— Не ест ничего, проклятый! А теперь еще и от воды стал отказываться!
— Я и говорю — не ест, так и не давать ему еды. И вообще, пусть заживо сгниет в своих нечистотах, падаль иштырская!
Гаюна иштырцев ненавидела смертельно просто, ее лицо перекашивалось от одного их упоминания. Найра была более мягкой, хотя и ее дети остались сиротами.
Женька досадливо вздохнула, мор, действительно, доставлял всем кучу хлопот. Непонятно теперь было, зачем его оставили в живых, если он так хочет умереть.
Сходила, поглядела на мальчишку. Сидел он возле шатра с веревочной петлей на шее. Как пес. Руки связаны, лицо осунулось.
— Эй, Ольг, ты еще не помер?
— Уже скоро, потерпи, женщина, – не открывая глаз, ответил мальчик.
Спустя несколько дней вдруг выяснилось что на кохтском он разговаривает довольно сносно. И даже имя свое знает. Ольг – вот совершенно не иштырское имя. Кто он, все-таки, такой?
— Воды хоть выпей.
— Не буду.
Она опустилась на землю рядом с Ольгом и принялась его разглядывать. Как приручить такого звереныша? И главное, зачем ей это нужно?
— Знаешь, зачем тебя догола раздели? – с усмешкой спросила она. Тот не ответил, но ей почудился под ресницами влажный блеск глаз. – Думали, ты девчонка. Тоже.
Вздрогнул, покосился на нее, облизнул сухие воспаленные губы.
— Я так же к кохтэ попала. Меня в поле нашли истекающую кровью. В мужской одежде. Принесли к шаману, мы с ним поговорили… и он позволил мне остаться мальчиком. Я сирота, Ольг. Жила… не помню, где жила. Знаю только, что все время пряталась и убегала. Мальчиком было проще.
— Врешь ты все, – прохрипел мор. – Невозможно прятаться. Первый же поход отлить тебя выдал бы.
— Так он и выдал, – хмыкнула она. – Разоблачили меня. Хотели убить или воинам отдать на потеху, но Баяр женой взял.
— Глупо. Чтобы шаман – да скрыл от всего стана столь важное? Да позволил всем думать, что ты мальчик? Нарушая все традиции, оскорбляя войско? Он бессмертный или просто рехнулся от старости?
Женька удивленно поглядела на оживившегося Ольга. Действительно, с такой точки зрения она не рассматривала ситуацию. А ведь верно! Чем так важен был для Аасора мальчишка-рюс, что он предпочел рискнуть? А рисковал ли? Правда ли, что совсем никто не знал?
Додумать не успела: снова в стане началась какая-то суматоха. Ну правильно – Баяр и еще три десятка воинов еще затемно уехали в обход, заодно – собирались найти логово шакалов, повадившихся нападать на овец. И конечно, без твердой руки хана сразу начались какие-то неприятности.
— Пей, – быстро сказала Женька мору, придвигая чашку с водой. – Сдохнешь ведь как собака, я лично прослежу, чтобы тебя не сожгли, а с псами в землю закопали.
— Прекрасно, – согласился мальчишка. – Из меня трава вырастет. Ядовитая. Козы ваши ее сожрут и дадут ядовитое молоко. И вы умрете.
— Я тебя в пустыне закопаю. В песочек. Так еще и проще.
— Дженна-аах!
Ну, уж если сам Наран ее зовет, то дело и в самом деле пахнет керосином. Или, как бы сказали кохтэ – навозом запахло.
Стойкое предчувствие неприятностей не оставляло Женьку до того самого момента, когда она увидела причину беспорядка. Снова – новоприбывшие.
На этот раз – даже знакомые и почти родные.
— Охтыр! – засияла Женька. — Бурсул! Вы как здесь, зачем?
— К своим присоединиться решили, – мягко улыбнулся когда-то спасенный Дженной воин. – Как только я поправился, так сразу и рванул… за своим ханом.
Третий всадник ей был незнаком, ну и ладно – двоих вполне было достаточно.
Между тем Сулим, а это, конечно, был он, разглядывал стан с явным удовольствием, а вот Дженну – с брезгливым недоумением. Разве ж это женщина? Сущий подросток. Штаны нелепые, рубашка потертая, копна светлых волос, едва достающих до плеч. Ни груди, ни бедер. И Баяр вот на “это” поменял красавицу Илгыз? Да, правду Сулим подозревал: не отличался его братец ни умом особым, ни разборчивостью. Только и всего у него было – везение невероятное да толика внутреннего огня.
Зато стан был хорош: шатры большие, мясом пахнет, и женщины уже есть, и дети бегают. Лают собаки, вдалеке пасутся кони. И спокойные все, нет печати обреченности и страха на лицах. Выходит, у Баяра тут свой народ уже. Сотня воинов – это всего лишь сотня воинов. А когда шатры, дети и собаки – это уже другое.
— А что, у вас и овцы есть? – небрежно спросил Сулим у Нарана.
— Да, несколько сотен голов. И козы. И буйволы.
Четвертый сын хана с довольным видом качнул головой. Он так и думал – удача снова пребывала на стороне Баяра, как и всегда.
35. Наговоры
Баяр брату обрадовался. Велел всем звать его Сулим-гуай, выделил шатер и даже предложил приглядеть себе жену из свободных женщин. Сулим смеялся и говорил, что ему рано жениться. Он вообще очень повеселел в стане Баяра, ловко и быстро, несмотря на свою хромоту, обежал всю территорию, дал несколько дельных советов по обустройству и тут же занялся сортировкой припасов, освободив от этого неблагодарного дела счастливую Гаюну.
Сулим любил поесть, он был довольно полным, холеным, даже изнеженным – как женщина, но зато и в мясе разбирался отменно, и в крупах знал толк, и сыр варить тоже умел. Под его руководством немедленно соорудили коптильню, а еще развесили тонкие полоски мяса сушиться под отверстиями в крышах шатров – так быстрее всего можно было его завялить. Ловили рыбу, тоже – вялили. Птицу били, а Женька посоветовала пухом и мелкими перьями набивать подушки.
Ночи были уже ощутимо холодными, все чаще шли дожди. Днем еще можно было носить такой удобный мужской костюм, а к вечеру Женька мерзла. Немного посомневавшись, пошла к Листян и попросила что-то более… соответствующее ее статусу. Мужчины надевали уже халаты свои, такие… шерстяные, серые или коричневые. Редко – с вышивкой или какими-то украшениями. Тоненькой Женьке они были попросту не по размеру. Другое дело – женская одежда! У Листян халат был тоже шерстяной, только красный, расшитый шелковыми узорами – зелеными и желтыми, подвязанный поясом, сплетенным из тонких шелковых шнуров. А какие чудесные были у степнячки сапожки – из мягкой кожи, с загнутыми кверху носами и вышивкой по голенищу. Под них надевался высокий войлочный чулок, и ноге было удобно и тепло.
Был, конечно, у Женьки тот самый изумрудный угурский наряд, но слишком уж он был роскошен для повседневной носки, она его жалела, иногда доставала из мешка, гладила узелки вышивки и прятала обратно.
Листян, в последние дни сильно зазнававшаяся – еще бы, она, незамужняя девица, да считалась старшей над всеми женщинами стана, Женьку смерила надменным взглядом. Женька сделала вид, что не заметила – пока. Сначала она получит у этой хитрой Лисы все, что ей нужно, а потом уж выскажет кое-что неприятное.
— Неужели Дженай все же женщина? – закатила глаза маленькая степнячка. – Вот уж не верю. Такой был красивый мальчик, такой славный воин! А как же ты на лошадь вот в этом сядешь?
Она достала из своих припасов алую шелковую рубашку с широкой желтой полосой по подолу, потом тонкие шерстяные шаровары. И халат, конечно, тоже – алый с золотом.
— А побледнее нет? – растеряно спросила Женька, представив, как она будет в этих ярких тряпках выглядеть. – Синее, зеленое, черное, наконец?
— Алый – цвет хана, – веско заявила Листян. – Никто больше не имеет права его носить. Только члены семьи.
Ага, так вот для чего девочка надевает красные халаты! Это не просто “дорого-богато”, а еще и статусно! Ну, конечно, вдруг еще не все в этом стане в курсе, кто такая Листян!
— Черный давай, – потребовала Женька. – Красный для гостей оставь или для праздников. Как будто никто не знает, чья я жена! Как павлин ходить не стану.
Снова девочка поджала недовольно губки, копаясь в своих богатствах. Выудила черный шелк, приложила к Женькиным плечам, щелкнула языком.
— Подойти должно. Примерь.
Женька накинула. Хорошая вещь, добротная, почти не ношенная. Чуть обтрепаны рукава и подол, но это не страшно. По черному шелку темно-синей нитью были вышиты какие-то знаки, не то фигуры зверей, не то руны – в полутьме шатра не разглядеть. Сам халат подбит тонким войлоком, теплый, удобный, немаркий. То, что Женька и хотела. А рубашку нижнюю и шаровары пришлось взять красные, ну и ладно, все равно не видно под халатом. И сапожки тоже черные – с алой и золотой вышивкой. Ох уж эта степная мода!
