С «бумагой» кстати, тоже вышел облом. — Не бумага это была, а скорее папирус, если я правильно помню школьные уроки. — Стебли тростника расщепляли по длине, складывали в два-три перпендикулярных слоя, пропитывали особым клеем и придавливали прессом. После высыхания, на получившиеся листы, наносили что-то вроде грунтовки, из того же клея, в который добавляли… (барабанная дробь) — каолин.
В конечном итоге, получались листы скорее напоминающие толстый картон чем бумагу. Для письма этот материал почти не использовали. — Предпочитая свой шнурковый вариант письменности. Зато для большей прочности, подчас армировали тонкими прутиками какого-то местного кустарника.
Материал получался действительно очень прочным, легким, не боящимся сырости. И как я увидел чуть позднее, — средних размеров домик, из таких экранов собирали дней за пять-шесть. Причем большую часть времени, — вязали каркас из столбов и перекладин, настилали полы, да возводили крышу.
Для местных условий, домики получались просто великолепными. — Хорошо вентилируемые, и достаточно дешевые, так как требовали намного меньше дерева или камня. А если учитывать… (барабанная дробь, приз в студию). — что собранные экраны еще и частенько расписывали, — то и красивыми! А то что такие стены не жили дольше одного сезона? — Так и стоили они дешево, и менялись регулярно давая постоянный заработок целой отрасли народного хозяйства.
Надо ли говорить, что пройти мимо живописного цеха я не смог! А выковырять меня оттуда было труднее чем моллюска из его раковины. Живьем я не давался!
А какие краски умели делать эти ребята! — Натуральные чистые цвета, которые простоят не выцветая сотни а то и тысячи лет. Как мелко они умели дробить различные минералы, как тщательно смешивать и растирать…
Все-таки, что ни говори, но когда дело поставлено на коммерческую основу, а не тащится на чистом энтузиазме, — работа спорится куда быстрее и развивается семимильными шагами.
…Правда, чтобы со мной начали делиться секретами производства, да и вообще пустили в цех, — для начала, пришлось надавить авторитетом Храма, и попугать мастеров бровями и бородой Фаршаада.
В итоге, — я записал кучу рецептов, и набрал множество образцов минералов используемых для изготовления красок.
А в благодарность за это, — научил местных ребят фигачить рисунок по трафаретам, фактически заложив основы обойной промышленности.
Сам набросал несколько узоров, прорезал трафарет в листе «папируса», (правда сказал что лучше бы это был пергамент и перенес на основной лист.
А еще, вспомнив кое-какие основы, что преподавали в технаре, — предложил попробовать накатывать текстуру с помощью валика, по сырой «штукатурке», что тоже было принято с большим интересом и пониманием.
К концу «экскурсии» в живописном цеху, вообще стали оноситься ко мне с немалым уважением. Особенно когда я взявшись за кисти попытался вспомнить былые уроки живописи.
…Скажу честно, в моем технаре, я бы за такие художества получил бы от преподов по шее. — Ну а что вы хотите, — сколько лет не практиковался толком! Но тут в общем-то, мои судорожные попытки, были приняты достаточно благосклонно. Особенно в конце, когда я расписавшись, сумел выполнить довольно неплохой портрет одного из подмастерьев, (только его удалось заставить позировать достаточно долго). И «сваял» пейзажик с глубокой перспективой. — Тут так не умели! — И потому долго цокали языками, разглядывая уходящую вдаль реку, по которой плыли кораблики, а также домики и рощицы по берегам. После чего однозначно приняли меня за своего.
Так что, спустя четыре дня, я уползал из этих цехов с большой тоской в душе, и сумками, набитыми многочисленными баночками с красками. — Душа одновременно и пела и скулила.
— Эта… Шаман Дебил. — Подошел ко мне Ясьяяк как-то вечером, спустя пару дней. — Если ветер не переменится, то завтра к полудню, придем к Драконьим Зубам.
Ну вот праздник и кончился. — Подумал я.
— Нам надо пристать вон туда вот, невинно глядя на меня из под своих мохнатых бровей, заявил Фаршаад. — А потом мы пойдем в поселок в тех вон горах. …Не мог бы ты послать со мной парочку человек? — Людям в поселке будет интересно посмотреть на тех кто приплыл с другого края моря. …Нет-нет… Тебе самому ходить не надо. Там нет ничего интересного. А дорога туда проходит по скалам, и очень трудна для тех кто привык ходить по палубе корабля. (Наивный, он думал мы не знаем что такое горы).
М-да. — Как-то после этих слов, акции Фаршаада, и Храма который он представляет, в моих глазах резко покатились вниз. — Нет, я все понимаю, подстава она и есть подстава, но вот так хладнокровно отправлять на смерть кого-то из наших, чтобы остальные обиделись и порвали врагов в клочья… — Это все-таки как-то уж слишком подловато!
Да думаю и в команде Храма, из этой прогулочки, запланировано было вернуться отнюдь не всем. А подставлять своих, это уж совсем некрасиво.
…Я признаться надеялся на нечто более конструктивное, уважительное, да и менее топорное в плане психологии. — Ну типо сказать в последний момент что там живут враги Храма, и как бы между делом предложить их всех убить. …Мол, — мы и сами идет, чего бы и вам не присоединиться?
Любому, хоть чуточку понимающему менталитет воинов, будет понятно что отказываться от такого предложения они не станут. Даже если найдутся среди этих рубак умники, раскусившие подставу, все равно не откажутся. — Отказаться от боя перед лицом товарищей, — это же позор навеки!
…Ну могли бы, на крайний случай пообещать богатую добычу, которой якобы забиты закрома поселка мятежников.
…Или, — зафигенную Славу победителей драконов, и освободителей прекрасных принцесс из их чешуйчатых лап.
…Предложить тупо оплатить услуги. …Попытаться взять на слабо… — Это бы я еще худо-бедно понял. Но вот такая откровенная подстава и провокация, — признаться, это довольно много говорило о Храме, и тех методах которых он придерживается. — Реально мафиози!
Мне даже не нужно было бы оглядываться по сторонам, чтобы понять что все мои соратники, включая даже бестолочь Мнау’гхо, по достоинству оценили этот шаг охамевших манипуляторов. И предложи я им сейчас высадив банду Фаршаада, тупо уплыть назад, — думаю никто бы не стал возражать против этого.
Кажется Фаршаад и сам почувствовал как над его головой сгустились тучи. Понять от чего вдруг произошла такая перемена не мог, и потому его глазки судорожно забегали по нашим лицам.
— Видишь ли друг мой Фаршаад. — Ласково улыбаясь, сказал я ему. — Ты этого еще не знаешь, но вчера ночью мне приснился вещий сон. И в том сне я увидел, что поселок, в который ты хочешь идти, захватили плохие люди. Так что я не советовал бы тебе туда соваться. — Тем более что ты и сам говоришь — там нет ничего интересного. Почему бы нам просто не вернуться назад, и не сообщить аиотеекам про плохих людей? — Пусть они с ними и разбираются!
— Но! Э-э-э… — Аж замотал головой Фаршаад, в приступе отчаянного возмущения. — Это последний поселок в моем списке, (и опять потряс пучков веревок, в подтверждение своих слов). А аиотееки не захотят тут драться!
— Почему? — Удивленно поднял я брови. — Кажется в Аоэрооэо, они прислали целых пять оикия по одной только просьбе обычных горожан. Почему ты думаешь, что они не придут сейчас, когда их позовет Храм?
Тууивоасик. — Обратился я к нашему мальцу. — Что делают аиотееки, когда на их землях появляются чужие люди, которые грабят поселки их крестьян?
— Мы очень радуемся этому. — Злобно щерясь, ответил малец. — Можно устроить большую охоту. — Все воины собираются вместе, и гонят чужаков по степи, пока те не падают от усталости. Потом мы их пытаем, и узнаем откуда они пришли. Идем, и убиваем всех их родных, чтобы тем неповадно было воровать у аиотееков!
— …Вот, видишь, — слегка и сам обалдев от столь радикального подхода к поддержанию правопорядка, указал я Фаршааду. Аиотееки относятся к подобным проблемам очень серьезно!
Следующие минут сорок бедолага Фаршаад вился как уж на сковородке, пытаясь объяснить все странности и непонятки. От усердия у него даже брови поникли, и кажется, — в черной как смоль бороде, мелькнул первый седой волос. В конце мне даже немного стало его жалко.
…Но только совсем-совсем немного. Так что даже во имя дипломатии и хороших отношений с Храмом, делать вид будто я принял одну из более-менее удобоваримых версий, я не стал. Зато давил его вранье вопросами и аргументами тяжелыми как вагон со свинцом. Пока наконец, по капле не выдавил из жреца всю правду.
— Так в чем же вина этих отступников? — Иронично глядя в глаза Фаршааду, спросил я.
— Они хулили Икаоитииоо. — Заученно, как привычный слоган, устало брякнул он. А потом глянув на меня, и видимо вспомнив предыдущую пытку, уже чуть менее уверенно добавил. — …И его служителей.
