на сухом шершавом языке. А как же взрыв?
— Мам, — попробовала Кирана позвать старую Нарву, но из горла донёсся лишь сип воздуха.
За стенкой что-то грохнуло, и через мгновение в комнату просунулась голова Арвы с настороженно торчащими ушами.
— Арва, — просипела охотница подруге, подзывая к себе. И та услышала.
Юркнув в постель к Киране, волчица положила передние лапы на грудь девушке и следом умостила на них непривычно огромную голову. Из глаз волчицы капали слёзы.
Да что вообще происходит?
Охотница попыталась поднять ослабевшую руку, чтобы погладить волчицу, но сил не было. Рука даже не пошевелилась. Волной накатил липкий страх, оседая бисеринками пота на затылке. Вдруг она ранена и не больше никогда не сможет двигаться?
Сцепив зубы, Кирана снова повторила попытку, на этот раз решив пошевелить хотя бы мизинцем. И ей удалось. Значит, всё же тело слушается её, просто ослабло. Но от чего?
— Мам, — охотница снова позвала единственного дорогого человека. Будить уставшую женщину не хотелось, но почему-то пришла мысль, что Нарва обрадуется пробуждению дочери. Арва подняла голову с лап, указывая мордой на мать, как будто спрашивала: «Помочь?»
Кирана моргнула, надеясь, что подруга поймёт её без слов, однако помощь Арвы не потребовалась. Женщина заворочалась на стуле, сменяя неудобную позу, и на секунду приоткрыла глаза, чтобы тут же вскочить с колченогого стула и броситься на грудь дочери, заливаясь слезами.
— Вернулась! — то и дело повторяла она, — ты даже стихиям оказалась не по зубам, глупая моя маленькая девочка!
Нарва закончила слёзоразлив также неожиданно, как и начала. За двадцать лет это был первый раз, когда Кирана видела слёзы матери. Старая охотница суетилась, разогревая в котелке мясной бульон, добавляя в него щепотки разных трав и даже измельчённый макр. Спустя пять минут варево было готово и ложка за ложкой отправлялось внутрь девушки, только и способной, чтобы глотать самостоятельно. Когда пиала подошла к концу, Кирана, наконец, почувствовала в себе силы заговорить.
— Мам, что происходит? Почему мы дома? Что решили с Маливикой и Кромом? — вопросы сыпались из девушки, как пурга из снежных туч. — Когда будет сход? Я буду требовать справедливости!
— Сход уже был, дочка, — осторожно пояснила Нарва, присаживаясь на стул у постели и ласково поглаживая тонкую испещрённую сине-чёрными венами руку. — Крома отстранили от должности, новый вождь определится после Дикой охоты.
— А что с Маливикой? — уточнила Кирана, с удивлением отметив, что лопатка и ребро после нападения сумасшедшей ревнивицы не болят, хотя должны бы.
— Руку ей залечили, виру выплатили, — отвела глаза в сторону очага приёмная мать, теребя в руках мелкую шкурку с белки-летяги, — готовится к свадьбе с Ярвом.
Кирана в растерянности смотрела на мать. Внутри разливалась горечь. Для общины было бы лучше, если бы Маливика тогда не промазала. Наивно было ожидать, что за неё кто-то вступится. Кирана для всех оставалась чужой здесь, и даже грубоватая любовь Нарвы не смогла это изменить.
— Боги с ними, — криво улыбнулась охотница матери, — не до них сейчас. Нужно составить график тренировок на ближайшие три месяца для восстановления формы. Я же добыла макр для участия в Дикой охоте.
Кирана улыбалась счастливо, откинувшись на подушки. Она единственная за всю историю поселения без магии смогла добыть макр пятого уровня.
— Дочка… — Нарва не отводила взгляда от пламени, не выпуская из рук несчастную шкурку, —… до Дикой охоты осталось меньше трёх недель.
— Как три недели? — Кирана растерянно взирала на мать. — Что произошло? Рассказывай!
Старая Нарва уселась возле дочери и взяла её ладони в свои. Только сейчас Кирана заметила, что её руки выглядят не так как прежде.
— Что?.. — девушка замерла, рассматривая ветвистый чёрный рисунок собственных вен, будто в кровь ей добавили угольную пыль. Изредка по чёрным ниточкам пробегали искорки, словно маленькая вспышка неслась от сердца к кончикам пальцев, а затем обратно. Искорки, что интересно, имели разный цвет. Иногда они были синими, иногда алыми. — Что это?
— Магия.
— Какая?
— Непонятно, — Нарва сжимала ладони Кираны, не поднимая глаз. — В тебя одновременно попала магия огня старого Крома и ледяная магия Ярва. Ты должна была умереть, но вместо этого впитала их в себя, как в воронку. С того момента ты лежала в беспамятстве два месяца. Был сход, на котором в качестве виры Крому и Маливике присудили оплатить твоё лечение, а в случае смерти — покинуть общину. Так что они расстарались, заботясь о собственных задницах, — зло сплюнула на деревянный пол Нарва. — Даже возили тебя к шаману в Ледяные пустоши, но тот лишь развёл руками. Сказал, что в тебе от рождения боролись духи разных стихий и нынешнее ранение лишь усилило противостояние. Как только душа определится со стихией, тогда тело сможет перестроиться под её нужды, и ты очнёшься.
Кирана осмысливала услышанное. То есть у неё изначально была магия, и даже не одна, а целых две. Но почему она её не ощущала?
— У меня искры разноцветные… до сих пор… — то ли спросила, то ли констатировала очевидное Кирана, — и я очнулась… Не сходится.
Нарва горестно вздохнула, никак не комментируя выводы приёмной дочери. В очаге тихо потрескивали поленья. За окном завывали духи пустошей, обернувшиеся колючими ветрами в преддверии зимы. Арва расслабленно уложила голову на колени Киране, задремав.
— Полоски, которые были на мне во время нападения, где они? Где добытый макр, шкура и голова змея?
— Всё у нас. Я всё сохранила, — мать откинула крышку старого кованого сундука и вынула мешочек с макром. — Хочешь попробовать подлечиться, раз уж магия проснулась?
— Нет, — отрицательно махнуть головой не удалось из-за слабости. — Макр трогать нельзя, он — мой пропуск на Дикую охоту. Зато мясо змея — отличный регенератор, начнём с него.
Кирана приняла решение и начала действовать. Сдаваться не в её правилах, а значит, нужно готовиться к Дикой охоте и снова отправляться к шаману. Раз уж она выжила, значит, организм приспособился к магии. Теперь останется её приручить. Если уж с Кираной подружилась арктическая волчица, то у собственной магии нет шансов устоять.
* * *
Мы дожидались Макова в одной из гостиных с видом на парк, рассевшись на вполне комфортных диванчиках с обилием восточных подушечек. Иранец отдавал указания на фарси, но Агафьи не было, чтобы поинтересоваться переводом, поэтому приходилось любоваться красотами садово-паркового дизайна. Слуги, мелькая незаметными тенями, сервировали столик со сладостями и фруктами для гостей.
Должен был признать, что Абдул-Азиз оказался интересным собеседником. Он прощупывал меня на перспективу, при этом куртуазно ведя беседу обо всём и ни о чём. Один раз меня проверили на скорость реакции. Пришлось не разочаровывать Гепардеви и ловить случайно оброненную слугой бутылку с вином. Причём на знакомую этикетку я среагировал даже быстрее, чем на полёт. Это было вино производства Виноградовых, ещё из старых запасов, чуть менее, чем вековой давности. Если бы не магические способы сохранения, уксус был бы отборный.
Интересно, это к нашему визиту так готовились, что достали за несколько часов раритетный напиток, или просто совпало, что в погребах властителей Дербента нашлись соответствующие напитки?
— А у вас хорошая реакция, — хмыкнул Абдул-Азиз, — вы только что спасли жизнь слуге.
— Я не мог позволить пролиться крови из-за столь прекрасного напитка, произведённого русской ветвью нашего рода.
Рубиновое вино разлили по хрустальным бокалам и передали нам.
— Достойный напиток, — с уважением признал Гепардеви, продегустировав вино, — жаль, что эта ветвь вашего славного рода выродилась.
— Посмею не согласиться с вами, — пожал я плечами, — даже выкорчевав старый куст с корнями, со временем на его месте прорастает новая сильная лоза. Так будет и с этой ветвью.
— Сто лет — достаточный срок для возрождения, однако его не произошло, — с вежливой улыбкой ужалил словами Абдул-Азиз.
— Оно уже началось, просто не афишируется. Вас ещё удивит сила новой ветви, — коварно заинтриговал я иранца. Тот купился на наживку, проявляя извечное кошачье любопытство:
— Не может быть, моя семья имеет тесные связи с Российской империей. Мы бы узнали о возрождении старинного княжеского рода.
— Ну тогда вам должно быть известно, что все земли этой ветви рода вновь собрались под одной рукой и вновь готовятся возобновить семейное дело, — я улыбался во все тридцать два, глядя, как хмурится Гепардеви. Ещё
