Анастасия рассказывала, что «вместе с мамой» «много раз» посещала Театр на Таганке. Ещё школьницей она смотрела там спектакль «Пугачёв», в котором участвовал Высоцкий — именно тогда она впервые разговаривала с «Владимиром Семёновичем». Настя призналась, что её папе нравятся песни Высоцкого. Но он просил, чтобы она никому об этом не рассказывала (об этом факте Настя сообщила с усмешкой). Заявила, что у них дома есть пластинка с песнями из фильма «Вертикаль», пластинка «Песни Владимира Высоцкого из кинофильмов» и даже новая, появившаяся в этом году (название её Анастасия не вспомнила). Бурцева заверяла, что «вживую» видела многих артистов, часто мелькавших сейчас на экранах телевизоров и кинотеатров.
Настю с неподдельным интересом слушали и Артурчик, и Кирилл, и их смоленские подружки. Следил за нитью разговора и я — изредка менял его направление. «Котовой бы понравились эти истории о театре», — подумал я. Прислушивался к Настиным рассказам — вспомнил, как Артурчик (тот, из будущего) заверял меня: «Фиктивный брак, Чёрный — это тот же кредит. При правильном использовании он приносит немало пользы. Но за пользование ним нужно платить». Прохоров утверждал, что «в нашем кругу» фиктивные браки — это «обычное дело». «За любовью — это к любовнице… — говорил он. — Да кому я это говорю! Чёрный, ты же после того случая с Лариской Шировой и не влюблялся больше ни в кого!..»
Бурцева рассказала историю нашего с ней знакомства, пока я вспоминал о разговорах в Артурчиком:
— … Целоваться ко мне полез. Совсем с ума сошёл! Дурак деревенский. Я его толкнула… А он за блузку дёрнул! Гад такой. Разорвал! И двух пуговиц теперь не хватает. Хорошо, что я с собой булавку ношу. А то ходила бы сейчас, как оборвыш. Вот, девчонки, смотрите!
Настя продемонстрировала девицам из Смоленска (а заодно и Киру с Артурчиком) место на блузе, где недоставало пуговиц.
— Если бы Сергей там не появился, я бы этому Федьке глаза выцарапала! — заявила она. — А потом бы ещё и папе на этого деревенского гада пожаловалась. А мой папа, знаете какой? Он бы этому Федьке точно голову оторвал! Но Серёжа этого дурня тоже поколотил…
Выражение «оторвал голову» напомнило мне, что в интернетовской статье сообщали: Фёдор Тартанов умер в следственном изоляторе «от неизлечимой болезни». «Неизлечимая болезнь, — мысленно повторил я. — Отрывание головы даже в двухтысячных годах ещё не лечили». Я слушал, как Настя описывала моё появление на Птичьей скале. С её слов, я будто спустился с небес. А «гада Федьку» я едва ли не на куски разорвал — после Настиного описания «драки» даже я удивился тому, что Фёдор Тартанов ушёл с Птичьей скалы самостоятельно. Услышал, как восторженно ахнули работницы чулочной фабрики. Увидел, как горделиво вскинула подбородок Настя. Заметил, что Кир и Артурчик удивлённо приподняли брови — они будто спрашивали, почему я не «вырубил» Фёдора «с одного удара».
— … Даже и не знаю, как быть, — сказала Анастасия.
Она вынула из кармана пачку с сигаретами.
— У Зинки я не останусь, — заявила студентка филфака МГУ. — Видеть не желаю её пьяницу братца! Домой поеду. Сегодня же вечером. Только как? Все мои вещи у Зины в доме. Там и деньги, и документы, и одежда. Не представляю, как я их оттуда заберу.
Она вздохнула, покачала головой.
— Тоже мне проблема! — откликнулся Артурчик. — Спокойно туда придёшь и заберёшь всё, что нужно. И никто тебе не помешает. Потому что мы туда явимся вместе с тобой. Этот твой Фёдор в штаны наложит и под лавку спрячется при виде нас! Так ведь, Чёрный?
Девицы, как по команде, взглянули на меня.
Анастасия Бурцева, будто случайно, прижалась грудью к моей руке.
— Не вопрос, — ответил я. — Прогуляемся. Заберём. Разберёмся.
Очередная тёплая волна накатила на берег и погладила мои ноги.
Настя тихо ойкнула.
— Вопрос в другом, — сказал Артурчик. — Настенька, как ты купишь сейчас билет до Москвы? Сезон отпусков. Вся страна на юг и с юга шастает. Батя нам билеты до Первомайска за месяц до отправления поезда покупал.
Бурцева дёрнула плечом.
Я заметил, что она усмехнулась.
— В железнодорожной кассе куплю, — сказала Анастасия. — На вокзале. А если не смогу, то позвоню домой, папе. Он это дело быстро решит. Он это умеет. Я в своём папе нисколько не сомневаюсь.
Она посмотрела на меня; словно ждала, что я задам вопрос.
Но вместо меня спросил Артурчик.
— Кем же работает твой папа? — поинтересовался он.
Бурцева горделиво приосанилась.
Сообщила:
— Мой папа полковник. И скоро станет генералом. Так мне дед сказал.
— Полковник? — переспросил Артур. — Наверное, он командует Кремлёвским полком? Раз уж вы там, в своей Москве, по театрам ходите и с самим Высоцким общаетесь.
Анастасия улыбнулась, покачала головой.
— Нет, — ответила она. — Дедушка говорил, что Кремлёвским полком командует генерал.
— Жаль, — сказал Артурчик. — Я уж подумал, что когда приедем в Москву, ты нам экскурсию в Кремль устроишь. Или билеты в Театр на Таганке раздобудешь — это туда, где поёт Владимир Высоцкий.
Прохоров забросил на плечо гитару, с преувеличенным сожалением выдохнул:
— Эх, не повезло нам.
— Может, и устрою экскурсию, — сказала Анастасия Бурцева. — В театр. И ещё… куда-нибудь.
Она посмотрела на меня и добавила:
— Вы приезжайте!
* * *
На пляже пансионата «Аврора» мы встретили рассвет. Вшестером. Стояли ровной шеренгой на холодном песке и наблюдали за тем, как тонкая светлая полоска у горизонта превращалась в похожее на пожарище зарево.
Усилившийся к утру ветер поглаживал меня по голове. К моему плечу прижималась Анастасия Бурцева. Она изредка нашёптывала мне романтичные (с её точки зрения) глупости, изредка окуривала меня табачным дымом.
Я смотрел на горизонт и прислушивался не к воркованию женского голоса, а к плеску волн и к урчанию своего живота. Отметил, что «в прошлый раз» мне подобная «романтика» понравилась. Признал, что сегодня она меня утомила.
В жилой корпус мы вошли в той же компании: вшестером. На втором этаже расстались с Женей и с Любашей — попрощались с ними «до завтрака». Бурцеву мы пригласили к себе в комнату (заверили, что «поместимся»).
Я великодушно уступил зевавшей и потиравшей глаза московской студентке свою кровать. Подуставший к утру Артурчик не пошутил по этому поводу, хотя и ухмыльнулся. Я заявил Бурцевой, что спать пока не собирался.
Удивился, когда мои слова «бессонная ночь — не повод для пропуска утренней тренировки» поддержал Кирилл. На пробежку я отправился не один, а вместе с младшим братом. Мы пробежали по безлюдным аллеям, остановились на пляже.
— Непривычно, что бегали вдвоём, — заявил Кирилл. — Котовой не хватает.
Он стрельнул взглядом мне в лицо.
— Да уж, — согласился я, — Ленки не хватает. Это точно.
Сбросил кеды, стянул с себя тельняшку.
Посмотрел на брата.
— Малой, ты купаться пойдёшь?
Кирилл на мгновение растерялся, взглянул на растревоженное за ночь море.
— Буду, — ответил он.
Кир снял обувь.
— Тогда догоняй, — сказал я.
Бросил на песок одежду и побежал навстречу волнам.
* * *
На завтрак мы пошли вчетвером. К девицам из Смоленска мы по пути не заглянули: ни Кирилл, ни с трудом державший глаза открытыми Артурчик о них не вспомнили. Трёх порций в столовой нам вполне хватило. Потому что толком не проснувшиеся Бурцева и Прохоров почти не если. Зато мы с Кириллом после утренней тренировки ещё не спали — поэтому позавтракали с аппетитом. Студентка из Москвы утром почти не разговаривала, зевала и посматривала по сторонам равнодушным взглядом. По возвращении из столовой я настоял, чтобы она ещё пару часов вздремнула. Анастасия со мной не спорила — охотно вновь заняла моё спальное место. Прилёг «на часок» и мой младший брат. А вот Артурчик вдруг утратил сонливость.
Прохоров закурил на балконе полученную от москвички «импортную» сигарету (я стоял рядом с ним, отмахивался от дыма) и предложил:
