Глава 20
В общем, пусть и с большим трудом, мне удалось успокоить парня, нервишки у которого действительно оказались ни к черту. Можно было, конечно, попробовать внушением поправить его состояние, Ментальным Даром я пользоваться еще не разучился. Но психиатр из меня так себе, я не товарищ оснаб, который на этом деле собаку съел. Мог бы и наломать дров.
Поэтому пришлось лечить хандру старым дедовским способом — песнями и алкоголем. И это вполне себе сработало — удалось перезагрузить парнишку, хлебнувшего в своей жизни немало дерьмеца. В общем, угомонились мы только к утру. Поспали немного, а после поправки здоровья, но уже не опохмелом, а Большим Лечебным Заклинанием, тепло расстались с Ломоносом.
— А уж и не припомню, когда так душевно время проводил! — признался мне старикашка, который уже и не казался таким мерзким, как поначалу. — А сейчас пора мне… Хозяйка уже меня потеряла небось… Но, жду, не дождусь, когда вновь встретимся и посидим так… так… — всё не подобрать сравнение Ломонос.
— Посидим, как нормальные люди, — пришёл я ему на помощь. — Я обещал, что вернусь, — ответил я, пожимая холодные руки Стихийного Духа. — А Хоттабыч слов на ветер не бросает!
— Тогда до скорого! — произнес старичок, запрыгивая в запряженные сани. — Н-но, родныя! Пошли! — И Волшебная Повозка резко взмыла в небо.
Мы с Матроскиным и Иваном неотрывно следили за ней, пока она не растворилась среди пушистых облаков.
— Ну, что, Ванюша, куда дальше пойдешь? — поинтересовался я дальнейшим планами нашего нечаянного знакомца.
— А! — отмахнулся он. — Куда глаза глядят. Если не прогоните, с вами пойду — вместе веселее. А то и пригожусь — места тут не сказать, чтобы тихие…
— Ты не против? — спросил я своего хвостатого друга.
— Нисколько, мессир, — ответил Матроскин. — Мы ведь тоже пока не знаем, где здесь выход?
— Логично, — согласился я со своим верным попутчиком. — Ну, что Ванюша, нам ли быть в печали[1]? — немного переделав слова, напевая, спросил я витязя.
— А что, и такая песня есть, Гасан Хоттабович? — сразу сделал стойку Ванька.
— Есть, — чтобы еще немного поднять настроение пацану, ответил я.
— Спой, а? — попросил богатырь. — С песней же всё веселей идти.
— А почем нет? — Я поднял с земли гармошку и накинул ремни на плечи.
— Эх, путь-дорожка, звени, моя гармошка
Смотри, как сияют нам звезды над рекой
Парни лихие, девчата огневые
Все заговорят наперебой
Эх, Ванюша, нам ли быть в печали?
Не прячь гармонь, играй на все лады
Поднажми, чтобы горы засверкали
Чтоб зашумели зеленые сады
— Гасан Хоттабыч, а разреши? — Когда я допел, Иван протянул руку к гармошке. — Тебе в таком возрасте, поди, тяжело гармошку таскать? Да и еще и меха тянуть надобно…
— Не вопрос, Ваня! — Я скинул ремни и протянул инструмент богатырю.
А вот насчет возраста я бы поспорил, да пусть уж великовозрастное дитя тешится. Как он только смог остаться таким спустя столько веков. Законсервировался он, что ли? Как вечный пацан Питер Пэн?
Буквально через несколько минут Ванька довольно бодро наигрывал услышанную в первый раз мелодию. Черт возьми, да у него точно талант! Это Ломонос вчера верно подметил. Так мы и пошли под музыку в сторону большого холма, на который грохнулся Змей Горыныч. Я хотел еще раз убедится, что убитый Монстр вновь не возродиться к жизни.
На первый взгляд, как и на второй, и на третий, и Магическое зрение транслировало ту же картинку — Горыныч сдох окончательно и бесповоротно! Так что волновался я совершенно напрасно. Поэтому, после небольшого совещания, мы решили продолжить путь, перевалив на другую сторону холма.
Холм постепенно становился все круче и круче, так что Ваньке пришлось оставить игру на так полюбившейся ему гармошке, и забросить её на спину. Несмотря на все мои советы, он так и не согласился сбросить свою броню и шагать налегке. Так и прел в своей металлической амуниции на тридцатиградусной жаре. Хотя, с таким-то опытом, он паренек ко всему привычный.
Мы достигли самого сложного и крутого участка холма. Матроскин ускакал вперед на разведку, а мы с Иваном стали карабкаться по склону, цепляясь руками за узловатые корни. На наше счастье, они настолько переплелись между собой, образовав удобную лестницу. Ползти по ней было довольно легко. Почти добравшись до вершины, я зазевался и, зацепившись ногой за один из выступающих корней, с размаху впечатался в землю.
Неожиданно почва подо мной просела, и я ухнул в пугающую черноту. Резкий удар о землю выбил из легких весь воздух, а перед глазами заплясали яркие звёздочки. Над собой я увидел лишь маленький пятачок света в кромешной темноте. В висках бухало и болела спина, отбитая о какие-то камни.
— Гасан Хоттабыч! — кричал кто-то, и эхо гулким молотом било по ушам. — Ты где⁈ Ты живой там, аль нет?
«Ванька, — сквозь шум в голове вспомнил я имя своего попутчика, — А где это я, в самом деле?»
— Мессир! Мессир! Я иду к вам! — верещал во всю глотку говорящий кот.
Приподнявшись на локте, я заорал в ответ что было сил:
— Матроскин! Иван! Здесь я! Живой! Только долбанулся немного!
— Ну, жив, слава Всевышнему! — облегченно выдохнул богатырь. — А то я кричу, а ты молчишь! Сейчас я тоже к тебе спущусь!
— Подожди, Ванюшка! — Остановил я спешащего на помощь витязя. — Сейчас я здоровье поправлю и «Светляка» соображу!
Малый Целительский Конструкт быстро унял боль в отбитой спине и немного «проветрил» голову. После чего я зажег уже привычный мне «Магический Светлячок», который слегка отвоевал у мглы огромное помещение, заваленное грудой какого-то мусора и хлама. Растревоженная пыль заставила меня несколько раз громко чихнуть.
— Ну, что там? — волнуясь, нетерпеливо крикнул сверху Ванька.
Я огляделся: с потолка свисали толстые канаты, но, рассмотрев их поближе, понял, что это корни исполинских вязов, в изобилии произрастающих на вершине холма. А холмик-то, оказывается, рукотворный!
— Ванька, спускайся сюда! — крикнул я попутчику. — Вон по тем корням! Видишь? Тут, кажись, что-то интересное имеется!
— Угу! — глухо ответил богатырь, протискиваясь в дыру, пробитую моим телом.
Но первым в дыру просочился мой хвостатый друг. Уже через мгновенье они с Ванькой стояли рядом, с любопытством озираясь по сторонам.
— Где это мы, мессир? — с удивлением спросил кот.
— Я думаю, — высказал я предположение, — это древний курган. В таких обычно хоронили великих воинов древности. Похоже, что Горыныч основательно повредил старую постройку, вот камешки вылетели под моим весом…
— Похоже на правду, — согласился Ванька, продолжая пялиться по сторонам.
— Скорее всего, так оно и есть, — согласился и Матроскин.
— Пойдем, что ль, глянем, чего тута есть? — предложил богатырь.
— Пойдем, — согласился я.
Далеко идти не пришлось, буквально через десяток шагов перед нами, тускло мерцая в неясном свете факела, выросла основательно запыленная груда золота.
— Вот это куча! — с присвистом произнес Ванька. — Даже у батьки моего столько злата-серебра не было! — произнес он, забираясь на золотую гору.
Подобрав золотой рогатый шлем, украшенный самоцветами, богатырь, сняв свой, нацепил найденный голову. — Смотри, Гасан Хоттабыч: чисто варяг-завоеватель перед тобой! Рюрик-прародитель! — Скорчил Ванька зверскую рожу, какой, по его мнению, и должны были обладать варяги-завоеватели.
Я со смехом покачал головой: восемь сотен лет пацану, а ведь дитя дитем! Такой вот детской непосредственности я уже давно не встречал!
— А вот и монетки какие хитрые: круглые, квадратные, треугольные, и с дырками! — кричал Ванька, с упоением ковыряясь в золоте, словно свинья в поисках желудей. — Вот такие, с квадратной дыркой, я в стране Чжунго[2] встречал, — делился он со мной своими знаниями. — Людишки там маленькие, узкоглазые и желтолицые, но их там, как тараканов за печкой. Просто до хуа. Племя ихнее так называется — хуа, — со смехом пояснил он мне. — О! — Выудил он из кучи очередную монетку. — А вот такие, со слоном и лучником на спине — я в Бенгалии[3] вида̀л! А эти…
