«Да, великоват грузовичок — маршрутка из него получится великоватой, что уж говорить про семейный фургон. Заодно сделаем наклонное лобовой стекло, в одну линию с капотом, хоть какая-то обтекаемость появится, сэкономим пару „кошачьих сил“, которых у нас и так мало».
«Каких сил⁈»
«Условно-лошадиных. У того же МАЗ-241 двигатель сто семьдесят „лошадей“ был, а у нас при чуть меньших размерах — пятьдесят. Смешно и грустно одновременно».
«Ну, во-первых, у нас лошадиные силы чуть больше — ты же сам считал, что получается где-то семьсот восемьдесят ваших ватт, а не семьсот тридцать пять. Во-вторых, тот автобус, как ты мне сам показывал, везёт официально до пятидесяти человек, из них двадцать один сидя — хотя я не представляю, как туда столько напихать можно…»
«Можно-можно. И больше набивалось, сам видел, причём изнутри».
«Не перебивай. Так вот, там, считай, порядка пяти тонн пассажиров — у нас салон на шестерых, плюс багаж и один в кабине. А самое главное — ты же сам говорил про квадратичный закон мощности. Мол, чтобы увеличить скорость вдвое — мощность надо увеличить вчетверо? Ну, вот: у нас максимальная скорость семьдесят, и то в теории, у вашего автобуса — сто двадцать вроде. Это во сколько раз, получается? В один и семь с хвостиком? Значит, мотор должен быть мощнее где-то в два и девять раза. Сто сорок пять получается — чуть меньше, да, но у нас и кони сильнее, и груза меньше. На наших скоростях так на так получается».
«Уговорил, уговорил. Пятьдесят сил для тележки молочника достаточно. Если много молока не грузить, ага. Но, согласись, в нашем случае сэкономить — это как найти».
Стало вырисовываться общее решение: скошенная «мордочка», передние колёса — перед кабиной, задние — в нишах внутри багажного отделения. Дед обозвал это «нормальной маршруткой, типа спринтера», после чего решил занизить крышу до уровня чуть ли полтора метра от земли, выдвигая какие-то странные аргументы. Как вам такое: «Форд гэлакси, конечно, тот ещё трактор, но хотя бы легковушка, а не автобус», а?
«Внутри на четвереньках ползать, что ли⁈ Нормально же получается, когда можно встать нормально!»
«А зачем тебе шастать по салону? Вошёл, сел — и едешь, всё!»
«А готовить? Перед столиком на коленях стоять, что ли? Так всё равно не поместишься!»
В общем, бой был долгий и трудный, в итоге сошлись на высоте крыши около двух метров, высота салона получалась метр восемьдесят — мне и Мурке нормально, если вдруг не вытянусь сильно за следующие год-два, а если кто-то высокий в семье появится — ему будет хуже. Боковую дверь опять запланировали одну, причём два варианта — или откатную, которая удобнее в гаражах и прочих стеснённых местах, или двустворчатую, как сейчас. Ну, и общая компоновка сохранилась. Дед хотел ещё и ширину уменьшить, но тут уж я встал насмерть! Одно дело если диван позволяет спокойно лечь и нормально поместиться, и другое, если он заведомо слишком короткий! Зачем самому себе пытки устраивать, я вас спрашиваю⁈ Так что длина дивана сто восемьдесят сантиметров и ни одним меньше! Больше — можно, поскольку я подушку не учёл, меньше — никак! А все остальные размеры по ширине — такие, чтобы диван поперёк встал.
Дед ворчал, что получается «жаба жирная, слегка приплюснутая», а вот мне новые линии нравились просто очень и очень! Не то зубило, не то пуля — если сбоку смотреть. Классно, а главное — ни на что не похоже!
«Вот это и смущает — опять слишком много внимания привлекать будем и отбиваться от желающих „такое же, но зелёное“ получить».
«Знаешь, дед — внимание мы привлекать будем в любом случае. Если выбор стоит между пылью и вниманием — я выберу внимание. Тем более, что к Рысюхе внимание привлекать мы вроде как должны».
«Надеюсь, на личную, семейную машину ты на бока большие эмблемы лепить не будешь? Это всё-таки не заводской грузовик!»
«Вообще-то дворяне часто свой герб рисуют на экипаже, только не такой большой и в основном — титулованные».
«Хочешь, чтобы тебя выскочкой считали?»
«Нет, конечно!»
Это рассказывать быстро, а так мы со всеми этими переборами вариантов, спорами и расчётами как раз всё свободное время и потратили. К фургону я пришёл, как потом оказалось, буквально за пятнадцать минут до Маши. Только и успел приготовить лёгкий перекус из имевшихся в холодильнике запасов и закипятить чайник. Правда, пришла Маша вместе с Лебединским, который оказался неожиданно сильно впечатлён накрытым в автобусе столом.
— Поймите, Юра: одно дело — слышать, что тут, дескать, можно чайку погреть, и совсем другое — увидеть это вот всё вживую. Прямо гостиная!
— Совмещённая с кухней и спальней. Жаль, холодильник «в другой комнате», бегать далеко.
— Эх, Юра! Знал бы вас похуже — сказал бы, что зажрались! Далеко бегать до холодильника — это если он дома остался, за полтораста вёрст. А обойти вокруг половины фургона — это «всё с собой»!
Профессор проявил понимание — чаю выпил, даже с выпечкой, но буквально через десять минут раскланялся, оставив нас с Машей наедине. Разумеется, никакими безумствами мы тут не занимались — мало ли, кто в окошко заглянет? Но немножко поцеловаться шанс не упустили, разумеется. Как и посидеть обнявшись. Я предлагал Мурочке покататься, но она эту идею категорически отвергла:
— Нет уж! Не будем терять драгоценное время! Покататься можно и потом, когда мама вернётся с дачи и папа будет в курсе наших встреч.
Такой взвешенный и прагматичный подход мне нравится! Даже хотел поймать лихача, чтобы побыстрее добраться до Мурлыкинской квартиры, но Маша не дала нарушить конспирацию. Сама она уехала вперёд, а мне было дано задание проникнуть во двор позже и незаметно. Казалось бы, задача несложная: пустой, разморенный солнцем двор, заросший акациями, жасмином и сиренью; время, когда у кого-то послеобеденный отдых, а кто-то начинает готовиться к возвращению со службы чиновных мужей (присутственные места многие закрываются уже в четыре пополудни); я, скромно одетый, прячущий палец с перстнем под пакетом и вообще по плану похожий издалека на посыльного… Если бы не полная уверенность деда, поддержанная Машей — был бы уверен, что никто ничего не заметит.
Во второй раз встреча прошла спокойнее. По крайней мере, я спокойно избавился от поклажи и обуви, а не сбрасывал судрожно по дороге. И к делу мы, не сговариваясь, приступили нарочито медленно, растягивая удовольствие и глядя в глаза друг другу. Почему-то это — взгляд глаза в глаза — одновременно смущал и возбуждал больше, чем что бы то ни было. Мы не торопясь, плавно ласкали друг друга, так же медленно и неотрывно глядя в глаза, Маша при этом покраснела, прямо пылая щёчками, снимали друг с друга лишнюю одежду. Пусть по летнему времени её было не так, чтобы много, но лишней она была вся, до последней ниточки!
Или из-за замедленности и плавности действий, или от того, что занятие уже немного знакомое, но сегодня я чётко уловил момент и попытку Маши избавить меня от последнего предмета одежды и эту попытку пресёк — думаю, что временно.
— Так нечестно. Ты же помнишь, да?
Мурочка долгим взглядом впилась мне в лицо, потом, закусив губу и полыхнув разом и глазами, и ушами так, что я испугался — как бы что не загорелось, медленно потянула вниз свои панталончики. Одновременно резкий порыв ветра сдёрнул бельё и с меня. Ах, значит, дар применяем, да?
Правда, обещание «всё показать» так и осталось не выполненным — при попытке посмотреть «туда» ножки моей прелести сжимались, как губки тисков. Сама она, вредина, при этом рассмотрела всё, что хотела! С другой стороны — мне и прятаться труднее, да и не жалко. Хотя, если честно — смущает, и очень сильно. Особенно когда одна любимая бессовестная паразитка, удобно устроив голову где-то в нижней части моей груди перекидывает пальчиками туда-сюда свою новую игрушку. С другой стороны — я в этот момент могу вдосталь любоваться вчерашним местом укуса. Очень красивым, надо сказать, местом!
— И вовсе он на огурец не похож, всё эта Ульянка выдумала, Ненасыть фальшивая!
