— А много ли с вами прибыло таких послушников, ваше высокопреосвященство?
— Что-то около десяти тысяч пеших и тысяча на осликах.
— Это ослики? — он указал на неплохих скакунов, под сёдлами сопровождающего нас конного отряда.
— Ну, по крайней мере, я их так называю, — тепло улыбнулся я ему, — я не сильно хорошо разбираюсь во всей этой военной атрибутике.
— Угу, ясно, — он отъехал, присоединившись к группе французских аристократов, о чём-то с ними переговорил, и вернулся ко мне.
— Прибыл гонец от его королевского величества, — сообщил он мне, — он просит легата Папы по возможности, посетить его в Лувре.
— Что же, благодарю вас за интересную экскурсию Шарль, — смиренно кивнул я, — будет не очень красиво с нашей стороны, заставлять его величество ждать.
Он кивнул, громко командуя развернуть отряд, направляя его в нужную сторону.
* * *
Узнавание произошло и в этот раз, едва носилки внесли в тронный зал. Сам Лувр не особо меня впечатлил, что-то я начал не замечать всю эту позолоту и побрякушки кругом. Только в отличие от Ричарда, Филипп Август был более сдержан в своих эмоциях, но тем не менее руки его дрожали, когда он представлял мне свою жену и ближайших сановников.
Я перевёл взгляд на нынешнюю королеву. Привлекательная, молодая, явно меня опасается, но ничего в ней не было такого, на чём я мог остановить свой взгляд.
— Рад вас приветствовать ваше величество, — я склонил голову, — прошлый раз наше знакомство было омрачено трагической гибелью ваших людей, надеюсь в этот раз мы с вами преломим копья, только в беседах.
Филипп II Август, вздрогнул от такого намёка, но твёрдо на меня посмотрев, заверил, что так оно и будет. Передав через слуг рекомендательное письмо от Папы, я дождался, когда его зачитают королю, и затем вернут мне обратно. Руки Филиппа после оглашения воли Иннокентия III о необходимости вернуть Ингеборгу Датскую на супружеское ложе во дворец, начались вздрагивать ещё чаще.
— Чтобы мы окончательно забыли разногласия между нами, позвольте преподнести вам подарок, — спросил я его, чтобы прервать неловкую паузу и он кивнул.
Я попросил сеньора Бароцци, который испытывал наслаждение от этой встречи, словно попал в молодость, передать мне предмет, имеющийся у него. Тот, распутывая ткань, протянул мне меч в ножнах.
— Этот меч, ваше величество вы отдали мне тогда при Руане, — я протянул его перед собой и по жесту короля один из аристократов взял его и поднёс ему, — поскольку он был без ножен, я взял на себя смелость подобрать ему достойную защиту и возвращаю его вам, как жест своей доброй воли.
Король выдвинул клинок, убедился, что это действительно его меч и даже не обратил внимание на ножны, сами по себе являлись предметом ювелирного искусства.
— Благодарю вас легат, — сухо поблагодарил меня он, стараясь скрыть волнение, — только позвольте поинтересоваться, ваше войско возле Парижа, тоже ваш жест доброй воли? Как-то оно слишком большое для свиты, что была заявлена вами в сопроводительных документах от Святого престола.
— Это послушники ваше величество, — скромно ответил я, придерживаясь своей линии, — просто послушники, которые идут за мной, внимая священным словам Евангелие, которые я читаю на привале.
Рядом со мной закашлялся сеньор Бароцци, я посоветовал ему выпить воды или не мешать нам. Тот краснея, зажимая рукой рот, покивал головой. Взгляды, которыми меня окидывали придворные, были явно недружественными, их мало обманывали мои слова, поскольку вооружение и снаряжение воинов могли отличать по виду, а оно на моих воинах было всё первоклассное для данного времени.
— И всё же, можно попросить, убрать ваших, — он споткнулся, но всё же выговорил, — послушников подальше от Парижа, они немного смущают наших добрых подданных.
— Всё будет зависеть от наших с вами бесед ваше величество, — я склонил голову пред ним, — Святейший отец был весьма опечален вашим последним письмом к нему и нежеланием примириться с женой.
После моих слов, королева, сидящая рядом с Филиппом едва не упала в обморок, её срочно подхватили фрейлины и вывели из зала. Лица придворных всё больше налились злостью. Это понял и правитель, как и то, что нападение на легата Папы, прямо в королевском дворце, в то время когда он просто мирно разговаривает, будет началом конца для его спокойной жизни. Такое Священный престол не оставит без отмщения.
— Чтобы ускорить этот процесс, мы могли бы переговорить завтра? — поинтересовался он, — сегодня я понимаю, вы с дальней дороги, устали.
— Нет, — остановил я его, — я буду рад поговорить с вами немедля ваше величество.
Он поднялся с трона и объявив конец аудиенции, оставил себе только одного, скромно одетого человека, чем невероятно удивил меня. Когда меня занесли в его кабинет, то я сразу увидел, что в отличие от такого же у Ричарда, король здесь точно бывает и даже видимо ночует, поскольку диваны выглядели весьма потёртыми на вид.
— Это сеньор Арман, барон де Клюсси, — представил он человека, который занял место позади его стула. Мы с ним поприветствовали друг друга кивками головы.
— Венецианец! — неожиданно король заломил руки и отбросив всяческие формальности, обратился ко мне, — прошу выслушать меня! О тебе идёт разная слава, но никогда о том, что ты лишён чести или несправедлив! Я прошу у тебя только одного, выслушать меня, прежде чем мы начнём беседу о возвращении жены!
Добродушная улыбка вместе с маской добрячка сползла с моего лица. Я настороженно посмотрел на него, не понимая, почему король, о котором все говорили только в восторженных тонах, и который по своим воинским и любовным подвигам не уступает Ричарду Львиное Сердце, ведёт себя словно загнанный в угол олень. Огромный, сильный, могучий, который может дать отпор любому охотнику, но сейчас загнанный в угол. Это меня насторожило, не такой я представлял нашу первую встречу и этот разговор.
— Насколько ты посвящён в то, что происходило между мной и той ведьмой, что зовут «милейшей и добрейшей королевой»?
Я очень поверхностно обрисовал ситуацию, которую мне поведала королева-мать Англии. Закончив всё словами.
— Это всё, что я знаю.
— Да я вижу, тем лучше, — лихорадочно сказал он, — когда я увидел её впервые, то тотчас влюбился к эти бездонные зелёные глаза, кожу белее алебастра и мягкую улыбку. Влюбился так, что ни минуты не захотел ждать и не став устраивать никаких проверок невесте, понадеявшись на её знатность, приказал, чтобы нас обвенчали в тот же вечер. Ужас начался, когда я, воспалённый желанием, вошёл в комнату, где укрытая лишь одной сорочкой лежала она. У меня были женщины Венецианец, много женщин, я не бессилен, как мужчина!
Я кивнул, показывая, что знаю это.
— Но когда возлёг на неё, она продолжила лежать неподвижно, смотря на меня таким насмешливым взглядом, что мой пыл стал ослабевать.
Он покачал головой.
— И чем больше я пытался, тем больше понимал, что ничего с ней не получится. Она лежала неподвижно, лишь разведя ноги, и всё так же насмешливо смотрела на меня, своим издевательским взглядом.
У меня, от его страсти и искренности речи, что-то тихо лопнуло внутри. Конечно я собирался всё проверить сам, но по крайней мере однозначно относиться к заверениям со всех сторон, что злодей — король, я теперь точно не буду.
— Поняв, что не смогу, я попробовал ещё в следующую ночь, но она и не собиралась быть нежнее и мягче! При виде её насмешливого выражения, словно говорившего:
— «Я посмотрю, что ты сможешь».
— У меня просто ничего не работало. Причём стоило выйти от неё, как я тут же без проблем покрыл первую же встреченную служанку! Тогда у меня закралась мысль, что может она делает это специально? Так что я приказал проверить её на девственность.
— И что ты думаешь? Она оказалась нечиста, Венецианец! — яростно вскрикнул он, — датчане подсунули мне порченую девку, которая стала королевой Франции!
— Нужно было объявить об этом во всеуслышание. Почему вы этого не сделали? — задал я ему резонный вопрос. Не девственность невесты такого уровня брака, автоматически его аннулировала.