— Как себя чувствуешь? — Не успела я и шагу за порог ступить, как увидела Ифора.
— Нормально. Почему не зашёл?
— Дела, — скривился он. — Я только поднялся.
— Что-то выяснили?
Ифор лишь головой покачал. В качестве тихой поддержки я взяла его за руку и сжала, за что получила лёгкую улыбку. Дальше мы пошли молча.
— Утро доброе! — поприветствовала я всех своих мужей, оказавшихся в кабинете Фроста.
— Доброе.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Я тут осознала наконец-то, что собираюсь стать мамой, а у меня страна в полном раздрае. И что я передам ребёнку? Чего застыли? Давайте работать. Что там с магом?
— Ничего толкового не говорит. Кичится тем, что обставил всех нас. И мы работаем, — насупился Милон.
— Он явно что-то очень серьёзное скрывает. Не зря же он явился от имени Икерии. Что-то долго дознаватели работают, — хмурилась я.
— Нормально всё. Не торопись, — вздохнул Фрост.
Дальше день прошёл относительно спокойно. Заниматься государственными делами мне не дали, поэтому я пошла штудировать документы по графству и доставать управляющего. Хотя меня были рады слышать.
Вечером ко мне явился Милон, но на близости не настаивал. Принёс мне огромную чашу ягод и фруктов, намереваясь всё мне скормить. Пришлось объяснять, что такое количество может негативно сказаться на малыше, да и вообще переедать нельзя. В итоге мы кормили друг друга ягодами, а потом, само собой, начали целоваться. Потом случайно выяснилось, что сок из некоторых ягод намного вкуснее с кожи. В общем, очередные милоновские игры. И мне они нравятся.
Зато утром в ультимативной форме меня отправили на перевязку к Фросту.
— Начала оказывать помощь, так нельзя бросать больного, — сквозь прорывающуюся улыбку проговорил Милон и нагло сбежал.
Мне оставалось лишь вздохнуть. Сводники. Хотя ни к чему сверхъестественному они меня не принуждают, точнее не принуждают вовсе. Так, настоятельно подталкивают.
— Миледи, — поклонился мне горничный Фроста.
— Оставь нас, — произнесла я, направляясь прямиком в спальню.
— Что-то случилось? Кто приходил? — спрашивал Фрост, не поднимая головы. При этом он сам сидел на краю кровати, растирая рану. Я не ответила, и он поднял на меня взгляд. Гамму эмоций, что отразилась на его лице, не описать. От лёгкого удивления до шока. Он явно не ожидал меня здесь увидеть. Ну что ж, я тоже не собиралась сюда приходить. Я даже усмехнулась.
— Я эту мазь нанесла, мне её и снимать. Только я опять не подготовлена, — развела я руками, улыбаясь.
— Ты уверена? Ничего не случилось? Может, что-то срочное? — нахмурился Фрост.
— Даже если и так, я не в курсе. Я только позавтракала и к тебе. Ты не рад меня видеть?
— Рад. Ты будешь снимать мазь?
— Конечно. Только скажи, что нужно делать.
— А если тебе будет неприятно? Всё равно будешь делать?
— Например? Что может быть мне неприятно? — Теперь уже я нахмурилась. — Рана же заживает, крови быть не должно. Выглядит рука вполне нормально, не синяя, не холодная, не горячая, — дотронулась я до руки чуть выше запястья. На всякий случай и лоб его потрогала. — Значит, загноения нет, вонять не будет, — продолжала рассуждать, осматривая руку и совершенно не замечая ошарашенного лица мужчины. И, только подняв на него взгляд, спросила: — Что?
— Сама рана тебя не пугает?
— Нисколько. А должна?
— Не знаю. Женщинам не нравятся шрамы, раны и травмы, — отвёл он взгляд. А я поняла, что он опять про свой комплекс.
— Помнишь, я рассказывала тебе про сапоги, которые отец подарил моей маме?
Он лишь кивнул.
— Моя тётка на три года младше мамы. И она не поняла тогда, почему мама так радовалась сапогам. Её муж носил ей цветы, приглашал на прогулки, но, когда она поскользнулась на льду и сломала ногу, его и след простыл. На помощь тогда ей пришёл сосед, невзрачный и незаметный. Он носил ей продукты, конспекты, достал костыли, чтобы она сама смогла передвигаться. Он был с ней рядом в трудную минуту. И она по глупости не сразу обратила на него внимание. Ведь был он одного с ней роста, худенький и неказистый. Она выздоровела, поблагодарила его и была такова. Только прошло время, и его бабушка, единственный его близкий человек, заболела. Не знаю точно, как моя тётя об этом узнала, но она сама пришла к ним. Помогала, сколько могла. Конечно, бабушки не стало, но они сблизились. А когда почти сразу после её смерти к парню стали приставать криминальные элементы, чтобы отжать квартиру, тётя пришла на помощь. Говорили, что лично сковородой отходила парочку.
— Странный мужчина.
— Сильный духом, но не телом. Мой дядя — самый замечательный мужчина, после папы, конечно.
— Она вышла за него замуж? — Вот это удивление на его лице отразилось. Он был потрясён.
— Ещё бы. Тётя говорила, что только после этого поняла радость моей мамы от сапог. Не важна внешность. Тем более шрамы. Главное — характер и душа. Если ты готов на что-то хорошее ради других, то ты в сотни раз прекраснее самых признанных красавцев. А ещё в моём мире есть чудесная поговорка: «С лица воду не пить». Так что прекращай на себя наговаривать. Ты красивый мужчина. Ну и что, что пара шрамов есть? Шрамы только украшают мужчину. Хотя в меру.
— Ты невероятная женщина, — прохрипел он. Голос сорвался?
— Я нормальная женщина, которая не знает, как снять вот это, — показала я на рану, покрытую плотным эластичным слоем мази.
— Это теперь нужно растереть и размять. В противном случае будем сдирать вместе с новой тонкой кожей, — улыбнулся он. Я говорила, что ему очень идёт улыбка? Она буквально меняет его лицо.
— И как понять, что мы достаточно её растёрли? — Я посмотрела на эту субстанцию с сомнением.
— Она нагреется.
— Логично. Давай приступать?
Я сначала мяла руку, растирая пальцами. Конечно, я боялась навредить, но потом поняла, что ничего страшного не происходит, и делала уже всё гораздо смелее. Растирать пришлось откровенно долго. И, как и подумалось вначале, отрывать плёнку пришлось частями. Нагреть всю поверхность достаточно сильно никак не получалось. Фрост тёр верхнюю часть раны, то есть ключицу и плечо, я ниже. Одно радовало: той пузырящейся настойки уже не требовалось. Новый слой мази уже почти привычно лег на руку. Я откровенно упарилась. А выйдя из спальни, обнаружила накрытый для завтрака стол. Только, пока я занималась раной Фроста, завтрак ожидаемо остыл. Пришлось звать горничного.
Зачем я ждала? Сначала приказала заменить завтрак, потом ожидала, чтобы всё исполнили. Но вот горничный ушёл, еда на столе, а Фроста нету. Я вернулась в спальню. Почему шла затаив дыхание? Не знаю. Но в комнате его не было. Из ванной слышались приглушённые стоны. С его-то голосом, этим низким вибрирующим звуком, стоны выходили пробирающими до мурашек. Меня даже передёрнуло разок. Зато ноги несли к приоткрытой двери ванной комнаты.
В открывшуюся щель я видела обнажённого Фроста. Он стоял ко мне спиной, опираясь больной рукой о стену и опустив голову. Волосы закрывали его лицо, но не тело. Мышцы перекатывались на спине, ягодицах, ногах и руке, здоровой руке. Ей он…
Ещё пара мгновений, движений — и Фрост запрокинул голову к потолку, издав странный звук сквозь зубы, больше похожий на сдерживаемый вой. Меня же будто током прошило от макушки до самых пят от этого зрелища. Волна возбуждения опалила и омыла моё тело. Только когда он включил воду, я со всех ног рванула прочь.
Никогда не замечала за собой желания подглядывать за кем-то. Стыдно было до безобразия. Весь день я избегала встреч с ним. Вечером ко мне опять пришёл Милон, а я почувствовала обиду. Почему ко мне не приходит Ифор? Потому что я ношу ребёнка от другого? Но он же был не против. Или он притворялся? Может быть, просто не хотел ставить ультиматум, а на самом деле не так уж и рад моим отношениям с мужьями? Как итог — я распереживалась и впервые симулировала удовольствие.
— Давай мы договоримся, что это был первый и последний раз, когда ты пытаешься меня обмануть. Я прекрасно понял, что тебе не понравилось. Не надо меня жалеть.
