последние строчки.
— Никита? — встревожилась Лена.
— Сейчас, — сказал я. — Секундочку.
Сашка отвернулась от булькающей кастрюли и посмотрела на меня.
Я молчал. В груди стало холодно, только сердце бухало часто и болезненно.
— Никита! — воскликнула Лена.
— Он врёт или псих, — выдохнул я.
И сам понял, как беспомощно это прозвучало.
— Никита, прочитайте, пожалуйста, — попросила Сашка. — Пожалуйста! Знаете, как я за маму переживаю?
— За маму не волнуйся, — я покачал головой. Опустил взгляд к письму.
Может быть, всё-таки порвать и выбросить?
Хотя что это изменит? Осталось всего два дня...
— Совершенно случайно, просто захотев понять, что произошло, я воспроизвёл момент События, — прочитал я негромко. — Потом повторял его несколько раз (к сожалению, со временем эта возможность теряется). Если кратко: я увидел себя во время совещания. Не без гордости скажу, что инструктировал коллектив о поведении в приближающемся Мире После. Но в какой-то момент последовала яркая вспышка, после которой я рухнул лицом на стол и, судя по поведению подчинённых, умер.
— У него же нет способности оживать... — пробормотал Миша. И замолчал.
— Некоторое время коллеги пытались оказать мне помощь, потом смирились со случившимся, — дочитал я. — Простите за такую информацию, Никита, она ничего толком не объясняет. Кроме того, что все мы, видящие форсайты, очевидно, умерли в один миг. И Мир После — царство мёртвых. Ваш Григорян, как я понимаю, это знает. С сочувствием и уважением, Вл.
Положив листок на стол, я обвёл взглядом команду.
— Я же говорила, что дядька темнит, — усмехнулась Лена.
Сашка звякнула шумовкой, снимая пену с бульона. Сказала:
— Всё-таки приправы нужны.
Стала с грохотом выдвигать ящики.
— Здесь-то мы живы, — заметил Миша. — Значит, ничего?
Я покачал головой.
— Не мы, они. Если я-здешний не помню свою жизнь, то это уже не я.
Сашка отошла к окну и уставилась сквозь плёнку во двор.
— Самое обидное, что про Событие мы всё равно ничего не понимаем, — подытожила Лена. Засмеялась.
И тут я почувствовал, что форсайт рассеивается.
Подушка под головой была мокрая. Я лежал, глядя в потолок и тяжело дыша.
Это не мы выжили после События.
Зря нам завидуют.
Выжили все остальные. Наступит послезавтра, произойдёт Событие, и мы рухнем мёртвыми — чтобы очнуться без памяти в Мире После.
А остальной мир продолжит жить.
Вот почему сильные мира сего не спешат каяться в грехах, строить бункеры, останавливать опасные исследования! Погибнет пять процентов людей. Дофига, конечно, но... В год на Земле умирает шестьдесят миллионов. А пять процентов от всего населения — это четыреста миллионов.
Сопоставимо.
В сетях станут обсуждать умерших знаменитостей. Гадать, что с ними теперь. Тихо радоваться, что сами-то живы. Кто-то будет изучать Событие, чем бы оно ни было. Кто-то ударится в религию. Но форсайты прекратятся, ведь все, кто их видел, умрут. День События сделают памятной датой в календаре... обычаи какие-то к нему придумают... красивые, наверное.
Кто-то еще озолотится, выпуская открытки и какую-нибудь сувенирку к этому дню. Хэллоуин, день святого Валентина... и день Памяти, к примеру. Объединяющий всё человечество. Торговля, промышленность, наука, религия, культура — всё испытает сильнейший толчок.
Скорее всего, задним числом удастся выяснить, что это было, и бояться нового События не придётся.
Политики Событие тоже используют вовсю. Это же вроде мировой войны, только быстро и обижаться не на кого.
Я почувствовал, что до боли сжал кулаки, скомкав простыню.
Ведь, если хорошенько подумать, то Событие пойдёт на пользу всему человечеству!
— Суки... — прошептал я.
Хотя на кого злиться?
Вряд ли Событие — следствие чьей-то злой воли. Это случайный феномен. А что его решат использовать на благо человечества — лишь моё предположение, да и нет в этом ничего плохого. Не можешь предотвратить — обрати во благо.
Да ведь и всё равно мы все когда-нибудь умрём, так какая разница…
Я сел, опустил ноги на пол. Прислушался. В соседней половине коттеджа было тихо, значит, Ленка ещё спала.
Или нет?
Натянув джинсы, я вышел на крыльцо. Было ранее утро, падал лёгкий снежок. Подёргал вторую дверь. Закрыто, но неплотно, только на защёлку.
Повинуясь какому-то инстинкту, я достал из заднего кармана ключ-карту, всунул в щель между дверью и откосом. Мне повезло, защёлку я отжал сразу. Открыл.
И увидел Ленку, которая в одних трусиках стояла на стуле, всовывая голову в петлю. Поясок от халата она привязала к люстре.
— Дура! — завопил я, метнувшись в комнату.
Ленка вздрогнула, дёрнулась, стул выскочил у неё из-под ног, она рухнула и зацепилась руками за петлю. Дальше всё произошло, будто в комедийном фильме: поясок с треском лопнул, Ленка рухнула попой на пол, люстра сорвалась с крюка и упала ей на колени.
— Ты чего? — нависая над ней, крикнул я.
Ленка вдруг принялась хохотать.
— Я точно дура! Я даже повеситься не смогла!
— Я тебе повешусь! — Я рывком поднял её с пола. Ленка замолчала. — Ты... ты дезертир!
— Вот только дядюшку не косплей, Никита! Ещё скажи, что это наш долг!
— Долг! — выкрикнул я. — У тебя долг передо мной! И Сашкой, и Мишей! И «летними» с «осенними»! Ещё есть время!
— До того, как умрём?
— Если поймём, что случилось, то не умрём!
— Да кто тебе сказал? Всё предопределено!
— С чего так решила?
— А ты с чего решил?
Мы замолчали, зло глядя друг на друга.
Потом Ленка молча прижалась ко мне.
— Даже если мы умрём, — сказал я. — Мы ведь не совсем умрём, мы будем жить там. А если погибнем здесь, то станем такими, как Нюра. Зачем? И у нас есть ещё два дня. Можно их провести с толком.
Лена принялась молча стаскивать с меня джинсы.
Да, в конце концов, это было разумное времяпровождение.
В кабинет Григоряна меня пустили без споров, хотя Полина и предупредила, что
