— Не преувеличивай.
— Не сегодня, не завтра. Хорошо, на ваш вопрос я ответил. А вот вы, Андрей Николаевич, о чём думаете вы, о чём мечтаете? Ведь программа «Есть каждый день досыта» выполнена, хлеба вволю, дешевого и без карточек. Даже пальто всякий может себе позволить, если не шевиотовое, то драповое наверное. Оно и теплее будет, драповое по нашему климату в самый раз. А дальше? Что дальше? До восьмидесятого года осталось всего ничего.
— Ты, Миша, думаешь, что можешь задавать такие вопросы?
— Почему нет? Даже в кошки-мышки играют двое. Ведь это естественно — думать о том, что дальше. Нет, можно прогонять этот вопрос, избегать — как избегаем думать о смерти. Но тут же не смерть, тут возможны варианты.
— Пятилетку выполнить, и никаких вариантов!
— Согласен. Выполнить нужно. А там ещё пятилетка, ещё и ещё… Ладно. Ушли от ответа. А лично вы, лично для себя о чём мечтаете? Сменить «Чайку» на «ЗИЛ», сто четырнадцатый? Перейти из кандидатов в действительные члены политбюро? Стать генеральным секретарем?
— Ну, Миша…
— В новогоднюю ночь почему бы и нет? Не чужие ведь люди, через месяц станете дедом моей дочки.
— Дочки?
— С вероятностью девяносто процентов будет девочка.
— Это по какой такой науке?
— Так… народные приметы. Возвращаясь к новогоднему гаданию: думаю, что «ЗИЛ» вам предложат скоро, сто семнадцатый. И министром будете скоро. Сельского хозяйства, например. Или предложат возглавить Народный Контроль. А там, году к восьмидесятому, восемьдесят первому, войдете и в Политбюро.
— Это тебе Брежнев говорил?
— Андрей Николаевич, вы прекрасно понимаете, что я — последний человек, кому Брежнев что-то бы сказал о внутренних делах. Ну да, изредка встречаемся, но говорим о книгах, о кино, о музыке.
— Тогда откуда дровишки?
— Анализ и синтез с позиций диалектического материализма. Рассматриваешь позицию, и рассчитываешь, какой она будет через десять ходов. Шучу, шучу. С потолка взял. Первое правило новогодних гаданий: предсказывай приятное. Угадаешь — пророк, не угадаешь — взятки гладки, англичанка подгадила, а то бы точно сбылось.
Стельбов усмехнулся.
— Задний ход даёшь? С машиной правильно, в Москве готовят «ЗИЛ», в январе, сейчас отделывают. А остальное — не будем торопиться.
— Не будем, — согласился я.
Стельбов поднялся.
— Поеду я. Передавай привет Ольге и Надежде. Значит, к трём будете?
— Обязательно. Но подождите, они подъедут минут через десять.
— Ничего, потом увидимся. Привет передавай, — повторил он и вышел. Водитель выскочил из лимузина, раскрыл перед Стельбовым дверцу, тот оглянулся, потом забрался внутрь.
Скучает. Волнуется за Ольгу.
Я тоже вышел. Завел двигатель, пусть прогреется. Гараж у меня тёплый, ниже плюс трёх температура не опускается. Для «ЗИМа» хорошо, а человеку прохладно.
Выехал во двор, освобождая место.
И время: «Ведьма» подъехала к дому.
Вышли девочки, а с ними простой человек Женя. На всякий случай сопровождает.
— С наступающим!
Надежда завела «Ведьму» в гараж, потом они заскочили в дом, попудриться.
— Как доехали? — спросил я Женю.
— Отлично. Дорога чистая, машин мало. Ребята хотели подождать, но Ольга сказала, пусть едут. Догоним.
— А и не догоним, не страшно, — быстро ехать я не собирался. Шестьдесят километров в час — вот моя зимняя скорость. На ровных пустынных участках шоссе.
Вернулись девочки.
Расселись сзади, там — простор.
Я за руль, Женя рядом.
— Поехали!
И мы поехали.
Почему «ЗИМ», а не «Ведьма»? Простор — первое. На заднем сидении хоть в футбол играй, хоть роды принимай. Во-вторых, «ЗИМ» по-прежнему считается машиной начальства, и начальства непростого, для области высокого. Оно, начальство, большей частью пересело на «Волги», но зубры оставались верны «ЗИМу», И потому лихачи при виде «ЗИМа» лихость свою сбавляют. Ну, большинство. И в-третьих, «ЗИМ» и прочнее, и заметно тяжелее «троечки», что, согласно закону Ньютона, дает ему преимущество на случай столкновения. Теоретически.
Но столкновений не будет. На выезде из Сосновки нас нагнала и обогнала гаишная пара, «Волга» и «копейка». Дали сигнал остановиться.
Остановился, конечно. Опустил стекло.
— Полковник Зарахченко, — козырнул гаишник. — Вы направляетесь в Каборановск, не так ли?
— Так точно, в Каборановск, — ответил я.
— Мне дано распоряжение сопровождать вас. «Волга» с маяком будет ехать первой, вы вслед, а сзади — капитан Кутайсов на «Жигулях». Дистанция пятьдесят метров. С какой скоростью вам удобнее следовать?
— Шестьдесят километров в час.
— Очень хорошо.
И мы образовали короткий караван.
— Чего это он, Чижик? — спросила Ольга.
— Почётный эскорт. Андрей Николаевич заглянул. Волнуется, вот и распорядился.
— Распорядился… Целого полковника от дела оторвал.
— Почему оторвал? У полковника дежурство, вот и проверит состояние дорожного движения. Не самое плохое дежурство.
— Ты, вижу, доволен.
— Скорее да, чем нет.
Я и в самом деле был доволен. Всё-таки смутные опасения кружили вокруг, смущая. Вдруг волки выскочат… Смешно, да. А мне накануне они снились, волки. Ничего весёлого. Мы в «ЗИМе», на дороге, то ли бензин кончился, то ли ещё что, но ехать не можем. А вокруг — полдюжины волков. Глупый сон, да. Согласен. А с милицией всё же спокойнее.
Выехали на трассу. Редкие, очень редкие встречные автомобили при виде ГАИ, пропуская нас, прижимались к обочине. Собираются дорогу расширять, сделать четырехполосное шоссе. Но это завтра, а едем мы сегодня.
Солнце пошло к горизонту, садится оно рано, только-только солнцеворот прошёл. Небеса в легкой дымке, и снежок падает гомеопатически, на единичку по пятибалльной шкале. Дорогу, уверен, тоже по приказу Стельбова чистили.
Я включил приёмник. Шкала загадочно светилась, обещая самые невероятные встречи в эфире. И зеленый глаз. Люблю ламповые приёмники.
Наконец, приёмник разогрелся. Я настроился на «Маяк».
Новый Год шагает по стране. Чукотка встретила, Петропавловск-на-Камчатке встретил, черёд Магадана и Сахалина.
Репортажи с улиц. Все ждут хорошего. И себе, и другим.
Веселая новогодняя музыка. То есть музыка, в общем-то, обычная, но в новогодний вечер звучит особо. Дополнительное измерение.
Так мы доехали до границы Каборановского района. Колос, сахарная свекла, заводская труба и силуэт Замка. Всякому видно, что не обычный это район, а Каборановский.
И мы вступили в его границы. Так принято говорить — вступили, хоть на «ЗИМе» едешь, хоть на танке.
Вступили!
Глава 22
31 декабря 1976 года, пятница
Новогодний вечер
На границе района нас встретила каборановская милиция: ещё два автомобиля, «Жигули» и «УАЗ». Уже и перебор, пожалуй.
— Наши проезжали? — спросил я у местного начальника, майора.
— Два автобуса, как же. Минут десять, как проследовали.
И дружным караваном мы продолжили путь.
Все сёла нашей чернозёмщины похожи друг на друга: вдоль дороги небольшие домики, обычно белые или серые, крыты шифером или железом, дом с флагом — контора, дом с транспарантом — клуб, дом наособицу — магазин. Ещё водокачка. Коровники, свинарники и прочие хозяйственные постройки — в глубине, чтобы не портить вида путешественникам.
Сёла Каборановского района — не исключения. У сёл, а пуще деревень только таблички разные — Галкино, Сорокино, Богданово, а внешность схожа, как у сестричек Дион. В окнах домов то разноцветные огоньки ёлочных лампочек, то мерцание телевизора, а чаще и то, и другое. Провожают Старый Год… Но и хозяйство забросить нельзя. Коровы, гуси, куры. Гуси всегда волнуются перед праздниками.
До самого Каборановска оставалось пять километров. Я поискал на средних волнах местное радио, Ворона. Не нашёл.
На дорогах никого, в новогоднюю ночь куда селянину ехать? только по нужде, но, по счастью, нужды никакой нет.
