сразу в незащищённую шкурой плоть, я за раз перекусил трахею и сонную артерию. После чего, спрыгнув с уже начавшего заваливаться тела, устремился, помогая себе крыльями, прямо на паукорога.
Нельзя было позволить ему снова набрать скорость для таранного удара. В третий раз наше столкновение должно было произойти полностью по моим правилам.
И, к моему удовольствию, всё оказалось даже проще, чем я планировал. Потому что, увидев смерть напарника, паукорог растерял всю свою боевую удаль и, вместо того, чтобы попытаться атаковать, начал неуклюже разворачиваться, видимо чтобы дать дёру.
Налетев на него, успевшего сделать только половину поворота, поднырнув снизу и вцепившись в его тяжёлые колоннообразные ноги, мне удалось поднять одну сторону тяжеленной туши в воздух. А после ещё небольшого усилия неповоротливый Майигу уже во второй раз рухнул на спину, подставив мне мягкое брюхо.
Не воспользоваться этим манящим предложением я никак не мог. Тем более что единственный оставшийся плюс-минус целым нападавший — страус, которого я приложил об пол тоннеля, судя по всему, принял свою судьбу и даже не попытался напасть на меня, пока я потрошил паукорога.
— Страшно тебе? — поинтересовался я, подходя к присевшему на колени и положившему голову на пол тоннеля в максимально подобострастной позе страусу.
— Д-да… — проклекотал он, бегая глазами по стекавшим с моей чешуи ручейкам крови паукорога.
— И правильно, — ухмыльнулся я.
После чего подошёл к его сородичу, судорожно пытавшему отползти от меня прочь. Удар гориллы сломал ему позвоночник в районе крестца, так что его главная сила — ноги, страуса больше не слушались. Однако он продолжал ползти, подтягивая себя клювом.
К его сожалению, этого было далеко недостаточно, чтобы от меня сбежать. Подняв его за шею под подбородком, второй я взялся в районе стального кольца кандалов, растянул получившуюся «колбасу» перед собой и в пару укусов перекусил шею страуса пополам.
— ПОЖАЛУЙСТА!!! — взвыл единственный оставшийся в живых нападавший.
Ему, очевидно, было до чёртиков страшно. Даже бессмертные Майигу боялись смерти. А может они как раз боялись её куда сильнее и отчаяннее, чем люди.
Однако, видимо понимая, что, лишь показав свою абсолютную покорность, он мог получить шанс на выживание, страус остался в той же позе, держа голову у земли, будто приглашая меня на трапезу.
И это мне пришлось очень по душе.
— Говори обо всём, что тебе известно, — произнёс я, взяв его с пола всё также, за шею, и подняв на уровень своих глаз. — Если пойму или узнаю, что ты хоть на чуточку солгал, ты сдохнешь куда более страшной смертью, чем твои напарники.
— Аргиронт! — прохрипел страус. — Он приказал нам на тебя… на вас напасть!
— Кто такой?
— Один из Отцов Форта! Он попал сюда фактически сразу, как Форт переделали под колонию и за столько лет накопил огромную власть. Его слушаются несколько тысяч заключённых, у него на коротком поводке куча тюремщиков! Фактически он тут король.
— Авторитет местный, понятно. А сколько всего в Форте таких Отцов?
— Шестеро. Аргиронт — второй по старшинству.
— Насколько силён?
— Точно не знаю. Но ходят слухи, что в своём мире он проиграл войну за титул Руйгу, а мир был одним из крупных. Так что должен быть очень сильным. Куда сильнее нас всех.
— Знаешь, чего он на меня взъелся? Я ведь только сегодня прибыл.
— Нам такое не говорят! Был дан приказ: прикончить те… вас. Если не получится — сбежать и доложить о том, насколько вы сильны.
— И, что, ты будешь докладывать?
— Я…
В маленьких птичьих глазках вспыхнула паника. Страус чётко понял, что правду он мне сказать никак не мог, а ложь я бы почуял. Впрочем, вербального ответа мне и не требовалось.
— Пускай подольше ломает голову, — усмехнулся я, схватив второй лапой страуса за ошейник кандалов и, поднапрягшись, оторвав его шею от тела.
Вот только проблему это нисколько это решало.
Спешить сообщать о том, что убил четверых заключённых в первый же день своей отсидки я, разумеется, не собирался. Самозащита или нет, меня за такое вряд ли бы погладили по головке.
Но далеко не наказание от тюремщиков волновало меня в первую очередь. Хотя свидетелей у этого боя не было, нанесённая мне травма и следы на телах убитых Майигу были очень наглядной демонстрацией моих возможностей.
Увидев рану на моей груди и узнав, что произошло с моими противниками, этот Аргиронт с лёгкостью бы понял, насколько я силён. И в следующий раз по мою душу уже отправил бы кого-то, против кого в нынешнем состоянии у меня не было бы ни шанса.
А значит, до конца этой смены, то есть за следующие примерно четырнадцать часов, мне нужно было каким-то образом скрыть все следы столкновения. Как разбросанные вокруг меня ошмётками, так и оставшиеся на моём теле.
Иначе мне конец.
Шаг первый: избавиться от трупов.
И это был первый раз за почти тридцать лет, когда я ел и давился.
Вчетвером напавшие на меня Майигу весили где-то раз в пять больше меня. А Сущность пожирания миров, которая обычно помогала мне перерабатывать любую пищу в считанные секунды, была недоступна.
К счастью, доставшиеся от поглотителей особые свойства организма вроде экстремально едкой желудочной кислоты или в сотни раз более быстрого усвоения питательных веществ кандалы забрать не могли.
И потому с горем пополам, но мне удалось полностью, вместо со шкурами, перьями и костями, сожрать всех четверых за каких-то восемь часов.
Шаг второй: убрать все следы крови.
Хотя от тел остались только кандалы, покрывавшую пол, стены и где-то даже потолок тоннеля кровь я сожрать так просто не мог. И стихийные приказы, чтобы спалить или смыть её, использовать тоже не был в состоянии.
Однако никто не говорил, что нужно очищать кровь с камня. Чтобы избавиться от улик, вполне достаточно было просто содрать верхний слой самого камня, чем я занимался в промежутках между запихиванием в пасть кусков мяса Майигу.
Тут никто не заботился о какой-то особой гладкости поверхностей стен, главное, чтобы заключённые-добытчики могли пройти. Так что, когда я соскрёб способный выдать меня слой, внешне уже ничего не выдавало, что тут раньше что-то было.
Испачканные в крови куски породы я обсасывал, будто леденцы, благо моя слюна была достаточно едкой, чтобы за секунды разъедать кровь, а потом перемешивал с тем, что уже успел добыть. Даже
