Мне почудилось, что голос Бурцевой вдруг стал тише, словно отдалился.
Крики чаек и плеск волн тоже доносились теперь издалека.
А солнце будто вдруг спряталось за облаком…
* * *
…Я почувствовал запах шоколадного бисквита. Он ещё не выветрился из квартиры Котовых. Хотя последний корж мы с Леной испекли пять часов назад. За прошедшее с того момента время я завершил оформление тортов: уложил на покрытой шоколадной глазурью поверхности все затвердевшие в морозильной камере холодильника кремовые элементы «украшений». Котова к тому моменту уже задремала. Я её не будил — больше часа лежал в тёплой ванне, вдыхал аромат хвои, слушал, как лопались на воде пузырьки пены (мне чудилось, что слышал ещё и крики чаек, и шум прибоя). А пять минут назад мы с Котовой погрузили картонные коробки с «изделиями» в «Волгу» Дмитрия, водителя директора швейной фабрики.
В окно спальни Котовой светило замершее над крышей пятиэтажки солнце. Оно согревало моё тело, слепило мне глаза. Я стоял около окна босиком, почти голый: в плавках. Смотрел на безоблачное небо за окном и на круживших там ворон, которые кричали голосами чаек. Вдыхал запах бисквита, который смешался с запахом морской соли, и к которому добавился запах духов «Иоланта». Слышал, что за стеной, в соседней квартире, тихо бубнил телевизор. Голос дикторши зачитывал нудную лекцию: «…Ницше развернул корабль классического философствования от трансцендентальной всеобщности человека…». Я отметил, что уже слышал эту передачу: совсем недавно. Услышал шорохи шагов за спиной. Обернулся.
Обнаружил, что ко мне подошла Лена. Я понял, что это от неё пахло духами: не французскими — рижскими. Котова замерла в полушаге от меня. Смотрела на меня своими большими глазищами. Не моргала. Часто дышала, точно после пробежки — чувствовал на губах тепло её дыхания, пропитанного ароматом морской воды. Мне почудилось, что Котова стала выше ростом, будто стояла на каблуках. Я посмотрел Лене в глаза — почувствовал, что сердце в моей груди забилось чаще. Пересохло во рту, словно с похмелья. В глазах Котовой я увидел своё отражение: очертания непричёсанной головы на фоне… блестевших на солнце морских волн. Отметил, что Лена сменила домашних халат на платье: то самое, которое я видел на ней в новогоднюю ночь.
— Серёжа, ты останешься со мной? — спросила Котова.
Платье, будто по волшебству, соскользнуло с её тела и упало на пол.
Я опустил взгляд и увидел, что на Лене не было нижнего белья.
Котова шагнула ко мне, приблизила губы к моему уху.
— Чёрный, проснись! — сказала она голосом моего младшего брата…
* * *
…Я дёрнулся и открыл глаза.
Синее небо. Солнце. Чайки. Пляж. Море. В спину между лопатками упирался спрятавшийся под полотенцем камень. Аромат рижской «Иоланты» сменился на запах табачного дыма.
— … Чёрный, проснись! — повторил Кирилл.
Он толкнул меня в плечо.
Я посмотрел на лицо младшего брата.
Кирилл хмурил брови.
— Не сплю, — заверил я. — Ещё немного полежу и будем играть.
Услышал женский смех.
— Перевернись на живот, — попросил Кир.
Я уловил в его голосе гневные ноты. Голова младшего брата загородила солнце. Мне почудилось, что над волосами Кирилла светился золотистый нимб.
Я зевнул, прикрыв рот ладонью, спросил:
— Храплю?
Кирилл покачал головой.
— Хуже, — сказал брат. — Перевернись!
Я приподнял брови.
— Нафига?
— Не знаю, что там тебе приснилось, — сказал Кир, — но я прикрыл тебя полотенцем.
Я приподнялся на локтях — увидел ухмыляющегося Артурчика, смущённые улыбки на лицах Насти, Жени и Любаши.
Заметил на своём животе полотенце. Оно прикрывало и мои плавки. Приподнял его… — девчонки хихикнули.
— Мне даже интересно, Чёрный, кого ты сейчас видел во сне, — заявил Прохоров.
Девицы из Смоленска отреагировали на его слова смехом.
Кирилл не улыбнулся.
Я посмотрел на лицо Насти Бурцевой — та смущённо опустила глаза.
* * *
С пляжа пансионата «Аврора» мы ушли в послеобеденный «час пик», когда на песке около моря почти не осталась пространства, незанятого покрывалами, одеялами или полотенцами. Наши места заняли, едва мы отошли от них на шаг. Женя и Любаша с нами не пошли. Но Кирилл и Артурчик с подругами не остались: заявили, что проводят вместе со мной до автобусной остановки нашу московскую знакомую. Настя уходила с пляжа нехотя, печально улыбалась и заглядывала мне в лицо. Посматривали на меня и парни: Кирилл и Артурчик — они будто ожидали от меня некой команды. Я зевал, то и дело приподнимал солнцезащитные очки и потирал глаза. На пляже я вздремнул меньше четверти часа; мечтал сейчас о том, как вечером завалюсь на кровать и «вырублюсь» до утра.
Мой младший брат и Артур набросились на купленные сегодня в Григорьевке продукты, как только мы перешагнули порог комнаты. Они словно и не обедали три часа назад в столовой. Бурцева от еды отказалась. Лишь бросила за щеку предложенную ей Кириллом карамельку. Она грустно вздыхала, пока складывала в чемодан свои вещи. Поглядывала на меня глазами брошенного щенка. Я посматривал на часы. Автобус до Первомайска останавливался рядом с пансионатом «Аврора» ровно в шестнадцать часов. До его появления оставалось три четверти часа. Но подъехать он мог и раньше — это я помнил по прошлой жизни. Парикмахерши из Тулы на него едва не опоздали. А вот в день нашего отъезда из «Авроры» автобус подъехал к пансионату только в начале пятого.
Из жилого корпуса пансионата мы вышли за двадцать минут до отправления автобуса. Кирилл и Артур шли с улыбками на лицах — радовались, что чемодан москвички снова нёс я. Бурцева держалась за мой локоть — крепко, словно боялась, что без опоры не устоит на ногах. Прохоров развлекал приунывшую Настю шутками и забавными историями: многие из которых я и Кирилл слушали не первый и даже не в десятый раз. Тени деревьев накрыли аллею, прятали нас от прямых солнечных лучей. Прохоров фантазировал на тему того, как мы («возможно даже следующим летом») приедем в Москву и отправимся на спектакль с участием Владимира Высоцкого в Театр на Таганке — Настя раздобудет нам билеты. А затем все вместе поедим мороженного на Красной площади, у стен Кремля.
Его фантазии словно развеяли плохое настроение Бурцевой. Анастасия заулыбалась, поддакивала Артуру и побрасывала идеи-дровишки в костёр фантазии Прохорова. При этом посматривала Настя на меня. Будто следила за тем, как я реагировал на её слова. По тенистой аллее мы вышли к воротам пансионата. Издали заметили, что на автобусной остановке стояли люди с сумками и с рюкзаками — из «Авроры» сегодня уезжала не только Бурцева. Я вышел за ворота, поставил чемодан на землю. Заметил, что Кир и Артур с усмешкой взглянули на тех «несчастных», что дожидались автобуса — тех, у кого уже завершился отдых на морском курорте. Бурцева достала красную пачку «Marlboro» (Прохоров тут же стрельнул у неё сигарету), закурила. Пристально посмотрела мне в глаза.
— Сергей, а у тебя есть невеста? — спросила Анастасия.
Глава 23
Прохоров и мой младший брат замолчали, уставились на меня. Кирилл сощурил глаза, чуть сдвинул к переносице брови; Артурчик затаил дыхание и вытянул шею — едва заметный дымок вылетал из его ноздрей. Настя Бурцева замерла, всматривалась в моё лицо; москвичка не улыбалась, выглядела серьёзной и сосредоточенной, словно на экзамене; сигарета в её руке дымилась. Обернулись и взглянули в нашу сторону стоявшие на автобусной остановке люди. Будто их тоже заинтересовал вопрос, есть ли у меня невеста. Замолчали чайки, но всё ещё кружили в небе. Лишь прятавшихся в листве деревьев воробьёв подробности моей личной жизни не взволновали: они самозабвенно чирикали — обменивались сплетнями на понятном лишь им языке.
— В этом году точно не женюсь, — сказал я. — А до следующего года доживём — увидим.
Прохоров выдохнул в сторону ворот пансионата табачный дым.
