра именинника. Решили, что страдать в свой законный юбилей — кощунство последнее и терпеть такие муки нельзя больше ни секунду. Тем более запасы купленной в сельмаге водки уже магическим образом таяли прямо на глазах именинника.
Витьку Косого усадили на клеенчатый стул с потеками засохшей белой краски и велели рот разявить как можно шире, для обследования его недр на предмет аномалий.
Картина маслом. Практиканта усердно копошится пинцетиком во внутренностях головного мозга пациента, зайдя через его ротовую полость, в поисках злосчастной рыбьей кости. Группа поддержки вокруг замерла в ожидании чуда. Молчат, даже сопеть перестали. Переживают за исход наисложнейшей операции. И тут Алеша выдает резонный вопрос (уточнить вдруг решил степень квалификации чудного создания, ведь скоро его очередь):
— А вы извиняюсь на кого учитесь?
Продолжая усердно ковыряться в глубинах души Витьки Косого, девчушка невозмутимо отвечает:
— Hа гинеколога…
Занавес…
Выпали все так, что чуть стекла от громкого смеха в избушке медпункта не осыпались. Один из мужиков даже с ног свалился, чтобы ржать сподручнее было, и можно было по полу кататься
Только имениннику не до смеха совсем. Мычал и кулаком махал на сотоварищей, что так нещадно обсмеивали ситуацию его горькую.
Но девчушка молодец. Не смутилась, а лишь улыбнулась. Медиков трудно чем-то смутить, их с детского сада учат быть стойкими к боли чужой и своей.
Наконец, злосчастная кость под аплодисменты трактористов была извлечена из горла именинника. И тот, не веря своему счастью, заорал слова слезной благодарности, дескать, спасибо, мужики, что не дали сдохнуть и привели меня к этой распрекрасной кудеснице. Даром что врач она не совсем тот, но глубоко залазить может и жизнь через это человеческую спасти способна.
Настала очередь Алексея. Я подтолкнул его к смотровому стульчику. Он набычился и просопел:
— Вы знаете, я, пожалуй, не буду лечиться. У мне вдруг все прошло чудесным образом. Наверное, обезболивающие ваше подействовало, прямо вода живая.
— Врешь! Не пил ты! — загалдели мужики. — Пригубил только. А ну садись на стул, пусть барышня руку твою посмотрит, а потом вместе с нами будешь полноценно и не ущербно Витькин день рождения отмечать. А с одной рукой пить несподручно. Закусывать неудобно и, опять же таки, если кто на радостях в глаз заехать захочет, сдачи дать не сможешь.
— Позвольте, товарищи! — Алексей пятился к выходу. — Я не собирался пить и уж тем более с кем-нибудь драться. Конфликты нужно решать мирным путем, не зря один китаец в свое время мысль мудрую изрек, что лучшее сражение — то, которое не состоялось.
— Так никто про конфликты и речи не ведет! — голос Витьки Косого звучал на удивление звонко и громко, будто тазик медный по ступенькам скачет. — Оставь, дорогой товарищ, конфликты для начальника на работе, для тещи и прочих надзирающих органов. А в деревне драка — это так, размяться, чтобы члены тела не затекали, и трезветь быстрее помогает, когда не лезет уже ничего внутрь.
— А бывает, — добавил его товарищ, — что добрый мордобой и от скуки спасает на славу. Вон, на той неделе свадьба была у бухгалтера колхозного. Веселья — как на кладбище в полнолуние. Потому как женился он на такой же скучной особе — коллеге своей. У них кроме цифири в голове ничего веселого не бывает. И родня у них такая же пришибленная сидела. Ни в морду плюнуть, ни сплясать. Вот и пришлось мне все в свои руки брать. Вскочил я из-за стола и крикнул, что наших бьют, и сходу соседу в глаз заехал. И тут ключом живым свадьба забила, взбудоражилась. Не беда что треть посуды перебили и отцу невесту зуб высекли, да разве ж цена это за хорошую свадьбу? Такой праздник всю жизнь помнить должно.
— А ты говоришь — конфликты, — вернул себе слово именинник. — Бить и любить — одно и то же у нас. Так что садись, браток, на стул, плечо тебе волшебница лечить будет, чтобы если что, ты в общем веселье мог смело поучаствовать и зубы при этом сохранить.
От таких наставлений Алексей совсем стушевался и поглядывал на меня как затравленный ежик из тумана. Я не стал его “спасать”, а, еле сдерживая смех, кивнул ему на стул. Сам виноват, настоял на медпомощи, вот и пусть терпит теперь.
Катков вздохнул и сел на краешек стула.
— Вы, может, пальто снимете? — проговорила медичка.
Алексей снова встал, медленно снял шарф, шапку из западно-сибирского тушкана (рыжая такая, ну, точно из него сшита), затем расстегнул пальто. Стянул нехотя его
