Встреча с Батей будет весьма интересной. Представляю, насколько он удивится моему прибытию во Владимирск.
— Сколько нужно нам сделать полётов? — спросил я.
— Программой предусмотрено проведение не менее трёх полноценных вылетов. Полётное задание определит вам Брилёв, — сказал заместитель начальника.
Мухаметов объяснил, что в этом году принято решение об обмене опытом двух школ между собой. Военные испытатели — лётчики, слушатели, инженеры, прибудут в Циолковск. А во Владимирск поедут представители с местной школы испытателей.
— Мы и так взаимодействовали постоянно на уровне Министерств и в процессе испытаний. А вот школы будут впервые подобное мероприятие проводить, — сказал Мухаметов.
— Это чтобы в собственном соку не вариться? — поинтересовался я.
— И поэтому тоже. Готовьтесь и учите матчасть, — сказал Мухаметов.
Утро понедельника наступило быстро. За изучением Инструкции экипажу Ту-16 я и не заметил, как приблизился момент нашего отлёта во Владимирск.
За эти дни, Швабрин успел съездить в Москву, чтобы проведать племянницу Сонечку.
Дальневосточное трио затянуло Борю Чурикова в водоворот таких событий, что я не видел своего соседа до самого утра понедельника. И когда он открыл дверь нашей комнаты, его видок оставлял желать лучшего.
Рубашка нараспашку, а слабый запах вчерашнего «праздника», то есть перегара, был очень стойким. В руках у Бориса была литровая стеклянная банка, только что собранной с грядки, клубники.
— Похоже, ты за нас всех эти дни отрывался, — сказал Швабрин, вытираясь после душа.
— Мужики, я был в стратосфере, — сказал Боря, слегка запинаясь.
— Оно и видно, — улыбнулся я, принимая клубнику из рук Чурикова. — И с кем летал? — спросил я, учуяв к тому же и запах женского парфюма от нашего соседа.
— Она… ой, — почесал затылок Боря, вспоминая имя девушки. — Света? Лена? Или Вика?
— Наверное, клубника? — посмеялся Ваня, но Боря отрицательно замахал головой.
— Вероника? — спросил я, вспоминая одну из надоедливых песен из будущего.
— Тоже нет, — задумался Боря. — Блин, я же не усну, пока не вспомню.
— Ну, спать тебе недолго осталось, — сказал я и показал время на часах.
Боря сильно расстроился, что ему теперь придётся мучиться весь день. Сняв рубашку и взяв средства гигиены, он приготовился идти в умывальник.
— Может, Виолетта? — спросил он у нас.
Будто мы знаем, с кем он провёл все выходные.
— А почему не Катя? — уточнил я.
— Неа. Мне это имя не нравится. Я бы с ней не пошёл. Тут что-то на букву «В», — ответил он и пошёл к двери, напевая известную композицию.
— Не споткнись. Про порожек помнишь? — спросил Швабрин, намекая на возвышенность, на входе в нашу комнату.
— Ага, — кивнул Боря и продолжил петь, не смотря под ноги — «Летящей походкой… туру-ру-ру… ты вышла из мая… я!» — крикнул Чуриков и, зацепившись за порожек, полетел вперёд, кувыркнувшись в коридоре.
Швабрин смеялся. Проходящие мимо нашей комнаты Ломакин и Чебякин тоже не оставили без внимания этот пируэт, а потом помогли горе-певцу подняться.
— «И скрылась из глаз в пелене января» — допел я куплет песни Юрия Антонова.
Вылет из Циолковска приближался. Морозов и я заняли свои места в Як-40, попутно обсудив качество кресел в салоне этого небольшого пассажирского самолёта. Точнее, мне пришлось выслушать претензии Коляна к потёртому сиденью, расшатанному подлокотнику и то, что в самолёте слишком мало места для него одного.
— Я думал, что нас двоих отправят на одном самолёте. Не могли организовать нам отдельный рейс? — качал он головой, посматривая на заходящих пассажиров.
— Ты ещё не поступил, а запросов у тебя на Героя Союза как минимум, — сказал я, просматривая командировочный.
— Я ставлю амбициозные цели, Родин. А ты из «блатных», как я посмотрю. В столь молодом возрасте и в испытатели метишь, — улыбнулся Коля. — Фамилия у тебя не главкомовская и неминистерская. Что в тебе такого?
— Абсолютно ничего. Удачлив и скромен, Колян. И тебе советую, — похлопал я его по плечу, когда начали запускаться двигатели.
Самолёт произвёл взлёт, и нам предстояло минимум два часа полёта до аэродрома Владимирска. Июнь месяц, речка, жара, рядом девушка и у тебя впереди несколько вылетов на одном из легендарнейших самолётов в истории авиации. Что может этому помешать? Правильно! Нытьё твоего коллеги, которому всё вокруг не нравится.
— Вот чего он там рассказывает этой тётке? — кивал Морозов в сторону полного мужчины, который что-то шептал, схожей с ним комплекции, женщине на ухо.
Кажется, мужик делает ей комплименты, и она этому рада. В порядке вещей.
— Уже час летим. Жара. Пить охота, — продолжил причитать Коля, и я протянул ему свою афганскую фляжку с водой.
— Попей и успокойся.
— Родин, совсем сдурел⁈ — возмутился Морозов. — Ты сам-то не брезгуешь?
Зануда попался мне в напарники по этой командировке. Что с ним будет, когда мы на место прилетим, и он попадёт под рой бешеной мошки?
— И правда. Потом, как ты буду, — сказал я, но флягу не убирал. — Ты или терпишь, красавец, или пей и затыкайся.
— Лучше потерплю, — проворчал Морозов, сложив руки на груди.
— Невелика потеря, — сказал я, убирая фляжку. — Ты мне скажи, тебе орден Ленина за что дали, если не секрет?
Зря я это спросил, поскольку рассказ Морозова тянул минимум на небольшой сериал. Если вкратце, то за неполную неделю, Коля во время службы в полку авиации ПВО, смог принудить к посадке один самолёт-нарушитель и сбить другой.
Молодец, что сказать. И в этом нет никакой иронии. В авиации ПВО служба не сахар. Ошибка может дорого обойтись, и иногда приходится выполнять задачу по уничтожению самолёта-нарушителя.
— Родин, а у тебя что-то есть из наград? Просто в военной форме не видел тебя. Стесняешься? — ехидно улыбнулся Морозов.
— Есть парочка… незначительных, — ответил я.
— Ты же в Афгане был. Или просто был и не летал там?
— В штабе писарем в кадрах просидел, — соврал я.
— Тогда понятно, почему не афишируешь. Я бы тоже молчал. Наверное, не по себе, когда товарищи на боевых вылетах пропадают, а у тебя мысли только как документы быстрее на подпись передать, — покачал головой Морозов.
Отвечать я ему не стал. Может, он быстрее замолчит и оставит меня в покое. До самой посадки Коля не проронил ни слова.
В расчётное время, Як-40 коснулся бетонной полосы Владимирска и порулил к дальнему ангару, где размещались самолёты конструкторских бюро.
Дверь открылась, и с улицы в салон ворвался разогретый воздух. Весь народ стал надевать на себя приготовленные сеточки. В воздухе появился сильный запах ванилина и одеколона. Я тоже полез в чемодан за своим подобным «защитным приспособлением». А вот Морозов чуть со смеху не умер.
— Вы… чего⁈ — ржал он как лошадь. — Таким образом, от солнца прячетесь?
— Зря смеёшься, Коля. Сейчас ты прочувствуешь всё сам, — предупредил я его и встал со своего кресла.
То, что исполнял на улице Морозов, нужно было снимать. Будь в этом времени какой-нибудь отечественный интернет-сайт с различными видео, однозначно бы Колян стал звездой.
— Почему… они… меня кусают! — возмущался Морозов, размахивая своим чемоданом.
Дважды он сдуру лупанул так себя по голове. Ещё раз чуть не зашиб меня. В конце-концов, он укутался в рубашку, но это не помешало ему набрать полный рот этих мелких насекомых.
— Чем больше ты отмахиваешься, тем сильнее они кусают, — сказал я, увернувшись от очередного вращения чемоданом.
— Конечно! Расскажи ещё, что они меня за своего примут, — воскликнул Морозов, крутанул своим чемоданом и тот улетел вперёд.
Ручка не выдержала таких вращений и сломалась.
Придя в здание школы испытателей, я снял с себя сетку. Морозов смог выдохнуть и пошёл искать туалет, чтобы умыться. На улице было пекло, и кожа требовала немного охлаждения. Коля так вообще всю дорогу неустанно отмахивался, оттого и устал.
