Толик с любопытством рассматривал стоящего рядом с ним спецназовца. Вот это экипировочка! Маски, короткие каски, широкие очки, новенькие десантные автоматы, таких Толик даже не видел, нож разведчика, в разгрузках чего только нет. Бронежилеты под разгрузками тоже десантные. Такая форма и экипировка только у нескольких дивизий в стране. Все новинки сначала идут в дивизию управления спецопераций и десантные дивизии быстрого реагирования.
Ещё через час приехали следователи управления, во главе с командиром дивизии, и Толик, наплевав на субординацию, неожиданно для своего сопровождающего заступил дорогу Лето. Так генерала звали во время войны его солдаты. Во время десантов командир разведгруппы, батальона, полка, а затем и дивизии отзывался только на позывной. Теперь это имя знали и любили во всей стране. Во время войны, да и после неё Лето с Багги такое отчебучивали, что только держись.
Боец хватанул сержанта за плечо и Толик на чистом автомате прихватил того на болевой приём. Для кандидата в мастера по боевому самбо, каким недавно стал Толик, это не было проблемой, а гиревым спортом он занимался с начала службы.
— Товарищ генерал-майор. Разрешите обратиться. — Почтительно, но твёрдо обратился Толик, придерживая, тем не менее, своего сопровождающего. Не сумев освободиться от захвата, тот тянулся за ножом.
— О, как! Силён! — Восхитился легендарный генерал.
— Чего хотел сержант? Соловей! Кого это из твоих сержант прихватил? Разберись. — Лето не рассердился и Толик выпалил на одном духу, отпустив бойца и придержав его второй рукой за разгрузку, чтобы тот не рухнул на пол.
— Я в этом году у вас все экзамены сдал, а меня не взяли, сказали, что происхождением не подхожу. Отец у меня — полковник МГБ. Можно мне в этом году ещё раз сдать? От отца всё равно не откажусь, он один, но я же не виноват. Я сюда не просился, шесть рапортов уже написал на перевод, не переводят. — командир дивизии с интересом смотрел на Толика, но решение принял мгновенно.
— Соловей! Кто это у нас в приёмной комиссии такой борзый? Кому погоны жмут? Сержанта берём с собой, проверь насчёт рапортов и отношения к подследственным, и вообще займись бойцом. Утром доложишь. Не подойдет, организуешь перевод. Работай. — Так у Анатолия Киселёва изменилась вся его жизнь.
Всего только через неделю сержанта взяли кандидатом в дивизию управления спецопераций, а тренироваться в учебной роте он стал уже на следующий день. У них так принято, а Толику другой жизни и не надо.
Жизнь изменилась не у одного сержанта. Большинство сотрудников тюрьмы поменялись местами с подследственными, а оставшихся раскидали по другим местам службы. Сидельцев допросили всех, нескольких по нескольку раз, причём следователи управления спецопераций были очень дотошны. Многих выпустили, причём большинство освободили совсем с компенсацией морального и физического вреда за счёт задержавших их сотрудников МГБ. Такая форма извинений совсем недавно стала применяться сотрудниками управления и обновлённой системой правосудия.
Большинство сотрудников спецтюрьмы и следственного управления МГБ сменили место службы на менее комфортабельное, но изобилующее разнообразием жильё в камерах следственного отдела управления спецопераций. Несколько заключённых перевели в одиночные камеры, на них висело, что-то очень серьёзное, а Соломона Моисеевича и ещё полтора десятка человек из различных камер подвального этажа перевезли в закрытый госпиталь в комплексе зданий Управления Специальных Операций. Вся семья Соломона Моисеевича уже через сутки поселилась в гостинице того же управления.
Всю прошедшую неделю Соломона Моисеевича лечили как члена президиума Верховного Совета страны, а жена и дочки могли прийти к нему в палату в любое время дня и ночи. Никаких ограничений на посещение не существовало. Впрочем, это касалось всех, кто лежал в этом госпитале.
На восьмой день прямо во время посещения враз помолодевшего Соломона Моисеевича всей его семьёй, неожиданно в палату в сопровождении лечащего врача вошли три человека.
Первым был тот самый высокий пожилой следователь, что опрашивал всех в тюремной камере. Второй невысокий и неприметный коренастый человек в военной форме без знаков различия. Наверное, какой-то мгбшник, подумалось бывшему сидельцу. А вот третий. Увидев этого человека, вся семья Соломона Моисеевича превратилась в изваяния. Даже строптивица и красавица Фира напоминала мраморный памятник. Это был Авиэль Кац. Тот самый, с обложки журнала мод.
Несколько месяцев назад, через хороших знакомых Фире удалось взять ненадолго такой журнал, и вся семья с жаром спорила, существует ли «Лерман Центр» на самом деле. Да и сам Авиэль Кац казался тогда выходцем с другой планеты, но оказалось, что существует и Авиэль Кац, и «Лерман Центр», и новая жизнь их семьи.
Авиэль негромко и спокойно изложил предложение, которое прозвучало настолько фантастически, что Соломон Моисеевич даже не смог внятно сказать слово «да». За него, сверкнув глазами, это произнесла моментально оживившаяся Фира.
Всего только через полтора месяца вся семья Соломона Моисеевича и большинство из тех, кого порекомендовал глава семейства, ступили на землю тропических островов. Вместе с ними приехали ещё более трёхсот человек.
Это были первые из тех людей, которых по моей схеме отбирали в нашей стране Авиэль, Марк, Степаныч и Сава со своими сотрудниками московского центра по реабилитации инвалидов.
Единственное что никогда не узнает ни Соломон Моисеевич, ни его семья и вообще никто из тех людей, которые приходили в «Лерман Центр» по моей схеме, так это то, что попадание их в тюрьмы Министерства Государственной Безопасности Советского Союза было запланировано мной. Это была комплексная проверка сотрудников МГБ и людей, которые приходили к нам.
Стукачи, предатели, трусы и просто малодушные, жадные и неумные люди мне были не нужны. Всех их проверяли в экстремальной ситуации и по результатам проверок и допросов отсеивали ненужных, а уже потом при озвучивании предложения ставилось обязательное условие раздела их семей.
С каждым человеком независимо от пола и возраста «Лерман Центр» заключает долговременный контракт. Дети пройдут обучение, престарелые родители могут остаться в санаториях, а остальные после небольших проверок и необходимых тестов на профпригодность переедут на новые места жительства.
Есть ещё одно обязательное условие работы в «Лерман Центре», и оно озвучивается сразу. Прохождение курса «молодого бойца» для всех, кто приходит в организацию, а для молодых людей и девушек служба в охране островов в течение трёх лет. Очень скоро у нас будет пусть и небольшое, но своё государство и это государство должно уметь себя защищать.
Вот такое я «овно» — овен я по гороскопу. Среди тех, кто пришли к нам и придут ещё есть и Давиды, и Зерахи, и Марки, и Авиэли, и, к сожалению, такие как еврейские полицейские в Вильнюсском гетто, расстреливавшие своих соплеменников. Так что такая жестокая проверка была просто необходима.
Заодно и МГБ от «гестаповцев» вычистили. Слишком много их развелось за время бесконтрольного военного беспредела. Война, может, всё и спишет, но не в нашем случае. Степаныч с Савой и Малышев с Лисом этого постараются не допустить, а не получится, «запасной аэродром» мы приготовим. В любом случае мы здесь уже не зря.
Март 1948 года.
Я дома уже месяц, а с Феей и детьми два месяца. Весь февраль мы катались с Лёхой Тарошиным и его экипажем по разным островам Карибского архипелага. Хотя в положении Майки это было непросто. Похоже, у нас получился второй мальчишка, впрочем, и девочке я буду безумно рад. С нами были Клаус с Еленой, правда без детей, Ави-эль, Марк, Ким, «Хаски» и Зерах с тремя своими бойцами в качестве силового прикрытия. Мы давно не были вместе, нам о многом надо было поговорить, многое обсудить без посторонних глаз и ушей и отдохнуть от повседневных забот.
Маршрут прорабатывал Ким, так что с заправкой самолёта у нас проблем не было. Только что закончился сезон дождей и непогоды и, казалось, что всё живое родилось вновь, хотя слова «зима» эти места не знали никогда. Все мы вели себя как очень богатые американцы и принимали нас везде по высшему разряду, но, как это водится, сказка заканчивается быстро и в начале марта мы вернулись домой.
