И этот человек, покинув «Чайку», идёт ко мне, ступая торжественно и важно, как Командор.
Ничего, ничего.
Я встретил его на пороге.
— Я на минутку, — сказал Стельбов, отряхивая снежок с ботинок.
— Всегда рад, — ответил я, принимая пальто и шапку.
Прошли в гостиную.
— Это ты на бал-маскарад собрался? — оценил мой наряд Стельбов.
Я повернулся на каблуках, давая возможность рассмотреть получше.
— Красиво, правда?
— Как ряженый.
— Да? «Красную Звезду» мне Брежнев на грудь приколол. Собственноручно. А «Капитанов Революции» — Каддафи. Мундир вполне официальный, на погоны есть патент.
— Патент?
— Самый настоящий. Я — капитан Ливийской армии. Некоторым образом. А вид — ну, красиво же. Непременно при девочках похвалите.
— Это почему?
— Так ведь их работа. За основу взяли придуманный ими костюм. Модельеры международного уровня, получается. Мастерицы!
— А где они? — оглянулся Андрей Николаевич.
— Выезжают из дому. Скоро будут.
— И…
— И мы поедем в Каборановск. Традиция такая складывается в нашем институте — встречать Новый Год в Каборановске.
— Вот прямо всем институтом?
— Не всем, не всем. Но два автобуса точно будет.
— Но почему там, а не здесь? Не в Черноземске то есть? В такую погоду…
— Там мы желанные гости. Дорогие. Нам почёт и внимание. Каждому хочется почёта и внимания. Да и весело бывает. И замок сказочный. А погода обычная, гололёда нет. И, кстати, резина у девочек зимняя, и у меня тоже. За валюту заказал через «Березку». Странно, да? Зимы лютые у нас а резина зимняя у них.
— Зимняя резина?
— Шины то есть. Повышенное сцепление с дорогой. У вас тоже, думаю, зимняя, на «Чайке». А если нет — непременно озаботьтесь.
Эге, Андрей Николаевич, уж не собираетесь ли и вы в Каборановск? Потому и на «Чайку» пересели — поразить всех элегантной роскошью?
— Скажешь тоже… — но он замялся. — У нас порядок заведенный: в семь часов торжественное собрание и концерт в оперном театре, в десять тридцать — праздничный ужин уже в обкомовской столовой, в полночь — поздравления, а затем расходимся потихоньку.
— Мы тоже всю ночь гулять не собираемся. До часу. Полтора часа на дорогу назад. К трем точно будем здесь. С запасом.
Обкомовская столовая ресторана стоит. Особенно малый зал. Но цены демократичные, да. И водку не разбавляют. Хотя Стельбов не пьёт.
— Хотите «боржома»? Чай не предлагаю, времени мало, а боржом есть, хороший.
— Нет, не нужно. Ты, Миша, вот что скажи… Скажи, чего ты хочешь? К чему стремишься? — вдруг спросил он.
— На короткой дистанции, или в долгую?
— И так, и так. Пойми, я понять хочу. Вот мы, наше поколение, в твои годы чего хотели? Есть каждый день досыта. И чтобы во всём мире революция. Потом война, тут понятно, победа. После победы, кто без полёта, о костюме шевиотовом мечтал, опять об поесть досыта, но теперь уже вкусно. А ты? Живешь по нашим представлениям просто как султан. Есть о чем мечтать?
— В новогоднюю ночь положено загадывать желания… Хочу наладить журнал в международном масштабе.
— Это как?
— Есть в Париже журнал эмигрантский, «Континент». На чужие деньги делают, на шпрингеровске. Считается антисоветским, но…
— Не антисоветский?
— Не в том дело. Самим существованием он работает на социализм.
— Почему?
— Впустую тратя силы и средства мировой реакции. Читают его единицы, и то по службе, а французам, немцам, англичанам и прочим шведам что есть он, что нет. А я хочу, чтобы у нас был журнал, который будут читать. В очередь становиться. А лучшие писатели стремились у нас печататься. Ну, вот как здесь и сейчас. Только за границей. Чтобы знали о нашей стране больше. Как живем, о чем мечтаем, к чему стремимся.
— Ну…
— Но я не мечтаю. Я составил план, и буду его выполнять.
— План?
— Именно. Издавать журнал думаю в Вене. Сначала на немецком языке. Распространять в обеих Германиях, Австрии, Швейцарии, Люксембурге, Лихтенштейне, в той же Италии сотни тысяч говорят по-немецки. А потом, когда встанем на ноги, запустим и английскую версию.
— Мечтай, мечтай. До тебя, думаешь, того не хотели? Строго там, за границей. Не дают развернуться советской прессе. Как издают журнал «Советский Союз»? Сугубо по договоренности: они здесь «Англию» и «Америку», мы там — «Советский Союз». Баш на баш.
— Понятно. Протекционизм. Мы ж их демпингом задавим, вот и опасаются.
— А раз понятно, значит, пустое это — твоя затея.
— Я так не думаю. Я ж не предлагаю государству учредить журнал в Австрии.
— А что ты предлагаешь?
— Я сам организую этот журнал. На свои деньги. Обычное капиталистическое предприятие — рабочие места для местных, налоги, аудит, всё по закону. Возьму зицпредседателя, у меня хорошие знакомые, можно сказать, друзья в «Фольксштимме», они не прочь поработать на благо советской литературы. Не только наших будем печатать, но и прогрессивных западных писателей. И возражений, во всяком случае возражений серьезных у властей Австрии не будет. Узнавали.
— То есть мечтаешь стать капиталистом?
— Хочу дело делать, Андрей Николаевич. Неважно какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей. Народная мудрость.
— А денег-то хватит — поднять журнал?
— У нас в Черноземске два журнала. Наш «Поиск» и «Степь». Вернее, «Степь» и «Поиск», «Степь» постарше будет. Так вот, у нас в штате восемь человек, а в «Степи» пятьдесят шесть. В одном гараже трое водителей, начальник, двое механиков, кладовщик гаража и сторож. Восемь ставок! Столько, сколько у нас во всем журнале! Суммарные издательские расходы в «Степи» выше, чем в «Поиске». А зарплаты в «Поиске» выше, чем в «Степи», и сильно выше.
— У вас многие на договорах, — показал знакомство с «Поиском» Стельбов.
— Правильно. Заработал — получи. Именно за сделанное дело, а не за то, что приходишь на работу и вяжешь шапочки, или кроссворды решаешь. Для государства мы даём прибыль, и хорошую прибыль, не всякий колхоз на такую способен. Пять в области — способны, а остальные — нет. А «Степь» на дотации. Так что управимся. Ну, и я надеюсь заработать на матчах претендентов, а там, глядишь, и с Карповым, и с Фишером поиграю. Призовые и пойдут на английскую версию, на пропаганду советского образа жизни путем знакомства западного читателя с лучшими образцами нашей литературы, — последнюю фразу я сказал нарочито суконным языком.
— Призовые… — задумчиво протянул Стельбов.
— Призовые, — твёрдо сказал я.
— Ладно, шкуру Фишера делить рано, ты вот что проясни: какие там у тебя дела с шахматными автоматами, в Америке? Что за «Чижик»?
— Это пока проба пера. Эксперимент. В Америке начали выпускать шахматные электронно-вычислительные комплексы. Маленькие, с шахматную доску. С ними можно играть. Ну, и для рекламы одну модель назвали «Фишер», а другую «Чижик». Я составил дебютный минимум, он в «Чижике». А Фишер, соответственно, предложил дебюты для «Фишера». Нам идут отчисления. Незавидные — пока. Спрос не очень большой. Вот дойдет до матча с Фишером, тогда деньги и будут. Надеюсь.
— А почему не сообщил?
— Кому и зачем? У нас таких игрушек нет, и пока не предвидится. Когда прибыль получу, уплачу комсомольские взносы. Налоги с меня возьмут в Америке. Получается, говорить не о чем.
— Ну… — задумчиво протянул Стельбов. — А почему нет нашего, советского «Чижика»?
— Хороший вопрос. Только не мне на него отвечать.
— Ботвинник делает шахматную машину, самую сильную в мире.
— Ну, и где? Пусть не самая-самая, пусть для начала сыграет в силу «Чижика»? Создали специальную лабораторию, Ботвинник заведует, подчиненные создают великое и таинственное, но товар лицом не показывают. Все исправно получают зарплаты. Четыре года, Андрей Николаевич, четыре года! И ещё десять тянуть будут, и двадцать. Что не тянуть, если платят за приход на работу? А «Чижика» придумали двое студентов, собрали за свои деньги, и вот теперь продают помаленьку. Людям развлечение не без пользы, промышленности — заказы, казне налоги, студентам выгода. Экономика должна быть прибыльной, я так думаю. Иначе обскачут нас капиталисты, обскачут и съедят.
