Ознакомительная версия.
– Ловко! – лохвалил Хельги, посмотрев на недвижно лежащего нидинга, коему пущенный снаряд угодил прямо в переносицу, чуть пониже открытого шлема из толстых железных полос. – Теперь покрепче свяжи его, а уж потом потолкуем… Как там остальные?
Остальные были ничего себе. Харальд с усердием бешеного берсерка молотил секирой верзилу, да так, что от палицы того летели щепки, а вот Ингви приходилось хуже: с висящей, словно плеть, правой руки его капала кровь, а зажатый в левой меч вяло держал на расстоянии противника, сменившего брошенную палицу – Ингви постарался? – на короткую рогатину. Да, плоховато дело… Хельги с сожалением покачал головой и обернулся к Снорри. Тот кивнул, раскручивая пращу. Первый удар пришелся по шлему – звон вокруг пошел такой, словно зазвонили разом колокола всех монастырей, когда-либо ограбленных викингами. Второй камешек влетел верзиле прямо под левый глаз, а третий – промеж ног, да так ловко, что несчастный аж заскакал, высоко подкидывая ноги и гнусно ругаясь. Хельги поднял с земли лук рыжего.
– Я предлагаю вам мир, – наложив на тетиву стрелу, спокойно предложил он. Верзилы переглянулись. Тот из них, что сражался с Харальдом – видимо, старший – чуть кивнул, и оба, разом отпрыгнув, подняли оружие над головами.
– Надеемся на твое благородство, юный ярл. – Крикнул тот, что постарше. Видимо, не все верзилы оказывались на поверку глупцами, как говорила о них людская молва. Эти двое глупцами точно не были. Увидев, что произошло с их предводителем, лишь одновременно пожали плечами. Бывает…
– Вы – люди Хастейна? – то ли спросил, то ли утвердительно произнес Хельги.
– Если ты имеешь в виду того, кого называют Спесивым, то – да, – дружелюбно улыбнувшись, ответил старший верзила.
– Так, значит, это Хастейн собирается напасть на нас. – Почесал затылок Харальд Бочонок.
– Теперь уже вряд ли. – Покачал головой верзила. – У Хастейна всего один драккар – весной его здорово потрепал Ютландец.
– А вы что же оставались с таким нидингом?
– Теперь уже не останемся, – твердо кивнули оба. – Лучшие люди погибли или в плену. Думаем поискать себе другого ярла – Хастейн не наш вождь, мы прибились к нему в Ирландии. Не нужны ли Сигурду опытные в боях люди?
– Не знаю. – Хельги пожал плечами. – Об этом следует говорить с Сигурдом. Чьего вы рода?
– Мы из рода Ютландца. Я – Горм, а это – мой родной брат Альв.
– И вы, из рода Ютландца, сражаетесь с ним за Хастейна?! – Сын ярла удивленно переглянулся с друзьями. – Видно, давно разошлись ваши дорожки с вашим же родным ярлом.
– То наши дела, – спокойно ответил Горм. – Думаю, Ютландец еще пожалеет о том, что прогнал нас. Если уже не пожалел. Так вы свяжете нам руки или позволите идти так?
– Идите. – Пожал плечами Хельги. – Вы же дали клятву… Дом! – Он взглянул на пылавшую крышу, и глаза его округлились: – О, боги! Дом! Харальд, Снорри, скорее!
Схватив секиры, все – естественно, кроме пленников – принялись дружненько рубить дверь, прерываясь иногда на призывы к находящимся внутри защитникам. Дескать, кругом свои, пора бы отпирать засовы, не то сгорите. Защитники, впрочем, выбираться наружу не торопились. То ли не верили, то ли задохнулись все в дыму.
– Позволь я, – попросил подбежавший Трэль. Хельги отодвинулся от двери. Достав нож, Навозник принялся деловито ковыряться в дверных петлях.
– Готово, – через некоторое время весело крикнул он.
Подняв с земли валяющийся щит, обитый железом, Хельги осторожно заглянул в черное нутро дома. Пахнуло дымом и жаром…
– Надо идти, – крикнул Трэль и, бросившись к колодцу, смочил водой подобранную тряпицу. Разорвал, протянув половину Хельги, намотал на лицо – сын ярла поступил так же – и, глубоко вздохнув, бросился в дом…
В доме, полном густого дыма, обнаружились задохнувшиеся слуги, кашляющий дед со слезящимися глазами и неподвижно лежащая девушка…
– Сельма! – Сразу узнал Хельги. В синем сборчатом платье, в коричневом сарафане, крашеном корою дуба, дочь Торкеля-бонда, похоже, была мертва. Застывшее, словно бледная маска, лицо, посеревшие губы, закрытые глаза… А может? Все затуманилось в сознании Хельги и вновь забили барабаны. Не сознавая, что делает, он опустился на колени и, припав губами к полураскрытым губам девушки, начал с силой вдувать в ее легкие воздух, одновременно нажимая руками на грудь. И р-раз… И два… И три… Толпившиеся вокруг соратники, широко раскрыв глаза, в ужасе смотрели на явно сошедшего с ума Хельги. Целовать мертвую, да еще и обнимать ее! Да-а… это уж никуда не гоже… А сын ярла, не обращая никакого внимания на застывших изваяниями друзей, продолжал свое непонятное дело. Продолжал до тех пор, пока… Пока ресницы Сельмы не дрогнули и из груди не вырвался легкий вздох.
– Жива! – Оторвался от губ девушки Хельги, обвел все присутствующих счастливым радостным взглядом. – Слава богам, жива!
Спешат бойцы
На сходку мечей,
Быть ей – решили —
У склонов…
«Старшая Эдда» Первая песнь о Хельги, убийце Хундинга
Было раннее утро. Тот самый час, когда затихли уже все ночные шорохи, но ничего, ни единый звук, не выдавало приход нового дня. Над фьордом клубился зеленовато-белесый туман, густой, непроницаемый, гулкий. Наползая на берега, туман растекался по низменностям липкой овсяной кашей, стекал в овраги, медленно, но верно подбирался к ручью. По всему – и день ожидался такой же туманный, пасмурный – солнце всходило в густых облаках, а сумрачное низкое небо затянули серые тучи, вот-вот готовые пролиться дождем. В этот час далеко по всей округе разнесся стук копыт, и небольшой отряд всадников, пригнувшихся к гривам коней, выскочив из леса, промчался по старой дороге вдоль Радужного ручья и вновь скрылся в лесной чащобе.
Часовой на недавно сложенной из камней башне в усадьбе Сигурда – кажется, это был Снорри – услыхав стук копыт, напрягся и пододвинул к губам огромный рог, висевший на специальной балке. Миг – и все обитатели усадьбы будут разбужены низкой угрюмой нотой, напоминавшей мычание рассерженного быка. Часовой набрал в легкие побольше воздуха… Стук копыт затих вдалеке за ручьем, так же внезапно, как и послышался. Что ж… Пожав плечами, воин отвел рог в сторону и поправил на плече лук.
А всадники проскакали, петляя, по темному лесу, выбрались на дорогу и свернули к длинному озеру с топкими болотистыми берегами, поросшими молодым камышом и реденькими ивами. За озером виднелись сквозь уходивший туман серые крыши строений. То был хутор хозяйки Курид, вдовы одного из бондов и дальней родственницы Торкеля.
Подъехав лесом к самому хутору, всадники остановились – в серых, с навершьями, шлемах, в добрых кольчугах и кожаных панцирях, некоторые – с круглыми деревянными щитами, выкрашенными в красный цвет и оббитыми железными полосками. Все с копьями, мечами, секирами. Один из воинов, в кольчуге и золоченом шлеме, поднял вверх руку – остальные столпились вокруг, выслушивая указания. Затем кивнули, и несколько всадников понеслось в обход хутора, а двое, спешившись, перелезли через каменную ограду и, оглядываясь, побежали через двор к воротам.
Хозяйка Курид, видимо, не обращала никакого внимания на возможные опасности – да таковых и не видали тут уже давно. Ну, появлялись, бывало, в лесах шайки бродяг, однако не настолько многочисленные и дисциплинированные, чтобы напасть на усадьбу, полную вооруженных людей, слуг и прочего народа. Вот и привыкли на хуторе Курид к спокойной жизни – даже часовых не выставили, а единственный сторож-мальчишка храпел себе в копне желтого прошлогоднего сена. Его сначала разбудили – ведь недостойно викинга убивать спящих! – а затем сразу и закололи длинным узким кинжалом, ударив прямо в сердце. Парень лишь чуть дернулся, ничего не понимая, а из уголка рта его потекла на гнилую солому темно-красная ниточка крови.
Въехав во двор, предводитель в золоченом шлеме поднял над головой огромных размеров секиру и молча опустил ее вниз. Так же беззвучно – не издавая никаких воинственных криков – воины выбили дверь и ворвались в дом. Он был такой же, как и все дома в округе, дом тетки Курид – длинный, вытянутый, с покрытой дерном крышей, похожий на перевернутый кверху килем корабль.
Нападавшие действовали стремительно и быстро. Не гася тусклых светильников – самим бы ничего не было видно – принялись колоть копьями налево-направо, туда, где на широких лавках спали родичи Курид. И только тихие предсмертные стоны раздавались по сторонам в этот утренний час. Тут уж викинги не считались с честью – нападение совершено, многие, попытавшиеся было оказать сопротивление – те, кто спали у самого входа – тут же были убиты, ну а, раз остальные не захотели проснуться – это уж их дело. Они что, глухие? Ни звона мечей ни стона раненых не слышат? Что ж, тем хуже для них…
Ознакомительная версия.
