— Чай будешь? — приветливо обратился я к Вячеславу, — Есть пряники, но они каменные! — честно предупредил я опера.
— Не, спасибо! — отказался Дьяков, — У меня через час встреча с человечком. Ты спрашивай, чего хотел!
Минут двадцать я задавал вопросы, а опер мне на них по мере своей осведомлённости отвечал. Было заметно, что парень искренне старается помочь. Скорее всего, по просьбе моего русского друга Стаса.
— Ладно, есть у меня там пара человек, я их к тебе подошлю по одному, чтобы они не пересеклись! — великодушно пообещал опер, — Стас сказал, что ты человек с понятием, хоть и следователь. Это я к тому, чтобы ты их потом не засветил на «ликёрке». И, чтобы между собой их не спалил.
Пообещав все свои отношения с его агентурой строить только по согласованию с ним, я отпустил Дьякова.
Еще минут через двадцать, в сопровождении Гриненко в кабинет вернулась Толкунова.
— Не опознала гражданочка никого! — не стал тянуть с неприятным для меня известием Станислав, — Два раза по всей картотеке прошлись, нет в учетах твоего жулика! Девки из паспортного клянутся, что всех показали!
Я посмотрел на Зинаиду, она в ответ лишь виновато улыбнулась и покачала головой, подтверждая отрицательный результат своего похода в паспортное отделение.
Это меня, мягко говоря, не порадовало. Я почему-то был уверен, что искомый злодей окажется из числа удошников, отбывающих срок в седьмой спецкомендатуре. На это вполне объективно и без натяжек указывали все обстоятельства.
— Будем искать! — не теряя внешнего оптимизма, бодро улыбнулся я женщине, — Давайте, я вам повестку отмечу!
Проводив до выхода Зинаиду Михайловну и друга, я закрыл дверь на замок, и направился к Зуевой. Работать мне не хотелось и я решил свалить из РОВД под каким-нибудь надуманным, но благовидным предлогом.
— Какой смысл? — непонимающим взглядом упёрлась в меня начальница, — В райотдел ты тоже до вечерней оперативки не успеешь вернуться!
— Лида, нам с тобой в пятницу с этим делом к Данилину идти! — выбросил я из рукава свой главный козырь, — Так ему и скажи, что сама отправила меня на ликёро-водочный!
Возразить мне было нечем и Зуева сдалась.
На проходной городской предтечи пьянства и алкоголизма я оказался через полчаса после того, как вышел от любимой начальницы. Две возрастных и суровых вохрушки после предъявления мной удостоверения, любезно пропустили меня на территорию и даже объяснили, куда идти.
Я решил, не теряя времени и не заходя в дирекцию, сразу же пройти на склад. Чтобы просто осмотреться и составить мнение. Там-то меня и ожидало полнейшее изумление остатков моего разума. Когда я повторно предъявил ксиву и был запущен в помещение с кафельными стенами под потолок и металлическими ёмкостями, то первым, кого я увидел после вохровца, был Алеша Вязовскин. Поначалу подумав, что данное видение, это всего лишь печальное следствие травм головного мозга, я крепко зажмурился и не сразу открыл глаза. Однако луноликий бздун с присущими только ему грушевидной фигурой и необъятной задницей, никуда не делся.
Теперь уже и сам Алексей Мордухаевич косился на меня своими узкими, но до крайности удивленными глазами. И я был вынужден отметить, что делал он это с тревогой и без какой-либо приветливости во взгляде. Так-то оно и логично. Что ни говори, а не за что бздуну-книголюбу было меня любить. Однако с другой стороны, дав в своё время его пахучим, но преступным действиям строгую процессуальную оценку, я всего лишь выполнил требования УПК. И тем самым защитил советских граждан от удушливых перспектив.
— Вязовскин, сукин сын! — возопил я, перекрывая собой сыну Мордухая путь к выходу, — Ты почему не в лагере, вонючка криминальная? Сбежал, мерзавец?
К моему изумлению, циничный душитель комплектовщиц завода «Прогресс», попыток скрыться не предпринял и остался стоять на месте. Только сейчас я обратил внимание, что бенефициар метеоризма был странно одет. Вместо привычного костюма из заграничного кримплена, на нём был синий халат и такие же непрезентабельные брюки.
— Ничего не сбежал! Работаю я здесь! — без энтузиазма, но достаточно уверенно ответил мне хулиганствующий пердун. — Три с половиной года исправительных работ по месту трудоустройства мне дали! — хмуро пояснил мне осужденный гражданин Вязовскин свою относительную свободу на территории склада.
Такого везения от судьбы я даже не ожидал. Оперских игрищ затеивать я не собирался, поэтому, наплевав на конспирацию, потащил газовщика на выход. За углом склада в интимных беседах мы провели с Алёшей почти полчаса. Всё это время я тиранил коптильщика наивных пролетарок своими бестактными вопросами.
Со слов Вязовскина, прокуратура, прищемившая хвост его родичу, а по совместительству бывшему замполиту нашего РОВД Мухортову, подписку о невыезде Алёше всё же отменила. И поместила его в СИЗО. Могу предположить, что сделано это было из-за его метаний в показаниях против родственника. Вязовскин, вкусив тюремной баланды и всех сопутствующих тягот, резко поумнел. И со всей свойственной ему порядочностью и глубочайшим сочувствием к родственнику Мухортову, загрузил того по самую маковку. С учетом титанических усилий маменьки и собственного энтузиазма, с которым он помогал следствию, Алёше до суда изменили меру пресечения на прежнюю подписку. И лишать его свободы на недавнем суде, гособвинение так же просить не стало.
Поскольку после возбуждения мной уголовного дела Алексея Мордухаевича из Дворца молодёжи выперли, то маменька сразу же пристроила сынульку кладовщиком на ликёро-водочный завод. Работа эта ни разу не пыльная и физической нагрузки на узкие плечи бздуна она не налагала. А при известных навыках Вязовскина, еще и приварок для душистого страдальца не исключался.
На этой небольшой, но стратегически важной должности, Алёшу и застал суровый приговор самого справедливого и неподкупного суда в мире.
Итого двадцать процентов от ежемесячного заработка в доход государства в течение трёх с половиной лет. Не Союз писателей СССР с должностью ответственного секретаря, конечно. Но и не южное побережье моря Лаптевых. И даже не лесоповал в солнечной Мордовии.
Жил Алёша, не тужил и вот, на, тебе, бабушка Юрьев день! Сначала любимый начальник гикнулся, то есть дал дуба, а потом еще и дело по новому месту работы уголовное возбудили.
Но судьбе-злодейке и этого показалось мало, и до полнейшего счастья она со следователем Корнеевым по данному делу так же удачно расстаралась. Как не скрывал своих чувств Алёша, но я видел, что моему присутствию он был не рад. Разубеждать его и доказывать, что зла ему не желаю, я не стал. Напротив, я играл бровями и делал строгое лицо.
— Ты же понимаешь, Алексей, что, если я усмотрю хотя бы косвенное твоё участие в хищении спирта, то в ту же минуту ты поедешь в СИЗО?
Дождавшись, когда паническая атака насквозь пронзит луноликого бздуна от мозжечка до самых до пяток, я продолжил обработку своего источника.
— И к твоим только что начавшим отбываться трём с половиной годам, суд добавит еще семь-восемь! — я с удовлетворением наблюдал, как упитанное лицо Алексея стало белее мела, а щелки и без того узких глаз, совсем сомкнулись.
Я помнил, что и прежде литератор и книголюб Вязовскин не отличался отважностью, и крепкими нервами. Но теперяшняя его реакция на мои, не шибко изощрённые угрозы, меня подивила. Как ни крути, но, уже пройдя однажды тюрьму, следствие и суд, любой человек получает некую прививку. И к такого рода перепетиям начинает уже относиться более спокойно. Опять же, за его спиной оставалась всё та же мама. С её обширными связями и платёжеспособностью. Что-то здесь не так.
— Вязовскин, гадёныш! — от дверей склада раздался зычный неженский, но бабий возглас, — Ты где, Вязовскин?!!
Глава 22
Когда мы с исправительно-трудовым узником неправедных денег и ущербной совести возвратились из-за угла, то у входа в спиртохранилище я увидел очень даже женщину. Обличье и фигура которой совсем не соответствовали её зычному и, чего уж там говорить, по-лошадиному грубому голосу. По всем остальным статьям, дама впечатляла.
