— Да вы так не нервничайте, — сказал я. — А то опять помрете и попадете в какую-нибудь эпоху, где вашу стратегию вообще никто не оценит. В Древний Рим, например, а там лотерей нет и цезарь анонимок не читает.
— Лотереи, чтобы вы знали, молодой человек, как раз в Древнем Риме и придумали.
— Ну, если их там придумали, значит, в какой-то момент их там все-таки не было, — резонно сказал я. — Кстати, вот он, отличный шанс заработать на виллу где-нибудь в окрестностях Аппиевой дороги — можно лотерею изобрести.
Он вскочил на ноги и трясущейся рукой указал мне на дверь.
— Вон! Подите прочь!
— Можно мне хотя бы чай допить? — спросил я.
Наверное, я был не совсем прав, наверное, надо было с пенсионером как-то бережнее, со скидкой на преклонный возраст и все такое, а то вдруг его действительно еще раз удар хватит, и попадет он даже не в Древний Рим, а в какое-то совсем уж неприятное место.
Например, на тот свет, и на этот раз уже с концами.
Но я был слишком зол на майора Сашку, который притащил меня сюда, ничего не объяснив, и испортил мне утро выходного дня. Да что там утро, с учетом обратной дороги, он мне, как минимум, половину субботы запорол.
Не то, чтобы у меня были какие-то особые планы, но, черт возьми, это же не значит, что меня можно вот так запросто лишить законного выходного.
Но обострять дальше я не стал. Аккуратно поставил чашку с недопитым чаем на краешек стола, поднялся с кресла и направился к выходу.
— Желаю вам приятно провести день, — вежливо сказал я.
— Вон! — повторил он, но с уже куда меньшей экспрессией.
Вполне возможно, что я мог бы задержаться и вернуть разговор в конструктивное рёусло, наладить контакт, притворно восхититься какими-нибудь деталями его богатой биографии, и, вне всякого сомнения, он бы поведал мне многое о делах давно минувших дней, но мне на самом деле это было неинтересно.
Сашка ждал меня около машины.
— Слышал крики, — сказал он. — Умеешь ты, Чапай, расположить к себе незнакомых людей.
— Если ты хотел продемонстрировать мне что-то конкретное, тебе следовало бы сказать об этом заранее, — сказал я. — У тебя тут есть еще какие-то дела? Пойдешь за меня извиняться или что-то еще?
— Нет, разумеется, — сказал он. — Садись, поехали.
Я сел, и мы поехали, и опять не так, как я люблю.
— И что это было? — спросил я. — И, главное, зачем это было?
— Я просто хотел, чтобы ты увидел это собственными глазами, — сказал Сашка.
— Ну, ты своего добился, что-то я увидел, — сказал я. — То ли провальня, то ли кого-то, кого попросили сделать вид, что он провалень, то ли просто городского сумасшедшего. Дальше-то что?
— Он настоящий, — заверил меня Сашка. — Наш отдел его с сорокового года ведет. Мы его срисовали, когда он свое первое письмо Сталину написал.
— Видимо, в результате этого визита я должен был многое понять, — сказал я. — Уточни, пожалуйста, что именно.
— Не кипятись, Чапай.
— Мне не нравится, когда меня пытаются втянуть в какую-то игру, а правил не объясняют, — сказал я.
— Все тебе объяснят, — сказал он.
— В свое время и в части, меня касающейся? — уточнил я.
— А разве бывает по-другому?
— Это могло бы сработать, если бы я был вашим сотрудником, — сказал я. — А я — обычное гражданское лицо.
— Не такое уж и обычное, — сказал Сашка.
Конечно у них было, чем на меня надавить. Шестью трупами на дачах, например. Или самим фактом моего нахождения здесь.
У меня не было точного плана на тот случай, если наши с комитетом взаимоотношения выйдут на этот уровень и перейдут в агрессивную фазу, но это не означало, что я был готов позволить им разыграть меня втемную.
— Что он успел тебе рассказать? — поинтересовался Сашка. — Понимаю, что общались вы недолго, но главное-то ты уловил?
— Угу, — сказал я. — Он мой коллега и уже шестьдесят лет здесь.
— И он, как ты должен был убедиться, по молодости был очень деятельным типом, — сказал Сашка. — И попыток исправить историю предпринимал не один десяток, и, как ты тоже должен был заметить, он ее все-таки изменил, правда, в пределах своей жизни исключительно. Он член партии, член Союза Писателей, сценарист, режиссер, два фильма, восемь книг, тиражи, гонорары, какая-никакая известность…
— Никогда о нем не слышал, — сказал я.
— Такая себе известность, согласен, — сказал он. — Но, как ты видишь, у него самого все хорошо. Квартира в историческом центре, дача в Переделкино, персональная пенсия, ведомственные санатории по два раза в год…
— Я должен за него порадоваться?
— Это как ты сам решишь, — сказал Сашка. — Я, собственно, к чему веду? Он хорошо устроился, это устоявшийся, сука, факт. Но на глобальную историю в целом этот устоявшийся, сука, факт, никак не повлиял.
— Может быть, это потому, что он стратег и играет вдолгую? Или потому, что вы ему мешали?
— Мы ему не мешали, — вздохнул Сашка. — В том-то и дело, что мы ему не мешали. Пару раз одернули, когда он убийство исторической личности в ключевой, как он считал, точке, задумывал, исключительно из гуманистических, сука, соображений исходя, но по большому счету мы его в свободное плавание отпустили и просто наблюдали издалека. Ставки делали, и кое-кто за него даже, сука, болел. Но ничего не вышло. Союз как должен был развалиться через два года, так все к тому и идет, верно?
— Может, он в другом направлении работал, — сказал я. — Откуда вы знаете, что он именно развал пытался предотвратить?
— Так он сам никогда этого и не скрывал, — сказал Сашка.
Может, он врал. Может, это все в рамках его долгой стратегической игры, подумал я. Хотя это было слишком маловероятно.
— Его пример в любом случае ничего не доказывает, — сказал я.
— Конечно, — сказал он. — Этого слишком мало для статистики, но я тебе ничего доказать и не хотел. Просто продемонстрировать.
— Не понимаю, зачем, — сказал я. — Даже если бы я собирался спасать СССР, в восемьдесят девятом начинать это уже поздно.
— Некоторые наши считают, что и десять лет назад уже было бы слишком поздно, — вздохнул Сашка. — Но я хочу, чтобы ты запомнил этот момент на будущее. Мы ему практически не мешали, но у него ничего не получилось.
— А почему, кстати говоря, вы ему не мешали? — спросил я. — Разве святая обязанность вашего отдела не в этом заключается?
— Предположим, что это был своего рода эксперимент, — сказал Сашка.
— Что вы хотели с его помощью выяснить?
— Об этом чуть позже, — сказал Сашка.
Я покачал головой.
— Ты чистишь лук, — сказал я. — Снимая один слой за другим. И делаешь это слишком уж на мой вкус неторопливо.
— В каком смысле?
— В том, что готовым блюдом еще даже и не пахнет, и я понятия не имею, каким оно будет, но мне уже хочется рыдать, — сказал я. — Так что знаешь, повар, или показывай мне рецепт или я пойду искать другое заведение.
— А других заведений в округе нет, — сказал Сашка. — Или ты с нами, или ты объедки на мусорке подбираешь.
— Это ты меня так вербуешь, типа?
— Нет, — сказал он. — Я просто мягко веду тебя в нужном направлении.
— И это меня бесит, — сообщил я. — Или скажи, что вам от меня надо, или заканчивай вот это вот все к хренам.
— Не так быстро, Чапай, — сказал он. — Я, к сожалению, в этом ресторане не единственный повар. И далеко не шеф.
— Тогда сведи меня с шефом, и пусть он изложит, что вам от меня надо, — сказал я. — Или оставь меня в покое. В конце концов, ты мой законный выходной потратил, а я, знаешь ли, учитель, и далеко не каждую субботу отдыхаю.
— Шашлыки и пиво в каком-нибудь приятном заведении смогут спасти остаток этого дня? — поинтересовался он. — Петруха мне тут одно местечко показал, баранина у них, сука, охренительная…
— Если я не арестован, то просто отвезите меня домой, — сказал я.
— Зря отказываешься, — сказал Сашка.
— Можете остановить здесь, я на автобусах доберусь, — сказал я.
