Смерти можно бояться или не бояться — но придет она обязательно. Знаю, проходили уже…
Пошел куда глаза глядят. Ведь других планов на сегодняшний вечер у меня не имелось. Убили Сивашова или он самоубился, я еще не знал, но одно знал точно, преферансу меня уже некому научить. И идиотских пьес о повышении надоев с отдельно взятой коровы тоже драматургу не писать больше.
Может, стоило бы рассказать следователю о своем разговоре с Сивашовым? Правда, тогда бы пришлось рассказывать о Трегубове и его шайке, а я даже не знаю, что именно произошло с драматургом? Товарищ следователь не счел нужным сообщить. И потом, с чего я взял, что смерть Сивашова вообще связана с его проигрышем? Может, к нему забрались грабители? Уж в криминальном мире, наверняка, известно о том, что в этом домике живут люди не бедные. Надо будет выведать о случившемся у главреда.
Ему обязательно сообщат. Он же, помимо всего прочего, еще и секретарь Союза Писателей.
Как бы то ни было, а это мне сигнал. Ведь если Трегубов и Ко замешаны в смерти Сивашова, то значит, они готовы на любые крайности. И такого дилетанта, как я, пришьют и не почешутся. Не сами, конечно, а руками своих подручных. И потом, какие у меня мотивы лезть в эту историю? Желание отомстить за поруганную честь своей дамы? Ну так это можно попытаться сделать в явочном порядке. Равно как и за то, что ее муженек подослал ко мне трех ухарей…
Ещё неизвестно, не всплывёт ли история с нападением на меня во дворе загородного дома? Я брел в задумчивости, не замечая никого вокруг, и потому не сразу отреагировал на то, что кто-то окликнул меня по имени. И лишь когда к выкрикиваемому имени добавились слова: «поэт, едрить твою», я понял, что это обращаются ко мне.
Глава 21
Я оглянулся. Олег! И не один, а со знакомой мне девушкой. Значит, все-таки пригодился адресок.
— Привет!
Мы обменялись с армейским дружком рукопожатиями. Ангелина мне руки не подала, а только сдержанно кивнула. Видать, не прошла еще обида. Что ж милая, не судьба нам быть вместе. И в прошлый раз была — не судьба. Зря лишь столько времени потратил. Она, конечно, сейчас не понимает этого, ибо обижена на меня, но зато ее обида не перерастет в ненависть, как когда-то.
— Ты куда намылился? — спросил Олежек.
— Да никуда! Гуляю просто.
Естественно, про то, что планы мои накрылись из-за внезапной гибели драматурга, упоминать я не стал.
— Мы — тоже, — кивнул дружок. — Пойдем гулять вместе!
По глазам Дороховой было видно, что такая перспектива ее не очень устраивает, но я согласился, а она лишь плотнее прижалась к плечу Олега, возможно, для того, чтобы вызвать во мне ревность. Мы не торопясь двинулись вдоль по улице. Дружок принялся расспрашивать меня о моих делах. Скрывать от него мне было нечего, ну я и рассказал и об увольнении с завода, и об устройстве в редакцию журнала, и о киносъемках. Без подробностей, конечно.
— Да когда же ты все это успел? — удивлялся Олежек. — Мы, после той пьянки, и не виделись-то всего ничего… А ты… Наш пострел везде поспел…
— Так сложились обстоятельства, — пожал плечами я, а про себя подумал, что пока все идет по плану — я литсотрудник, в корешах с шефом, теперь надо дальше двигаться… Вот только смерть Сивашова — как снег на голову.
Однако Литвинова так просто не проведешь.
— Ну в журнал, ладно… — принялся рассуждать он. — Раз в «Советском воине» напечатали, так, считай, уже писатель, но в кино-то ты как попал?..
— Как-нибудь расскажу, — улыбнулся я.
Правда, про себя подумал, что всё-таки вряд ли стану откровенничать с ним про Анастасию.
— Ну ладно! — отмахнулся он. — Ты только не зазвездись… Подумаешь — кино. Меня вон тоже на учениях в кино снимали, но я же не корчу из себя Жана Маре…
Видно было, что теперь ему как-то не по себе в моей компании, но всё-таки он не стремился от меня отделаться.
— И я не корчу, — сказал я. — Еще ничего неизвестно… Может, еще попрут из актеров-то. Олежка, — как можно дружелюбнее добавил я, — оно мне сильно и не надо. Но лишним не будет. Опыт такой приобрести, опять же, платят исправно.
Я развёл руками — мол, оно само.
— Пусть только попробуют выгнать, — хмыкнул Литвинов.
Я внимательно посмотрел на товарища. Нет, он не так прост. Может, и впрямь рассказать ему о Трегубове и его шайке? А также — о смерти драматурга. Олег — парень не трусливый и не глупый, может, что путное подскажет. Только не при Ангелине же? Такие вещи девочкам доверять нельзя. Она и так вон куксится. Не нравится ей гулять в одной со мною компании. Да и мне мало доставляет удовольствия шляться по расквашенному снегу. Уж лучше домой. Работать надо, я ведь обещал Толстикову все рассказы из «Откровенных сказок» за месяц написать. А тут еще работёнка от Мизина наклёвывается. Если выплатят в понедельник хороший аванс, куплю пишущую машинку, чтобы ни от кого не зависеть.
— Слушайте, ребята, — сказал я. — Мне домой надо… Так что гуляйте без меня.
— Ну надо, так надо, — не слишком огорчился друг. — Но ты не забывай старых друзей. Лады?
Я кивнул и потянул его чуть в сторону, на шаг.
— Мне бы потолковать с тобой, Олежек, с глазу на глаз, — сказал я ему. — Как с тобой связаться?
— Ну так позвони в понедельник на работу, — откликнулся тот и продиктовал номер. — И столкуемся…
— Договорились! — сказал я, записав циферки в записную книжку. — Ну, пока!
Я помахал им рукой и отвалил. Тем более, что уже начало темнеть. Интересно, как там у нас дома? Сделал Савелий Викторович Марианне Максимовне предложение — или по старой холостяцкой привычке сдал назад? Если у них помолвка, надо им подарок сделать… Ну, две смежные комнаты вместо двух раздельных — это хорошо, но ведь они не моя собственность! До приватизации еще лет двадцать… Телевизор, стиралка, холодильник — все это, хоть и нажито порознь, но у молодоженов имеется… Во! Пылесоса у них нет!
Идея приобрести соседям в подарок пылесос мне понравилась и резко улучшила настроение. Люблю дарить и радовать приятных мне людей. Как там Наденька? Неужто и впрямь отказала Телепневу? А чего тогда глазки строила, соседку расстраивала? Женская душа — потемки. И дремучий лес. Заблудиться в нем ничего не стоит. Вот потому я и не люблю заглядывать в его глубины, предпочитая бродить по опушке. Пускай другие цветочки да ягодки в этой чащобе ищут…
Когда я открыл дверь квартиры, то услышал музыку. Причём она доносилась из моей комнаты. Интересно, кто это без спросу врубил мой катушечник? Родственница?.. Кроме музыки, по квартире плыли ароматы жареной с мясом картошки. На кухне кто-то готовил. И вообще, атмосфера была приподнятой. И это хорошо. Значит, и Телепнев с Юрьевой сговорились, и Наденька не в обиде. По такому случаю можно даже простить самоуправство с магнитофоном.
Я разулся, скинул пальтецо и сразу же нырнул в свою, пока еще, комнату. И тут же понял, что все не так радужно, как мне представлялось.
Катушечник и впрямь наяривал что-то слезливое, а рядом на стуле сидела родственница и рыдала в три ручья. Да что опять стряслось, черт побери⁈
Я опустился на корточки, заглянул ей в зареванное лицо. Надя, заметив мое присутствие, зарыдала еще пуще. Нет, так дело не пойдет!
Я выпрямился, взял ее за локти и попытался поставить на ноги, но девица повисла словно куль с… Короче, так малые дети делают, когда не хотят, чтобы их брали на руки. Пришлось немного поменять тактику и швырнуть ее на диван. От этого броска родственница опешила и осеклась.
— Так! — сказал я. — Четко и внятно. Что стряслось?
— Почему… — всхлип. — Вы… — всхлип. — Никто… — всхлип. Меня… — всхлип. — Не любите…
— Кто это тебя не любит?
— Никто!
— Так это ты из-за Савелия Викторовича рыдаешь?
— Да!
— Он говорил, что ты ему отказала.
— Отказала… — не стала отрицать Наденька. — Он — старый…
— Так чего ж тебе надо?
— А почему он… С этой грымзой…
