мест, даже любимых блюд. Горничный, молодец, почти сразу понял, в чём дело, даже расслабился и более активно выдавал «секретные» данные.
Милон
Я уже начитался документов до гула в голове. Несмотря на то, что граф Лурье многие бумаги уже просмотрел и отсортировал, данные из них настолько разнились, что волосы на голове вставали дыбом. Например, на один замаскированный способ отмывания денег мне указала сама Элен. И это лишь простейшая махинация с сеном для коров. Точнее, по отчётности проходило чуть ли не вдвое больше коров, чем было на самом деле (это она посчитала по заготовленному сену на зиму).
Теперь я проверял все документы в поисках таких вот маскировок. И хотя Элен не видела в этом смысла, поскольку всех виновных мы казнили, имущество изъяли всё, большего с них уже не взять, я продолжал этим заниматься. Просто жизнь уже показала, что даже мелкие ошибки могут стать фатальными, а халатность стоить жизни. Поэтому на будущее я искал такие вещи, уже подозревая подобные махинации по договорам с Анузой и Икерией. Особенно с последними.
Так вот каждая такая цифра требовала дополнительных данных и знаний. Сначала я пытался самостоятельно найти это в литературе, а потом махнул рукой и стал вызывать компетентных лиц, точнее новоиспечённых министров и их замов, а иногда и до начальников отделов доходило. Конечно, я не показывал документов и цифр, только задавал необходимые вопросы и записывал, надеясь на клятву, которая не позволяла им соврать.
И вот от этого всего у меня уже разболелась голова, а тут ещё стук в дверь. Я и радовался, и огорчался одновременно, когда приходила Элен. Я просто не мог на неё насмотреться, наслушаться её голоса, особенно пения. Наблюдать, как тонкие пальчики перебирают струны, тоже было изысканным удовольствием. Но мне хотелось большего, и в этом была проблема.
Я мечтал, что этот голос будет звучать несколько иначе, звонче или тише, а может быть, с хрипотцой. И виной таким звукам буду я. Бредил её губами, они буквально мне снились. В тех же снах я чувствовал прикосновения этих пальчиков, а моё тело отзывалось на это громче струн. Только сны не могли передать мягкость её кожи, аромат и неповторимый вкус. И это ещё больше удручало. Хотя я полагал, что узнай я всё это наяву, мне было бы в разы сложнее. Но сейчас меня ведёт от неё, как от самого крепкого алкоголя. Особенно после посещения дома министра культуры.
— Войдите, — с тяжёлым вздохом произнёс я, ожидая, что за дверью именно она. Но вошёл слуга.
— Милорд, вас ожидают на крыше. Отказа не приемлют, — робко произнёс он. А у меня глаза на лоб полезли. Это что за наглость? Вызвать меня куда-то, да ещё и не принимать отказа.
— Это кому хватило… — я даже задохнулся от негодования. Только слуга пискнул и скрылся за дверью. В несколько шагов я обогнул стол и оказался перед дверью, которую незамедлительно рванул на себя.
— И куда… — не успел я договорить, ибо у меня на пути встал мой горничный. Этого парня приставили ко мне ещё в детстве, но сначала в качестве спарринг-партнёра, что странно, ведь он на десять лет старше. Это учителя меня так странно мотивировали — победить заведомо более сильного противника. Шли годы, он повредил ногу и не смог больше заниматься военным делом. Так он попал ко мне в услужение. Сначала он злился, мне тоже было неудобно перед ним, хотя моей вины в его травме не было, но потом мы сели и поговорили. Так что функции горничного он исполняет только в крайних, как недавно, случаях. Всё больше нотации читает. И вот сейчас я стал понимать, что многие его ворчания стоило принять к сведению, а не легкомысленно пропускать мимо ушей.
— Идите и не сопротивляйтесь, — только и сказал он, проникновенно заглядывая в глаза. И что-то внутри вдруг зазвенело от надежды, напряжения и какого-то детского ожидания чуда.
Не меньше минуты мы смотрели друг другу в глаза, ничего не говоря, а потом я сдался. Вера в слугу? Надежда в чудо? Да не знаю, но я чувствовал, что, если не пойду, упущу всё на свете.
Горничный развернулся на пятках и, чуть прихрамывая, как всегда, пошел вперёд по коридору. Я за ним. Так мы шли знакомыми путями к выходу на мою крышу. И только после того, как он пропустил меня вперёд, отступая, я не выдержал, спросил:
— Там она?
Он ответил мне лёгкой улыбкой и медленным закрыванием век. Мне большего и не нужно было. Старая дверца с выходом на чердак и крышу предательски скрипнула. Лесенку до двери на крышу я преодолел на одном дыхании. А когда открывал её, моё сердце не билось. И эта дверь тоже скрипнула, но девушка не пошевелилась.
Она стояла возле высокого парапета, кутаясь в шаль. Дёрнула плечами. И как же в этот момент мне захотелось обнять её, согреть, прижать и никогда не отпускать. Но я и шага не посмел сделать, боясь спугнуть момент. Элен сейчас была не королевой, которой я восхищаюсь, а хрупкой девушкой. И это было бесценно.
— Мне тут сказали, что ты любишь здесь бывать, — произнесла она, не поворачиваясь ко мне. — И теперь я понимаю почему. Здесь очень красиво и спокойно.
Действительно, сегодня была на удивление ясная и звёздная ночь. Только сейчас подумал: неужели я так долго с бумагами опять возился? Но это прошло стороной. Она повернулась, а я всё же закрыл за собой дверцу, оказываясь рядом с ней.
— Да, здесь очень красиво. Но я не сразу это заметил. — Я смотрел в глаза и боялся сделать лишний шаг. Мне всё казалось, что спешить или, упаси Богиня, давить нельзя. А как не давить, если меня чуть ли не трясёт от желания просто притронуться к ней?
— Ты не ужинал. Опять допоздна работал, — вдруг перевела она взгляд. Я сделал то же. От увиденного перехватило дыхание.
На парапете стояли с десяток соусников, графин с вином, фужеры и в центре ароматные лепёшки. Я видел такие у простых горожан. И вот не мог дворцовый повар такое приготовить, значит…
Воздух с шумом покинул мои лёгкие.
— Это вкусно, правда, — у Элен изменились интонации.
— Я очень голодный, — прохрипел я, сглатывая ком в горле. Да, я был голоден,
