Здесь какая-то правда имелась. Но, разумеется, наивно было бы объяснять проблему только этим. Она куда глубже.
Вообще говоря, подобное существовало во все эпохи, во всех армиях, включая Русскую Императорскую — можно прочесть о том в «Тихом Доне» Шолохова, а особенно у Куприна в повестях «Кадеты» и «Юнкера». В военно-учебных заведениях это приобретало форму так называемого «цуканья» — кадеты младших курсов должны были беспрекословно выполнять капризы и закидоны старшекурсников, при этом выслушивая в свой адрес сентенции вроде: «Глуп, туп, неразвит… А все оттого, что мало били!» — но в целом причуды носили характер скорее насмешливо-снисходительный, чем издевательский.
А вот позднесоветская дедовщина уже зашкаливала. И это отчасти в самом деле было связано с реформой 67-го года. Но сама-то реформа была не причиной, а следствием! И до причины докопаться несложно.
Эпоха примерно 1943–1949 в СССР была отмечена катастрофическим падением рождаемости. Огромное количество молодых мужчин пало на фронтах (говорят, особенно невезучими оказались ребята 1923 года рождения, их война выкосила беспощадно). А из уцелевших многие вернулись искалеченными физически, духовно, спивались, попадали в тюрьмы… Все это естественным образом привело к жесточайшей «демографической яме», которая вторично откликнулась лет через двадцать: к середине 60-х голов молодежи оказалось просто мало. Тревогу забили военкоматы: количество призывников упало критически, соответственно снизилась боеспособность Вооруженных сил. Сокращение срока службы позволяло хоть как-то нарастить контингент, во-первых. Во-вторых, в качестве офицеров начали призывать на два года выпускников институтов и техникумов, так называемых «двухгодичников». А в-третьих, снизили критерии годности к службе. В ход пошли и ранее судимые, и те, кого раньше категорически забраковали бы по здоровью… В том числе неврологи и психиатры. Как бывшие осужденные и люди с душевными задвигами влияли на моральное состояние в воинских частях — пояснять не надо. Стали вспыхивать инциденты, ранее попросту немыслимые.
В сентябре 1968 года, в самый разгар известных чехословацких событий двое солдат Внутренних войск — рядовой Виктор Коршунов (сын осужденного коллаборанта, бывший студент, отчисленный за хулиганство) и ефрейтор Юрий Суровцев (плаксивый депрессивный тип) дезертировали с оружием из части в городе Курске и устроили массовый расстрел мирных граждан. Мотивы? Коршунов, судя по всему, страдал маниакально-депрессивным психозом не в клинической стадии и подбил абсолютно безвольного инфантила Суровцева на то, чтобы «красиво уйти из жизни»… Как два совершенно реальных психа очутились в воинской части даже не Министерства обороны, а МВД, куда отбор был в принципе жестче⁈.. Ответ на этот вопрос и следует искать в тяжелейшей ситуации с призывным контингентом. Там же кроются и причины того, что случилось менее, чем через полгода, в январе 69-го.
Офицер-двухгодичник специального геодезического отряда, младший лейтенант Виктор Ильин, выпускник техникума, похитил в части два пистолета с несколькими обоймами, дезертировал в Москву, имея замысел совершить теракт из глупейших политических побуждений. И совершил. На въезде в Кремль у Боровицких ворот обстрелял кавалькаду правительственных автомобилей. В них из аэропорта Внуково возвращалась делегация, встречавшая космонавтов, совершивших полеты на кораблях «Союз-4» и «Союз-5». Убил водителя одной из машин, кого-то еще ранил, но ни космонавты, ни высокопоставленные лица не пострадали. Ильина нейтрализовали, началось следствие… В его процессе медицинская экспертиза диагностировала у горе-террориста устойчивое психическое расстройство, что и спасло ему жизнь. Если Коршунов был уничтожен на месте преступления, Суровцев задержан, судим и расстрелян по приговору суда, то Ильина поместили в психиатрическую больницу, где он провел много лет. Уже в иные времена признан излечившимся и отпущен доживать на свободу…
И все-таки даже не в демографии главная проблема «неуставных отношений» в позднесоветские годы. А в парадоксе: массовом повышении уровня жизни, отчего исчезла роль армии как социального лифта. Вплоть до начала 60-х годов большая часть граждан СССР проживала в селах, и в целом материальное благосостояние было, мягко скажем, невысоким. Не все, конечно, но многие деревенские призывники, попадая на службу, элементарно впервые в жизни начинали сытно, разнообразно и регулярно питаться (солдатский рацион, разумеется, был научно продуман). Для неизбалованных пацанов это был культурный шок: тебя кормят от пуза и бесплатно выдают добротную одежу и обувь!.. И огромная мотивация: ребята прямо рвались в армию, где можно было получить специальность и отличный старт дальнейшей карьеры. Все это делало обстановку в воинских частях здоровой, оптимистичной. А вот «золотая» Восьмая пятилетка Брежнева-Косыгина резко изменила ситуацию. Если раньше средний гражданский уровень жизни был ниже армейского, то теперь стал выше. И привыкший к комфорту и достатку юноша где-нибудь 1970 года призыва уже шел на службу с неохотой, воспринимая ее, как досадную тягостную необходимость… Иными словами, в казармах изменился сам моральный климат. А это главное. В данном случае — со знаком минус…
На этой мысли я не заметил, как погрузился в сон.
Глава 22
Проснулся я на рассвете, когда все в комнате еще спали. Кто похрапывал слегка, кто ворочался, лязгая панцирной сеткой. Я полежал, осознавая, что спать больше не хочу, и что сегодня тридцать первое августа… Что завтра в моей жизни будет дан старт новому этапу судьбы… Но завтра это завтра, а сегодня — сегодня, и я принялся продумывать программу действий.
Она оказалась коротким до крайности. На сегодня у меня было назначено одно мероприятие: встреча с редактором Столбовым. К нему надо будет подготовиться, то есть еще раз просмотреть статью, возможно, что-то выправить, возможно, и набело переписать. Сделаю, не вопрос. Вопрос внезапно возник другой: я приношу статью вечером тридцать первого августа, ну и как она выйдет первого сентября?.. Но ладно, и в этом разберемся!
А в остальном будем сегодня придерживаться мудрого принципа «война план покажет».
Решив так, я осторожно, никого не разбудив, встал, оделся, пошел в душ, не забыв прихватить все, что «мыльно-брильно», включая вездесущий «Бадузан». Общага только начинала просыпаться, где-то слышались голоса, где-то звяканье посуды… Первые утренние проблески последнего дня летнего раздолья!..
В душевой я довольно внезапно налетел на Сашу.
— О, привет! — воскликнул он обрадованно и тут же подтвердил мою мысль: — Готов к учебному году?
— Готовлюсь, — ответил я и перевел разговор в нужное русло: — Слушай, а сегодня списки групп будут? И точное расписание?
— За этим в деканат и собираюсь, — сказал он с воодушевлением.
— Покажешь?
— Покажу, покажу, — засмеялся он. — Надеюсь, сегодня все получу!
— А что насчет стипендии?
— Ха! Хороший вопрос.
— Тут, наверное, в бухгалтерию стоит зайти, — аккуратно подсказал я.
— Тоже верно… — одобрил Саша, размышляя на ходу. — Хотя нет, сперва опять же в деканате удочку закину. А дальше посмотрим. Здесь ведь еще надо разбираться, кто откуда стипендию получает… Слушай!
— Да?
— Ты про коэффициент общественной активности слыхал? Сокращенно — КОА?
— Краем уха, — слукавил я, хотя в прежней моей жизни был с этим вполне знаком.
В советских вузах выпускники перед распределением выстраивались в своего рода турнирную таблицу (сегодня бы сказали — рейтинг, но тогда такого слова не употребляли). Главным критерием в ней была, понятно, успеваемость — средний балл по всем предметам. Однако, он мог усиливаться этим самым КОА: если студент был старостой группы, комсоргом, вообще занимался комсомольской работой, участвовал в художественной самодеятельности, имел серьезные спортивные успехи… то его средний балл умножался на 1,05, 1,1 и так далее, в зависимости от важности общественной нагрузки. Максимальный КОА был что-то около 1,25 — но это просто огромный рост среднего балла! Даже 1,05 давал очень приличный выхлоп. Что же касается стипендии, то в разных вузах она заметно варьировалась. В особо престижных типа МВТУ могла быть выше. Не говорю уж про МГИМО — там все было окутано элитарными тайнами… А в среднем в 1978 году она составляла 40 рублей. У нас в частности, так — это я уже знал от Витьки. Но и тут могли быть варианты! Повышенная стипендия за хорошую успеваемость и лишение за плохую. Еще более высокими были именные стипендии республиканского и всесоюзного уровней, вершиной среди которых была так называемая Ленинская. Количество этих выплат и денежная величина утверждались аж Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР, время от времени корректируясь: инфляция, хоть и старательно контролируемая, в Советском Союзе тоже была. В 70-е годы Ленинская стипендия равнялась 100 рублям.
