Но Федю речи подружки явно не впечатлили. И уж точно они его не сбили с настроя. Он не прервался на перекур — с плато над моей головой слышались звуки возни и произнесённые мужским голосом фразы: «да чё ты», «да расслабься ты», «да ладно тебе, Настюха». Я заметил, что Фёдор целеустремлённый парень, твёрдо уверенный в том, что женское «нет» обозначает «да». Но дамочку его напор не вдохновил. Она громко выругалась. Я услышал похожий на щелчок звук пощёчины. Покачал головой. Звук пощёчины тут же повторился — на этот раз за ним последовал женский крик: не гневный, а испуганный. На него ответил мужской голос — теперь он не просил и не убеждал, а сыпал приправленными бранью грозными обещаниями.
Женщина ответила своему ухажёру в той же манере. Пообещала ему ворох неприятностей и встречу с «папой», который по её словам был полковником КГБ. «Почему полковник? — подумал я. — Разве он ещё не генерал-майор? Странно. Везде обман. Никому верить нельзя». Звук пощёчины повторился — женщина снова вскрикнула: от боли. Я отметил, что Фёдора информация о папе из КГБ не испугала, а будто лишь раззадорила. Он выругался. В очередной раз потребовал, чтобы «Настюха» «расслабилась». Женщина снова крикнула. Но её голос внезапно стих, словно девице накрыли рот или сдавили горло. Я услышал горловое рычание и звук рвущейся ткани. Они прозвучали на фоне доносившегося со стороны моря умиротворяющего плеска волн.
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона… — пробормотал я.
Встал — убедился, что двигаюсь легко и свободно: мышцы не затекли. Стряхнул с одежды травинки. Сердце в груди стучало ровно и спокойно: вело отсчёт секунд. Я засучил рукава тельняшки. Зашагал по склону. За проведённые на Птичьей скале часы я привык к темноте — видел сейчас под ногами едва ли не каждый камень. Заметил я и боровшуюся на вершине скалы пару. Бой там явно завершался: один борец уверенно прижимал другого лопатками к земле. Поверженный борец ещё шевелился, будто не смирился с поражением; он жалобно стонал и неразборчиво ругался, словно его взяли на болевой приём. А победитель молчал, хотя и проявлял активность: он размахивал локтями и неуклюже стягивал с себя штаны.
«Не тронь женщину!» — воскресила моя память крик Олега Котова. Я вспомнил, как седьмого марта старший брат Лены выскочил из кустов со скалкой в руке. Усмехнулся. На вершину скалы взобрался степенно, без спешки. По ходу заметил вдали на берегу огни — там находилась Григорьевка. Почудились мне огни и на море — наличие на замершем там корабле парусов и их цвет я не разглядел. Но я и не присматривался. Повернулся к морю спиной; ветер бросил мне в лицо запахи табачного дыма и алкогольного перегара. Я подумал: «Никакого намёка на запах духов или одеколона». Склонился над боровшейся на земле парой. Схватил мужчину за воротник рубашки, наградил коротко остриженную голову мужчины увесистым подзатыльником.
— Ты что творишь, урод? — сказал я. — Нажрался, так веди себя прилично.
Приподнял мужика над притихшей вдруг «Настюхой». Без замаха ударил ему по печени. Отбросил его в сторону — «Федя» приземлился на живот, клюнул носом землю и замер, будто падение или мой удар вышибли из него дух. Я вытер о тельняшку на животе ладонь, расправил плечи. С высоты своего почти двухметрового роста взглянул на распластавшуюся на земле женщину. Заметил, что одежда у неё на груди разорвана, коснулся взглядом поднятого едва ли не до поясницы подола юбки. Женщина пошевелилась, жалобно всхлипнула. Я взглянул на её лицо; увидел, как влажно блеснули в лунном свете её глаза. Вспомнил, что на фото в интернете Анастасия Бурцева улыбалась — у женщины, что лежала у моих ног, плаксиво тряслись губы.
— Привет, — сказал я. — Земля сейчас холодная. Смотри, не простудись.
Девица приподнялась на локте, запахнула на груди блузку. Она таращила на меня глаза — я не понимал, обрадовалась она моему появлению, или я её испугал.
На всякий случай на полшага попятился.
— Ты кто? — спросила девица.
В её голосе было больше испуга, чем радости.
— Моё имя Сергей, — ответил я. — Я в пансионате «Аврора» отдыхаю. Недавно приехал: вчера. Прогуливался тут… неподалёку. Погода сегодня хорошая. И море красивое.
— Море? — переспросила девица.
Я показал рукой в направлении обрыва.
Сказал:
— Море волнуется. К утру будет шторм.
Спросил:
— Тебя как зовут?
— Настя…
Настя перевалилась на бок (придерживала рукой блузку на груди), села.
Она запрокинула голову. Чуть приоткрыла рот. Отыскала взглядом моё лицо — в её глазах отразилась висевшая над морем за моей спиной луна.
— Настя, а хочешь, я его поколочу? — спросил я. — В воспитательных целях.
— Кого?
Девица поправила юбку — не сводила с меня глаз.
Я указал на поднявшегося с земли мужчину.
Фёдор уже встал на ноги. Но пока он не разогнулся, прижимал ладонь к своему боку напротив печени. Целился в меня злым взглядом.
— Хочу! — неожиданно громко ответила Анастасия.
Я повернулся к только что застегнувшему брюки мужчине.
— Ходи сюда, Федя, — сказал я.
Мне вспомнились слова Артурчика…
Однажды я пришёл к Прохорову в гости и обнаружил у него в кабинете боксёрский манекен. Артур тогда стал у меня на пути и закричал: «Не порти Германа, Чёрный! Его делали не для твоих кулачищ! Я на нём своё зло вымещаю!» Я рассмотрел тогда «Германа» вблизи и признал: моих ударов он не выдержит. Такое же впечатление произвёл на меня Фёдор — в партнёры для спарринга на ринге он явно не годился. Поэтому Фёдора я избил аккуратно, словно отшлёпал ребёнка. Но позаботился об эффектности своих действий: представлял, как они выглядели со стороны. Федя не свалился без чувств после первого же тычка в нос. Он падал и поднимался. Трижды его поднимал с земли я. Чтобы снова «красиво» отправить его в нокдаун.
— Хватит! — крикнула Анастасия. — Сергей, ты же убьёшь его! Хватит!
Я дёрнул плечом и аккуратно поставил измазанного кровью из носа и бормотавшего угрозы Фёдора на землю. Похлопал его ладонью по щеке. Выждал, пока взгляд мужчины задержится на моём лице.
— Иди домой, Федя, — сказал я. — Выспись. Ты хреново выглядишь.
Развернул мужчину на сто восемьдесят градусов, подтолкнул его… но не к обрыву, а в направлении видневшихся вдалеке огней Григорьевки. Ответ Фёдора я не расслышал. Пару секунд наблюдал за тем, как Федя едва ли не на четвереньках спускался по склону.
Позади меня чиркнула о коробок спичка. Я обернулся — увидел, что Анастасия Бурцева закурила. Она по-прежнему сидела на земле и рассматривала меня сквозь серые клубы табачного дыма.
— Будешь? — спросила она.
Протянула мне смятую пачку сигарет «Marlboro». Я невольно усмехнулся: эта красная пачка выглядела пришельцем из иного мира. Такие сигареты курил в девяностых Артур Прохоров — у нас в московском офисе повсюду лежали похожие красные коробочки.
Я покачал головой.
— Не курю.
Настя пожала плечами, спрятала пачку и помахала перед своим лицом рукой — прогнала дым к морю.
Спросила:
— Он ушёл?
— Да.
Бурцева вздохнула, покачала головой.
— Хорошая была ночь, — сказала она. — Тихая. Спокойная. Пока у Феди шарики за ролики не зашли. Он мне блузку разорвал. Козёл. Все вы, мужики… дурными становитесь, когда выпьете.
Я пожал плечами — шагнул к склону Птичьей скалы: в направлении пансионата «Аврора».
— Эй! — окликнула меня Бурцева. — Сергей! Ты куда?
— Сейчас вернусь, — сказал я.
Выполнил своё обещание: вернулся к Насте с фонариком в руке — та встретила меня стоя, нервно курила. Я прикинул: Бурцева казалась сантиметров на пять пониже ростом, чем Котова. Выглядела она слегка полноватой, но не толстой.
— Испугалась, что ты ушёл, — сообщила Настя. — Я бы здесь заблудилась одна ночью. Я не местная…
— Это я понял.
— Как?
— Местные не курят «Marlboro».
Бурцева посмотрела на свою сигарету, нервно хихикнула.
— Наверное… — сказала она.
— Провожу тебя, — пообещал я, — до дома. Куда пойдём?
