мире. Чтобы пить нектар и радоваться жизни жука…
— Справедливо. Некромант, псих, король бандитов, пожиратель душ, убийца… — Я пожимаю плечами.
Альдавира моё замечание нисколько не смущает.
— Сомневаюсь, что Вселенная всё делит на чёрное и белое. Если уж хочешь какой-то морали, то упрости: есть вещи правильные и неправильные. Всё. Не понимаю, почему ты считаешь жизнь короля жуколюдей наказанием, а не наградой. Ну, мы будем вызывать Джыра или нет?
— Будем! — Мы с директором отвечаем одновременно.
* * *
Три часа сложных ритуалов, рисунков на полу разными маслами и красками, явно дорогостоящие ингредиенты…
— Хи-хи… Тяжело будет отчитаться за расходы в почти триста тысяч золотых. Так, мы закончили. О Первый! Яви нам свой лик, божественный вы… благодетель и сотворитель миров.
Альдавир тихо хмыкает.
— Вот уж сомневаюсь. Римус, может, передашь Костю директору? Уверен, он сойдёт с ума через пару дней.
Нервничали все. Даже Альдавир, всегда казавшийся спокойным. Магическая пентаграмма засияла, и в ней стал проявляться силуэт.
— Он согласился! — Директор радуется так, что парочка колокольчиков отваливается. — Согласился прийти на наш зов в облике своём!
Хоть убейте, но мне кажется, что голос директора сочится иронией. Костя такое лицемерие хоть и любит, но лучше с ним так не играться.
Все втроём отступаем. Перед нами появляется… полупрозрачное существо, похожее разве что на подвид человекообразного. Не всё можно различить в деталях. Ростом выше Торна, но худощавый. Длиннющие клыки, выпирающие через тонкие, едко улыбающиеся губы, — вампирские точно. Существо стоит будто проглотило швабру — и одновременно расслабленно, внимательно рассматривая нас по очереди. Взгляд пронизывает насквозь, и возникает ощущение, что явившийся умеет убивать им. А чёрные мешки под глазами, похожие на женскую обводку, будто напитаны ядом. Лицо вроде бы человеческое, но… слишком острое. Острое всё — скулы, подбородок, нос. А волосы… синие⁈ Серьёзно⁈ Да ещё и одет странно, штаны и куртка почти обтягивают его, на байкерский манер. Странный и чрезвычайно опасный — вот что я вижу в нём.
Нет… череп-катализатор не принадлежит этому существу. Точно не принадлежит.
— Похож… на инкуба… — еле выдавливает из себя директор.
«Костя» медленно переводит взгляд на директора. Очень медленно. Так медленно, что волосы на моей голове непроизвольно электризуются от напряжения.
Грёбаная паника подступает. Какого чёрта я чувствую такую сильную королевскую волю⁈ Он же просто проекция! Я знаю это! Я вижу это! Он же полупрозрачный!
Ещё немного — и от директора останется пыль! Я уверен в этом! Я знаю это! А потом то же случится со следующим, кто откроет свой рот до того, как ему разрешит… Первый.
Королевская воля явившейся проекции затухает вместе с уверенностью, что все мы лишь грязь из-под ногтей его божественного сиятельства. Наш уровень «воли» и в подмётки не годится Костиной.
Судя по виду Альдавира и директора, они вообще удивлены, что проекция может испускать волю… Интересно, а если бы тут появился настоящий Константин Великий? Во всей своей… эм-м… красе.
Только по голосу можно понять, что существо перед нами — тот самый Костя. Только сейчас он будто уставший. Уставший от этой возни червей под ногами, от скопищ летающих вокруг мух, мешающих ему заняться любимым делом — не знаю, ковыряться в потрохах, например.
— Сколько дешёвых уловок… — Он лениво осматривает ритуальные каракули у себя под ногами. — И ради чего? Ради того, чтобы сдержать моё отражение.
Голос Альдавира тихий:
— Судя по королевской воле этого «отражения», мы не зря старались.
— Будь у вас, олухов, чуть больше мозгов, то вы додумались бы до парадокса цикличного переплетения. Вот этот символ «Ра», — одними лишь глазами указывает Костя на символ на стене, — противоречит сечению Зигфрида. Призывая моё иллюзорное воплощение, вы всего-то непроизвольно высвободили из катализатора остаточный выплеск. Неужели вы думаете, что если бы я действительно мог высвободить свою волю, то вы бы устояли на ногах? Как минимум двое из вас пускали бы слюну, а через минуту ваши сердца бы остановились.
Нет, голос у Кости и правда уставший. Очень уставший. Божественно уставший. Впервые он смотрит не просто на меня — мне в глаза…
— А, ты… как там тебя…
— Шути… те?
Я непроизвольно перешёл на «вы».
Длинное левое ухо проекции едва заметно дёргается.
— Я похож на шутника?
Сдерживаюсь, чтобы не сглотнуть.
— Сейчас — не очень. Но обычно…
— Обычно для тебя было… дай-ка подумать… всего пару дней назад? Нет, часов. Для меня же прошло уже две тысячи триста семьдесят два года, шесть месяцев, пять дней и шесть с четвертью часов в развоплощённом состоянии. И я ещё очень далёк от того, чтобы разобраться с тем, что вытворили эти божки с моим временным плетением. Кстати, как там тебя… Рафаэль…
— Римус.
— Ах да, точно. Понимаю, что ты лишь пешка, но… Знаешь, Римус, первые три года я придумывал, что сделаю с тобой, когда разберусь с этой ловушкой и вернусь к тебе. Говорят, что пауки настоящие профессионалы по доставлению разного рода… ощущений. Но, поверь мне, их методы — просто детские забавы по сравнению с тем, что придумал для тебя я…
Угрозы всегда действуют на меня отрезвляюще.
— Тем больше у меня причин избавиться от тебя побыстрее, Костя.
Директор оживает, начинает бегать вокруг проекции, бубнить что-то, хватает первую попавшую тетрадь, надкусывает палец. Струйка крови стекает по заточенному ногтю, и директор что-то остервенело записывает. Ого, вот это я понимаю — импровизированная чернильная ручка…
Альдавир же сверлит Костю взглядом.
— Джыр… не таким я тебя представлял.
Костя игнорирует. Он даже не смотрит в его сторону.
— Сотни лет я непроизвольно был твоим рабом… Рабом… инкуба…
Костя обращается ко мне:
— Я его должен знать?
— Хм… он был твоим хозяином до меня. Что, отшибло память за тысячи лет?
— Чушь. Память отшибает только вам. А я из неё убираю лишнее. Но самое важное оставляю… Понимаешь меня, Римус?..
Он улыбается мне шире, и я замечаю ряд заострённых зубов. Зубов, которые с радостью разорвали бы мне глотку.
Истерично звенят бубенчики.
— Хи-хи! Гениально! Феноменально! Безграничная власть! Настоящее божество! Неужели вы не понимаете, что он говорит!
— Понимаем, — кивает Альдавир.
— Пони… — Я вздыхаю. — Бляха. Ладно, что он говорит? То, что говорит, то и слышу!
— Хи-хи, прошу прощения, если у вас остались вопросы к проекции Первого, но даже его образ держать в этом мире слишком опасно…
Под наш с Альдавиром крик возмущения директор ногой затирает какой-то символ на пентаграмме, и проекция Кости пропадает, успев сверкнуть на меня многообещающим взглядом.
— Хи-хи, успокойтесь. Понимаю, что у вас с Первым большие связи, но в мою ответственность всё-таки ещё можно включить безопасность Варгона… По крайней мере пока я тут проживаю… хи-хи… Не надо так сжимать кулаки. Ну-ну… Уважаемые коллеги, неужто вы не заметили? У Первого сейчас было лишь два примитивных метода влияния на наш мир. Первый — его проекция могла говорить. Второй — её видели три живых существа. Всё. Понимаете? Но! — Директор поднимает окровавленный палец-ручку вверх. — Все мои артефакторы-детекторы и анализаторы при этом разрывало, хи-хи. Одни перегрелись, другие разрушились, третьи показывали значения, не поддающиеся логике. Первый, даже будучи просто говорящей проекцией, что-то делал… И, я боюсь, успел что-то сделать, и что именно — ещё придётся разобраться. Поистине, я и не думал, что боги имеют такие силы… Теперь понятно, почему им не место среди нас… Ох, сколько предстоит работы! Сколько же всего я сегодня собрал…
Директор кажется совсем слетевшим с катушек. Он затирает еще какие-то три каляки на стене, в том числе тот самый символ «Ра», хватает с полок пяток странных приспособлений — наверное, тех самых анализаторов и детекторов — и, ни на что не обращая внимания, выбегает из лаборатории, оставив нас с Альдавиром.
Я переспрашиваю его:
— Так что вы там «понимаете», а? Многомудрые тысячелетние волшебники.
— Джыр стирает себе память, чтобы оставаться самим собой на протяжении бесчисленных лет. Есть вероятность, что ему больше лет, чем… самой Вселенной.
— Ты имеешь в виду его возвраты в прошлое?
— Не только. Во-первых, мы не знаем, сколько раз он переписывал историю. А что, если не пару, а пару миллиардов раз? Во-вторых, он сказал что-то про своё развоплощение и что для
