И мало того, уж мы-то с ним оба знаем, что я знаю, что он всё знает! И, что понимает. Однако, чтобы не будить в старике зверя, я решил не дёргаться и соблюсти условия его каприза. Не слишком замысловатого. Всего-то и надо, что заткнуться и переждать, пока он отработает свою обязательную программу. Хрен с ним, пусть покуражится. До полного своего самоудовлетворения.
Пользуясь паузой, я еще раз прокрутил в голове некоторые детали. Если верить прежней информации по поводу Матыцына и его назначения на высокую должность, то дед Григорий не должен бросаться из-за него под танк. И потому мой юношеский хребет об свою артритную коленку ломать он тоже вроде бы не должен. Тогда к чему весь этот водевиль? Работает условный рефлекс? Как у собаки Павлова? На предмет того, что партия коммунистов, как и жена Цезаря, должен оставаться вне всяких подозрений? И никак не может быть причастной к высокодуховной педерастии? Ну да, всё верно, народ и партия едины. Но ни разу не едины коммунистическая партия и пидарасы!
— Ведь это ты, Корнеев, насколько мне известно, разворошил это дерьмо? — даже не стараясь быть логичным и последовательным, проскрипел генерал.
— Я! — на всякий случай изобразил я на лице глубокое раскаяние в содеянном, — Но дело мне передали уже возбужденным по сто восьмой УК. В процессе расследования я переквалифицировал его с тяжких телесных на попытку убийства. Через пятнадцатую, как и положено. Покушение на убийство, то есть. И через какое-то время, оформив всё надлежащим образом, передал в прокуратуру. Всё в строгом соответствии с действующим законодательством, товарищ генерал!
— И никто тебя в том уголовном деле не консультировал и ни к чему не понуждал? Может быть, твои начальники? Или кто-то из областного комитета партии? — умиротворённое добродушие вновь вернулось на лицо работника ЦК. — Откуда ты узнал про внепартийные пристрастия этого Матыцына?
— Так я же говорю, Григорий Трофимович! При проведении следственных действий всё это повылазило! Утонченную интеллигентность, её ведь не спрячешь! Она, паскуда, всё равно где-нибудь, да вылезет! Как ни старайся! Да, если честно, то не такая уж это и тайна! Там полтеатра под хвост балуется! Как швейные машинки «Зингер» тычутся друг в друга! Начиная с главрежа товарища Белоцерковского и до самых до окраин! Включая нижний техперсонал драмтеатра. Очень уж культурный народ собрался этом очаге культуры, Григорий Трофимович! — осторожно взглянул я на гэбиста, мониторя его реакцию на высказанное вслух богохульство.
Генерал-лейтенант спокойно вкушал из чашки тонкого фарфора и жгучей обиды за однопартийцев-пидоров более не выказывал. Молодец старик, меру знает и циничен не менее моего! Мысленно кивнув самому себе, я осторожно продолжил.
— И что товарищ Матыцын у театрального бомонда пользуется всяческим уважением, тоже ни для кого не секрет! Подробно устанавливать, кто кого и как часто там уважает, я не стал, товарищ генерал. Вынес постановление в строгом соответствии с УПК и передал уголовное дело в прокуратуру!
Видя, что дед упёрся в меня неподвижным взглядом ящера и о чем-то задумался, я решил проявить благоразумие, и умолк.
— Ты знаешь, Серёжа, у меня сейчас такое чувство, что ты издеваешься! Очень нехорошо, обидно, я бы так сказал! Но надо отдать тебе должное, издеваешься ты чертовски тонко! Да, с тобой трудно не согласиться, говоришь ты вроде бы правильные вещи! Но вот чувство у меня именно такое! Ты глумишься, Серёжа! — с лёгкой и почти грустной улыбкой мягко укорил меня Севостьянов, — Нет-нет! — успокаивающе шевельнул он ладонью, заметив, что я искренне смутился и начал привставать со своего кресла, — Ты не надо мной, ты над системой нашей глумишься! Такое вот у меня неприятное ощущение, дружок! И видишь ли, Серёжа, своим ощущениям я привык доверять! Ты вот что, ты поясни мне, пожалуйста, какой у тебя во всём этом твой личный интерес? Но только не говори мне, что этого интереса у тебя нет! Не заставляй меня думать, мой мальчик, что ты держишь старика Севостьянова за выжившего из ума идиота! Тебе ведь не нужно, чтобы я про тебя так думал, а? — дедушка из ЦК смотрел на меня слишком ласково, чтобы можно было быть спокойным за свою будущность. Будущность милицейскую, комсомольскую и просто будущность…
Нет, за идиота, да еще выжившего из ума, я Григория Трофимовича Севостьянова не держал. Ни сейчас, ни когда-либо раньше. Это самому надо быть потомственным имбецилом в седьмом поколении, чтобы позволить себе такое думать. Ну да бог с ней, с этой совсем недешевой для меня лирикой! Ведь это неспроста он меня сейчас своими иезуитскими подходцами снова загоняет в угол! А я с самого сопливого детства не люблю стоять в углу. Тесно мне там и грустно. Стало быть, выбор у меня невелик и надо как-то соскальзывать в сторону. Например, бросить ему кость с лохмотьями правды на ней. И пока он её обнюхивает, я тем временем успею отползти в сторонку. Или, на худой конец, появится хоть какое-то время собраться с мыслями.
— Правы вы, товарищ генерал! — прерывисто вздохнул я и поднял на деда бегающий взгляд застигнутого за мастурбацией прыщавого подростка, — Был, вернее, есть у меня в этом деле свой шкурный интерес!
Изображая отчаянную попытку выглядеть уверенно и бесстрашно, я уставился на узел севостьяновского галстука. Ненавязчиво давая тем самым понять, что в глаза генералу я смотреть не решаюсь. Пусть думает, что зашугать меня ему удалось.
Выпалив первую порцию задуманной шняги, я неуверенно умолк. Теперь самое время ему меня простимулировать. И неважно, чем. Пинком или пряником. Я юноша нахальный, циничный и даже в какой-то степени неглупый. Но при всех перечисленных достоинствах, всё же юноша. Значит, генерал-лейтенанту ГБ, с его непревзойдённым умом и космической сверхмудростью ни разу я не противник в подобного рода играх!
— И чего замолчал? — снова подался вперёд руководитель межведомственной бригады, — Говори, чем тебе, лейтенанту из районной милиции Второй секретарь обкома смог так навредить? Где он тебе дорогу перешел? Когда он успел тебе перцу на мудя насыпать?
Я снова спрятался за растерянную паузу и испуганное лицо. Думая только о том, как не пересолить разговор физиономией и по простоте душевной не переборщить с показным смятением.
— Я жду, Корнеев! — в голосе Севостьянова появился металл. — Слишком уж на разных орбитах вы с Матыцыным крутитесь, чтобы у вас нашлись точки соприкосновения!
— Вы правы, Григорий Трофимович, нет у меня с товарищем Матыцыным конфликта интересов. И личной неприязни между нами нет. Действительно, откуда им взяться? Где он и где я⁈ А то, что он пидор, так своей жопе он сам хозяин и бог ему судья! Хотя, если по закону, то годишку общего режима он всяко-разно себе уже заработал. В принципе, я с вами полностью согласен, товарищ генерал! Так-то Валентин Павлович пидарас в хорошем смысле этого слова. Если бы он еще раскрученное мной театральное дело по краже в особо-крупном не загубил, то и хрен бы с ним! Тем более, если они там в своём театре по взаимному согласию друг другу дымоходы прочищают. В конце концов, не мне простому комсомольцу, таких видных партийцев осуждать!
Я снова умолк, демонстрируя цековскому генералу свою провинциальную нерешительность и правильное понимание относительно субординации.
— Я так понимаю, Сергей, что бесполезно тебя к элементарной совести и к уважению призывать! — в сердцах отвернулся в сторону дед, — Ты мне одно скажи, лейтенант, ты советский человек?
— Я самый советский! — не медля ни секунды, торопливо ответил я на нехороший вопрос гэбиста, — Даже не сомневайтесь в этом, Григорий Трофимович! Комсомолец, не привлекался и на временно оккупированной территории ни дня не жил!
В ответ на мой спич Севостьянов неодобрительно покачал головой и, недолго помолчав, махнул рукой.
— Ладно, хрен с тобой, тебя наглеца горбатого, только могила исправит! С другой стороны, может, оно и хорошо, что ты не гнёшься, как все прочие! И что ты там про свой шкурный интерес хотел рассказать? Пойми, Сергей, мне знать надо, откуда и почему всё это дерьмо полезло!
