Решив для себя эту проблему Чемберс довольно закрыл свой блокнот и третий период смотрел уже как простой хоккейный болельщик.
* * *
Как и вчера ЦСКА решил увеличить темп и перешёл на игру в три звена. Было очевидно что уезжать с урала с баранкой совсем не входило в их планы. Поэтому третий период этой игры стал самым интенсивным по давлению на наши ворота.
Еще и сказалась разница в классе тренерского штаба ЦСКА и Автомобилиста. Хоть и мы, и они были в одинаковых условиях, но армейцы выглядели, двигались и принимали решения намного быстрее. Им усталость от двух изнурительных матчей никак не мешала.
И вследствие этого пошли ошибки, причем у всех нас. Начиная от первого звена нападения и заканчивая четвертой парой защитников.
Пару раз армейцы нас простили, не забивая после классных атак с ходу, и Асташев, глядя на то как складывается игра, был вынужден взять тайм-аут.
Мы все сгрудились возле нашей скамейки и стали слушать тренера.
— Мы упрощаем игру, — начал Асташев, пытаясь перекричать шум трибун, — Это касается всех троек нападения. Один нападающий всегда должен оставаться и страховать своих защитников. При любом, даже мало-мальском риске надо отбрасываться, а не пытаться комбинировать в средней и тем более в своей зоне. Семенов, — дальше уже тренер говорил персонально обо мне, — я тебя перевожу во вторую тройку и буду накладывать это звено на первую тройку ЦСКА. К тебе мои слова о минимизации рисков тоже относятся. Как и ко всем остальным. Играть без самодеятельности. Строго по счету. Давайте, максимальная концентрация в следующие пятнадцать минут. Я хочу увидеть собранную и аккуратную игру как в обороне, так и в нападении. Сейчас нам важнее не пропустить чем забить, помните об этом.
Вот не люблю я такие вещи, на самом деле. Как по мне, это не осторожная и аккуратная, а трусливая игра. Так обычно думали и думают тренеры футбольной сборной сначала СССР а потом и России. “Сыграть по счету, ничья нас устраивает, отстоять результат” и прочие слова за которыми, как мне кажется всегда скрывается трусость.
Обычно это ничем хорошим не заканчивалось, всегда в последний момент, когда казалось бы что всё идёт хорошо и надо дотерпеть, что-то да происходит.
Но идти против прямого указания тренера себе дороже. Так что я просто согласился с Асташевым и покатился на вбрасывание в средней зоне.
* * *
Честно сказать, то какой объем работы я проделал в этом третьем периоде было очень серьезно, даже по меркам хоккея будущего. Мой айстайм составил фантастические двенадцать минут. Во время которых я выходил как с Кутергиным и Мартемьяновым, так и в своей тройке.
Плюс обе спецбригады меньшинства. Армейцы в концовке превосходили нас наголову по скорости, так что восемь минут штрафного времени это еще по божески было.
И, к сожалению, давление ЦСКА дало-таки свои плоды. Когда на часах оставалось две минуты они сравняли и сделали это как раз-таки в большинстве.
Все эти две минуты мы провели в своей зоне, и, когда до выхода Бойко оставались какие-то секунды, Семенова пробил отличным броском Макаров.
Под конец он же чуть было не принес победу армейцам, но вместо этого отправил меня в глубокий нокаут, когда за десять секунд до конца мне пришлось лечь под шайбу.
И вот вроде бы всё сделал правильно, закрыв лицо, да и из-за того что я юниор приходилось играть в маске, но всё равно шайба нашла таки лазейку и прилетела мне точно в ухо. Боль была такая, что казалось будто меня рельсой ударило, и я не помнил как оказался в раздевалке.
Вот только что я пытаюсь блокировать бросок Макарова, а сейчас уже сижу раздетый по пояс, и доктора оказывают мне помощь.
— Как всё закончилось? — шипя от боли спрашиваю я у доктора Нестеренко, — счет какой?
— Ничья, 2-2, ответил он, — ты лучше расслабься, тебе сейчас покой нужен.
— Хорошо, докт…— я не договорил так как меня закружило, а потом вырвало.
— Тут всё понятно, — сказал Нестеренко обращаясь к кому-то кого я не видел, — у парня перелом височной кости, закрытая черепно-мозговая травма и сотрясение, само-собой. Я с ним поеду.
Как оказалось, говорил он с врачами скорой помощи, которые отвезли меня в уже знакомую районную клиническую больницу номер сорок.
Месяц без хоккея, и это как минимум! Вот какой был результат того точного попадания. Как сказали мне врачи, перелом височной кости срастается от десяти до двадцати дней, плюс еще сотрясение.
Это очень тяжелый удар как по перспективам команды, Автомобилист лишился своего лучшего игрока и бомбардира, так и по моим.
Я очень рассчитывал попасть в этом году на молодежный чемпионат мира в Москве, который должен был стать стартовой точкой для моей карьеры в сборных страны. Олимпиада в следующем году, и мне нужно быть в составе сборной.
Если еще вчера будущее было безоблачным, то теперь ничего не понятно. Успею восстановится или не успею? Вопрос.
Как говорится беда не приходит одна, вслед за моей травмой выбыл и второй. Александр Семенов, наш основной вратарь. Неловкое движение на восстановительной тренировке привело к рецидиву недолеченной травмы и на лечение может уйти до трех месяцев.
Два таких серьезных удара не могли сказаться на команде и, если после матчей с ЦСКА мы единолично занимали второе место в турнирной таблице, то через две недели всё было уже не так радужно.
Четыре подряд выездных поражения. Сначала от Сокола в Киеве, а потом от Челябинского Трактора, затем Ярославское Торпедо и, как итог, фиаско в Воскресенске.
Последняя игра вообще сложилась для моей команды самым опаснейшим образом. Мы вели у Химика три шайбы перед началом третьего периода, но потом за каких-то четыре минуты пропустили пять.
Эта кошмарная серия закончилась шестого ноября. И нам снова помогло Усть-Каменогорское Торпедо. Автомобилист победил со счетом 3-2 и после четырнадцати матчей занимал шестое место. Мы пропустили вперед не только ЦСКА, но еще и два Динамо, Московское и Рижское, Химик и Спартак.
Последний так вообще по потерянным очкам был первым в таблице, проведя всего двенадцать матчей.
Естественно, что ни о какой Швейцарии речь уже не шла. Так, во всяком случае, говорил донельзя расстроенный этим поворотом Игорь Лукиянов, который навещал меня в больнице чаще других партнеров.
Вообще с этими посещениями сложилась забавная штука. Режим есть режим, но на то что у меня постоянно гости администрация больницы смотрела мягко скажем сквозь пальцы. Не иначе тут сработал мой статус, то что в отдельной палате на третьем этаже лежит главная надежда всего уральского спорта не знал только ленивый и по совместительству слепой и глухой.
Поэтому навещали меня каждый день. И самой частой гостьей была, как это ни странно, Ника.
Внучка академика Красовского появилась у меня в палате буквально на второй день. В тот момент я проснулся от того, что сильно болела голова и с удивлением увидел рядом с кроватью Нику, которая сидела на стуле и ждала.
— Я тут тебе кое-что принесла, — сказала она вместо приветствия. Этим кое-чем оказались фрукты, наливные, по-другому не скажешь, яблоки и, внезапно, апельсины, целая авоська.
Встав со своего стула девушка поцеловала меня и сказала:
— Я тут разговаривала с твоим врачом, он говорит что ты тут чуть ли не на месяц. Верно?
— Надеюсь, что меньше, — ответил я, — надо успеть восстановиться и набрать форму к декабрю.
— Да, да, я знаю. Молодежный чемпионат мира, об этом все в университете говорят. То что сборная может остаться без лучшего игрока чемпионата.
— Ты же говорила, что тебе хоккей не интересен, — вспомнил я ее слова.
— А я тебе говорила что мне интересны хоккеисты. Вернее, сейчас меня интересует один единственный хоккеист. Который лежит в этой палате. Познакомилась с твоими родителями, — внезапно перевела она тему, — они у тебя хорошие.
— И когда же?
— Вчера, я приехала, а тут они. Пришлось уступить им право с тобой побыть.
