прошлого
— Какой же ты мерзкий, уйди от меня.
— Есть, есть хочу, — опустив голову, сказал не по-детски развитый, с умными глазами мальчик трёх лет, покрытый шерстью до самого лица, всё его тело говорило о бесконечном сражении с голодом: тонкие ручки, шея, впалые щёки.
— Нет у меня ничего, — присосавшись к бутылке, ответил отец, и послышалось характерное шипение, а потом бульканье, мутная коричневая жидкость исчезала во рту и крупными глотками утекала внутрь когда-то поджарого тела.
От былой красоты мужчины остались лишь грозные мускулистые предплечья с набитыми татуировками. Всё остальное заплыло жиром, обморщинилось и обрюзгло — время и алкоголь забрали им причитающееся по праву.
— У тебя лепёшка с яйцом в левом кармане, — ответил голодный сын.
— Всё-то ты чуешь, крыса недобитая, — покряхтел мужчина и сменил затёкшую ногу на другую, подоткнув голень под зад. Грубоватые, почерневшие от грязной работы пальцы достали недоеденную в фабричной столовой сдобу.
Мальчик с жадностью смотрел, как крошки падают по засаленной куртке и ждал. Знал, что нельзя показывать эмоции — иначе отец разозлится. Он не любил попрошаек.
Саймон, тот, что настоящий, смотрел за всей этой картиной со стороны. Потом встал между пацаном и отцом, всматриваясь в совсем юное лицо. Оно внимательно отслеживало количество упавших крошек, считало, сколько уже съедено лепёшки.
С каждым укусом в животе всё больше урчало, и ребёнок понимал — вновь придётся ворошить соседский мусорный бак. Они, прежде чем скормить всё это добро слизням, копили отходы — ежедневно таскаться на утилизацию никому не хотелось. Это оказалось спасением для маленького полукровки.
— Всё никак не нажрёшься, — бросил взрослый Саймон через плечо, поняв, что попал в собственные воспоминания, причём не самые счастливые.
Он знал — свинья в тот день всё сожрала, как и что за этим последовало. В дверь постучались.
— Кого там носит? — покряхтел только пришедший с работы отец. — Эй ты, мышь, иди открой.
Саймон скептически изогнул бровь — он знал свой характер. Набычившийся ребёнок попятился в угол снимаемой в сталогмате однушки и принялся раскладывать камушки с палками в одном известном ему порядке.
— Мы с тобой ещё поговорим, — кресло натужно скрипнуло. — Похоже, блохи завелись у тебя и в мозгу. Вам чего? — открыв дверь, нахмурился отец.
— Добрый вечер, — послышался вежливый голос, взрослый Саймон выпрямился и прошёлся к выходу. Здесь он никем не видимый призрак и мог делать что хочет, даже двигаться сквозь предметы. — Анатан Блэз?
— Ну, допустим, — вздохнул отец и прислонился к косяку двери, понимая, что от двух разодетых пижонов ему ничего не грозит, даже, наоборот — они пришли о чём-то просить, всяко лучше, чем Глок или его дружки.
— Мы можем поговорить? Это касается вашего сына, — сказал второй более властный голос.
Саймон рассматривал молодого Сомса. Тот был в гражданской форме, без красного плаща, чтобы не привлекать внимание в трущобах.
— Он что-то натворил? — в этом выражении почувствовалась угроза, и маленький мальчик её услышал своими чувствительными к звукам ушами, впрочем, как и тот факт, что наверху сейчас происходила драка.
— Нет, мы можем взглянуть на него? У нас есть предложение, — снова заговорил Кефрис, его лицо было гладким, как у женщины, а в руках он держал аккуратный кожаный портфель, вместе со снятой накидкой — в сталогматах всегда очень душно.
— Денежное, — многозначительно подняв брови, добавил Сомс, глядя в глаза спивающемуся мужчине.
Отец Саймона обернулся вглубь комнаты, пожевал краешек губы и молча кивнул вбок, приглашая гостей за порог.
Мужчины вошли, стараясь не показывать брезгливости — вокруг валялся мусор, куски пыли, сбившиеся в комки, ютились по плинтусам, а по углам уютно плели паутину вторые квартиранты — пауки. Беспорядок и уныние.
— Саймон, — окликнул голос священника, но мальчик не оборачивался, переставляя камушки в линию, а из палочек делая квадрат.
Он помнил, что Сомс ему сразу не понравился, но вот Кефрис… Священник присел рядом с ним и внимательно смотрел за маленькими ручками, на лице застыло недоумение. Он поднял голову в сторону Анатана. В это мгновение отец засунул последний кусок лепёшки в рот и, сыпя крошками, разжёвывал еду, запивая всё из коричневой бутылки.
Кефрис посмотрел в пустоту, сжал зубы. На виске играла венка. Он кашлянул и заставил себя промолчать. Затем открыл портфель и достал плитку самого обычного спрессованного питательного батончика, которые выдавали в качестве сухпайка в церкви. Такие же были у военных, но уже насыщенные измельчённой емировой рудой.
Ничего не говоря, он положил его внутрь «палочного» квадрата и встал, похлопав по плечу ребёнка. Не прошло и мгновения, как еда исчезла за пазухой, а трёхлетка и дальше продолжал изображать из себя занятого. Только сейчас он уже придумывал, под каким предлогом покинуть комнату, чтобы попировать.
— Что с его матерью? — спросил Сомс.
— Крыса её порвал, когда вылез наружу, да?
Маленький Саймон облизнул втихаря батончик и раскачивался туда-сюда, смотря в одну точку — голод толкнул на неосторожность, но он уже давно ничего не ел. Терпеть не было сил.
— Понятно, а вы, значит, из рода Блэзов, я так понимаю? Вас изгнали? — перевёл беседу в другое русло Кефрис.
— Да, — немного успокоился отец и плюхнулся в своё кресло — единственную мебель в комнате. Гости вынуждены были стоять.
Сомс расставил ноги и завёл руки назад по-военному. Интеллигент в лице Кефриса полез снова в портфель за бумажкой и свёртком с экоинами.
Их звук тут же привлёк внимание Анатана.
— Можно поподробней? — мягко попросил священник, когда покончил с приготовлениями.
— Да что там рассказывать? Я пошёл против своих — женился на крысолюдке. Позор семьи, но мне было плевать, — на секунду замолчал Блез, — я готов был всё бросить ради неё, пока этот… — бутылка разбилась над головой мелкого Саймона, как раз пролетев сквозь призрака.
На удивление ребёнок не дрогнул. Полукровка отлично чувствовал пространство вокруг себя и понимал, что куда летит. Обострённые чувства иногда слишком сильно мешали ему и вызывали боль, но постепенно часть из них он подчинил и заставил служить себе.
Неосознанно, но результат налицо — мальчик по комплекции выглядел старше своих лет и быстрее развился. Наверное, именно это и позволило ему выжить. Ведь план Анатана заключался в том, чтобы заморить голодом ненавистного отпрыска.
Можно было бы отдать должное отцу — иногда
