Глава 24
Приехал Кубер. Один, без Корны. Ребёнка она ждёт, не стоит трясти в дороге. Сам он был счастливый, улыбался каким-то своим мыслям. Но смотрел на разруху вокруг с интересом. Полюбовался на полы, спросил: зачем же масло на пол лить. Выслушал и захотел дождаться, посмотреть, что выйдет. Маслом пропитывать нужно было еще не один раз. Прямо во дворе начал собирать мебель, Морна ахала и немного ворчала на Елинку за «растрынькивание».
Гостя пришлось уложить спать в сарай, к хозяевам. Но вроде как не обиделся, понимал, что лучше места нет, а тут всё же – крыша над головой. Но поставил условие, что лаком вскрывать – только в доме. Мало ли – дождь пойдёт, попортит всю красоту.
Днём Елинка поймала Морну на том, что она гладит резную спинку кровати. Морна смутилась
– Да я, деточка, так, посмотреть только. Этакая ведь красота...
Мебель с помощью Вары собрали быстро.
На следующий день мужики, забрав Гантея, отправились за рыбой.
Елинка и Морна покрывало достегали. Взяв ножницы, Еля начала разрезать все слои ткани кроме нижнего. Морну чуть инфаркт не хватил, когда она увидала, что просто так берут и режут дорогущий бордовый шёлк.
– Что делаешь-та, Еля?! Рази так можно, шили-шили, а ты...
– Так нужно, сейчас увидишь.
Резать пришлось долго, строго в тех местах, где наметила. Аж руки устали. Елина не торопилась, не хотела потом подшивать собственные ошибки. Дорезала сколько нужно, передохнула. А потом она начала тереть и мять все это драное великолепие.
– Морна, помогай, вот прямо три его, как будто стираешь, и грязь нужно оттереть. И пальцами вот так требуши – наконец сказала. – Всё, Морна, хватит. Давай работу смотреть.
Взяла мятый комок, весь обсыпанный вырванными ниточками, и несколько раз крепко встряхнула. Кинула, расправив на траву.
– Ну, как?
Все фото взяты в свободном доступе в инете.
Морна молчала, держалась рукой за рот. На зелёной траве лежал роскошный кусок бордового шелка, на котором цвели махровые выпуклые узоры. В центре – большой медальон, по углам – другие, поменьше.
– Детка, да ему жа цены не сложить! Это какому жа барину ты тако сделала?
– Вам с Варой в спальню, на стену, на ту, что возле кровати. Оно толстое, от стены холодом не будет тянуть.
– Да Единый с тобой, Еля. Куда в хату этаку красоту! Да оно жа дорогущее...
– Морна, у тебя не хата, а дом, получше городского. Полы вот через недельку досохнут, масло все впитается, увидишь, как красиво будет.
– Да, Елинька, и сейчас красиво! Мне аж заглядывать-та страшно, неужто по такому полу ходить, он жа прям блестит.
– Ходить, обязательно ходить, а чтобы ноги не мерзли – тапки пошьём войлочные, удобные и тёплые. Его нужно подметать и в чистоте держать, но после масла – даже мыть можно.
– Мне, Елинька, аж страшно иной раз.
– Чего тут страшного?
– Да нет, детка, я не дома и красоты этой всей боюсь, а что вдруг ты всё вспомнишь, и опять меня ненавидеть будешь. Как тогда жить-та?
– Морна, даст Единый, вспомню я всё, но ведь то, что сейчас есть – уже не забуду. Не думай о худом, ты мне родная, и никакие воспоминания это не изменят. Пойдем лучше чаю попьём. И ещё я у тебя хочу попросить...
– Да что хочешь, детка.
– Я покрывало это в город свожу. Покажу фру Лице. Деньги-то нам нужны. Ты не волнуйся, я его привезу назад обязательно, мне просто образец нужен.
– Да и не волнуюсь я, детка, Единый с тобой. Делай, как надобно.
К вечеру вернулись рыбаки с уловом. По жаре оставлять ничего нельзя было. Вместо отдыха все – даже Кубер, хоть и гость – взялись за рыбу. Чистили, часть определили на просушку, часть крепко посолили, еще часть сунули в коптилку. За оградой была выкопана яма, вроде колодца, камнями обложена, на дно насыпали стружку – Кубер с собой два мешка привез, плотно закрыли крышкой, даже землёй часть крышки присыпали. Оставили до утра. Запах дымка чувствовался еле-еле – ну так и должно быть.
На поздний-поздний ужин Морна нажарила рыбы. Вкусно, но ели уже без особого аппетита, все умотались так, что мечтали добраться до сена, и спать-спать-спать. Даже Гантей не егозился и не пошел по темноте к ненаглядному Корене, а устроился спать рядом с Елинкой, прямо во дворе, на вынесенных старых мешках.
