Во-вторых, крайне неудачно была выбрана точка дислокации Kuzin в Городе. И с чего американцы взяли, что прибыв в Город и поселившись именно в гостинице «Советская» именно под таким именем, Kuzin останется незамеченным? Горожане любили творчество Владимира Высоцкого и в тот же день ведомство… уже полковника (!) Власова получило сразу три срочных сообщения - от администратора, от горничной и от дежурной по этажу «Советской», о заселении к ним «несовейского человека в черных перчатках» и подсказкой органам «срочно искать того Епифана!». Полковник Власов как и все советские люди тоже любил Высоцкого, однако сообщения граждан посчитал несущественными, потому что, ну кто же в 1975 году даст иностранному фотографу путешествовать по СССР в одиночку и без присмотра? Тем более, что 7-й отдел Областного управления КГБ СССР только что получил от своего начальника задание на плотное оперативное сопровождение объекта тремя сменными бригадами по два специалиста в каждой. На всё время нахождения объекта в Городе.
В день прибытия в Город, заселяясь в гостиницу, Кuzin не придумал ничего лучшего, как с гордостью засветить перед работниками «Советской» свой зеркальный Nikon последней модели с дополнительным инфракрасным объективом, позволяющим производить качественную фотосъёмку в вечернее и ночное время. И был неприятно удивлен, когда вечером, перед сном, он вышел со своей чудо-фотокамерой на улицу, подышать воздухом и «пощёлкать» в лучах заходящего солнца удивительно красивую «сталинскую» архитектуру лучшей городской гостиницы и находящийся там же, на площади, самый большой в Европе Театр оперы и балета.
Ему не дали сделать ни одного снимка! Искажённые страхом и ненавистью лица дежурных - администратора и двух милиционеров! Крики: «Stop! No! You Can't Take Pictures!». И эти люди, буквально, силой впихнули Kuzin обратно в вестибюль гостиницы и даже проводили до номера.
На следующий день, хорошо выспавшийся и позавтракавший Kuzin, с утра, уже, естественно, под опекой «топтунов» полковника Власова, пошел «гулять» по Городу, изредка щёлкая фотокамерой и, как бы, случайно, завернул в Нахаловку, разыскивая адрес проживания Epifan.
И первый же человек, которого Kuzin увидел на кривой нахаловской улочке у водоразборной колонки с двумя полными вёдрами воды, был одет по местной босяцкой моде - в фуфайку, матросскую тельняшку с прорехами на груди, стеганые ватные штаны, солдатские кирзовые сапоги и облезлый собачий треух. Но у него была… абсолютно чёрная, иссиня-чёрная кожа, ибо, он был негр.
- American?! – удивлённо спросил его Kuzin.
- No! Ghana! – ответил негр и знакомство продолжилось, едва начавшись.
Aizikel Yarinboy, 22 лет от роду, уже «окрещённый» в Нахаловке погонялом «Петрович», попал в Союз пять лет назад. Его отец, владелец крошечной типографии а Аккре, считался сочувствующим местным социалистам, иногда, за деньги, печатая для них прокламации, и очень обрадовался, когда имя его младшего сына внесли в посольский список на отправку десятка молодых ганцев в СССР на учебу в ветеринарном институте Города. Лишний рот в небогатой африканской семье всегда был в тягость и плюс, бесплатное высшее образование ребёнку, это ли не удача?! И не один ли, каким быкам ребёнка в СССР научат крутить хвосты, обычным, Зебу или Ватусси? Ветеринары в Гане всегда жили хорошо.
В общежитии ветинститута, где проживали молодые ганцы, им было голодно и неуютно. Стипендия маленькая, с Родины посылок нет, только иногда приезжают посольские, считают их, как скотину, по головам, вот и всё внешнее общение. И если бы не Анютин магазин, было бы совсем скверно… Но рядом с общагой стоял, да и сейчас стоит, обычный продуктовый магазин, тогда, с директрисой Анютой, моложавой дамой 45 лет, во всех смыслах, очень интересной и доброй. И студенты-ганцы после занятий ходили к Анюте подрабатывать грузчиками за деньги и продукты. Вороватых мужей своих подруг она уже давно не брала, устав их ловить, то с куском сыра, а, то, и с ящиком пива.
По началу, горожане шарахались от молодых, белозубых, всегда улыбающихся, мускулистых негров, со скоростью звука таскающих по советскому продуктовому магазину - мешки, коробки и ящики. Но потом привыкли и, именно тогда, и именно из Анютиного магазина, по Стране пошёл гулять популярный до сих пор мем: «Пашут, как негры!». И никогда, даже кусочка сахара, у Анюты теперь не пропадало.
Ещё у директрисы была дочка Светка, 20 лет. Она частенько приходила к матери в магазин, в последнее время в т.ч. и полюбоваться на молодых чернокожих атлетов в работе. И уже вскоре своими земляками от имени Анюты уже командовал Петрович! Потом, на симпатичного по-своему Петровича, положила глаз и сама Анюта. Светка была не против, Петрович тоже, и вот, втроём, они живут у них, в Анютином небольшом, но уютном домике в Нахаловке, причём, недовольных нет.
«Повезло!» - подумал Kuzin, «Мне тебя, nigger, сам Бог послал!». Дело было в том, что условным знаком для Epifan о необходимости идти в ресторан гостиницы «Советская» для личной встречи с прибывшим американским куратором, было появление известного короткого матерного слова из трех букв, белой краской крупно написанного на заборе, напротив домика Epifan. И это было третьей роковой ошибкой ЦРУ. Писать это слово в Нахаловке, где все заборы и ворота им итак исписаны…, ну какой советолог в ЦРУ это вообще придумал?! И кто будет писать, сам Kuzin? А вдруг его поймают… и, чем это иностранец у нас таким занимается с банкой краски и широкой кисточкой? Поручить кому-то за деньги…, а на каком языке с этим «кем-то» разговаривать? На русском нельзя, иностранец же Kuzin, типа, не знает русского. В общем, с любой стороны, плохая это была идея, практически провальная. Но тут, хоп, и англоговорящий Петрович. Он, кстати, очень удивился, но за 50 долларов просьбу Kuzin выполнил. А зря!
Epifan, как баран на новые ворота, долго смотрел на свежую надпись белой краской, вдруг появившуюся на соседском заборе и недоумевал, то ли это сделали нахаловские, что не возбранялось, а то ли его вызывает американский куратор, что было невероятным, т.к. все его сношения с ЦРУ, он считал, были закончены ещё двадцать лет назад, когда те перестали ему платить «за шпионаж». В итоге, Epifan решил не рисковать и позвонил своему куратору в Областное управление КГБ с сообщением о появлении условного знака ЦРУ, так как пятнадцать лет назад был лично перевербован, тогда ещё старшим лейтенантом Областного КГБ СССР Антоном Геннадьевичем Лазаревым, при попытке скрытного хищения запчастей к секретному изделию СС-20 из заводского склада через сделанный им подкоп. Кстати, эти запчасти, точь-в точь, подходили к пылесосу «Урал» и были страшным дефицитом на местной барахолке.
Далее, всё происходило буднично, скучно и в высшей степени профессионально. Kuzin тихо взяли в дебрях ресторана гостиницы «Советская» на контролируемой встрече с Epifan, под волшебные голоса братьев Бахманов, музыкальная группа которых в это время там работала. Потом, та самая допросная комната с портретом улыбающегося Дзержинского на стене. Стул. Наручники за спиной. Красная морда полковника Власова, которая шипит и плюется. Затрещина. Пистолет перед глазами. Чистосердечное признание.
И всё это «счастье» свалилось не только на Kuzin, но и на несчастного негра «Петровича». Можно себе только представить степень скрытого торжества в отчёте полковника Власова в Москву, в котором сообщалось о поимке с поличным и с приколотыми «чистухами», сразу двоих (!) настоящих агентов ЦРУ в Городе, где любых шпионов, за их полным отсутствием, не ловили ни до, ни после. Никогда!
Вообще, Kuzin, в отличие от Popov, здорово повезло. Он остался жив и всего лишь через два года его поменяли на нашего советского разведчика, арестованного в США по наводке предателя, майора внешней разведки Станислава Левченко, который с 1975 года служил в резидентуре ПГУ КГБ в Токио по линии ПР (политическая разведка) под крышей корреспондента журнала «Новое Время» и сдал всю нашу агентуру в Японии и США.
