– Погоди. – Он нахмурился. – Во сколько, говоришь, это было?
– В пять, в самом начале шестого.
– Ерунда… – Сосед приподнял одну бровь. – Ты уверен? Не путаешь? Моя Иришка точно была дома. Мы с ней вернулись около пяти. Она пошла домой, а мы с Цезарем в гараж, а потом гулять.
– Гав! – Подтвердил Юлька и тут же добавил для внушительности: – Гав-Гав.
– Не путаю, – сказал я твердо. Хотя уже окончательно перестал что-либо понимать.
Дядя Толя задумался и вдруг усмехнулся:
– А ты с сестрой перед этим случайно не ругался?
Не знаю, можно ли назвать, то, что случилось за день, словом «ругался», но я решил не вдаваться в подробности. Ответил кратко:
– Было дело.
Он обрадовался, хмыкнул.
– Тогда все ясно, вот увидишь, сидят они у нас. Обе. Как пить дать, сидят голубушки. А дверь тебе из вредности не открывают. Небось, твоя моей нажаловалась, вот и решили тебя проучить! Пошли, проверим.
Я ухватился за его предложение, как утопающий хватается за соломинку. Ринулся вперед, в город.
* * *
Моя нервозность, мое нетерпение оказались заразными. Вся дорогу до дома мы практически бежали. Молча. Напряженно. Серьезный Юлька несся рядом, порыкивая на ходу неизвестно на кого. И дядя Толя не пытался его одернуть.
К подъезду подлетели ноздря в ноздрю. В последний момент пес юркнул между нами и проскочил вперед. Он сел возле своей квартиры и звонко гавкнул. Я пропустил соседа вперед. Тот похлопал себя по карманам, ключей не нашел, досадливо сплюнул и позвонил.
Дверь открылась не сразу. Сначала раздалось подозрительное:
– Кто там?
Сосед отозвался:
– Ира, открывай, это мы.
Звонко щелкнул замок. Дверь распахнулась. На пороге стояла рыжая Ирка в домашней маечке и махровых шортах. На меня она глянула мельком, а потом старательно стала делать вид, что не замечает. И отец ее это сразу понял.
– Та-а-ак, – многозначительно протянул он и спросил: – а его Иришка где?
– Какая Иришка? – Девчонка сделала удивленные глаза.
Дядя Толя поманил меня в квартиру, прикрыл дверь, взял дочь за плечо и завел в комнату. Я остался стоять на пороге.
– Ты мне дурочку не ломай, – строго сказал он уже внутри. – Где сестра Олега?
Вид у Ирки стал дерзким и немного испуганным:
– Не знаю! – Выкрикнула она и посмотрела на меня с вызовом.
Так и захотелось за нее добавить: «Что? Съел?»
– Ирина Анатольевна, – сосед уселся перед ней на корточки, ухватил за обе руки, повернул к себе, – это уже не шутки. Ты видела Иру? Отвечай честно!
Она закусила губу, а потом выпалила:
– Не скажу!
Сосед не сдержался и хохотнул:
– Уже теплее. А почему не скажешь?
Иринка насупилась. Но все равно ответила:
– Я обещала! И вообще, – она высвободила одну руку и указала на меня пальцем, – чего он, ее обижает? Кто ему разрешил? Па-а-адумаешь, старший!
– Ир, Ирочка. – дядя Толя погладил ее по щекам, по волосам. – Доченька. Это неважно. Скажи лучше, где Ира?
Девочка вдруг сдулась и пробурчала:
– Где-где, домой пошла. Как только этот ушел.
Кто такой «Этот» было ясно без пояснений.
– Спасибо, – сказал я соседу. – Я пойду.
Хотел сразу бежать, но он меня остановил:
– Олег, погоди, мы с Цезарем с тобой. Вдруг помощь нужна? Девчонки они такие… – Он тепло улыбнулся. – Обидчивые.
Потом обернулся к дочери, приказал:
– Ира, дверь запри. Я скоро вернусь.
И вышел из квартиры. Юлька выскочил следом.
* * *
Что сегодня за день такой? Мне только и приходилось, что бегать. На это раз по лестнице на второй этаж. Следом не отставая, несся сосед. Юлька замыкал процессию. У двери я остановился как вкопанный. Даже в подъезде было слышно, что в квартире громко работает телевизор.
Владимир басов пел знакомую с детства песню волка:
«Травка, цветы-незабудки,
Мама печёт пирожки:
– Кушай, мой мальчик,
Пока твои зубки,
Пока твои зубки,
Зубки, зубки, зубки…
Не превратились в клыки!»
Дядя Толя прислушался и снова улыбнулся.
– Вот видишь, – сказал он, – дома она. Сидит и ждет, когда ты прибежишь извиняться. «Красную шапочку» смотрит. Ты зря волновался.
Зря? Как бы не так! Мне от его слов легче не стало. Наоборот. Пусть Ирка была дома. Пусть она нашлась. Все бы ничего, но она где-то раздобыла ключи. И кто знает, вдруг в этой связке есть ключ от третьей комнаты?
Я трясущимися руками принялся выуживать из кармана свой ключ. Потом так же долго пытался попасть в замочную скважину. Пальцы мои ходили ходуном, металл звякал по металлу. И этот звон я был не в силах унять.
Сосед стоял за спиной. Молчаливый. Сочувствующий.
– Прибью, – бросил я сгоряча. – Как найду, так сам и прибью.
– Ну-ну, – дядя Толя постучал меня по плечу, – не горячись. Девчонки, что с них возьмешь?
Наконец ключ повернулся, замок щелкнул, дверь тихонько отъехала внутрь. Я ринулся через порог, не глядя по сторонам вбежал в гостиную и замер. Там было пусто. Работал телевизор. На разобранном диване поверх смятой простыни лежал мамин журнал. Тот самый, что Ирка читала днем. Горел свет. Вот только самой Ирки не было.
– Олег! – Окликнул сосед из коридора. И я вдруг понял, что голос его звенит от напряжения. – Что это? Посмотри!
Я через силу заставил сдвинуться с места, пойти на звук. Сосед стоял возле дверей, спиной ко мне. По его положению, по напряженной позе стало ясно, что дело неладно. Юлька припал к его ноге, прижал уши. Пес скалился и рычал. Не грозно, нет, скорее испуганно, непонимающе. Я впервые видел его таким.
Рука сама потянулась к карману, дернула, вырвала с мясом пуговицу, вытянула на свет божий цыганский кисет.
Больше всего в этот миг я боялся, что опоздал, что пепел, наговоренный цыганкой, окажется бессилен. Что там, за соседом, за псом лежит хладное тело. Что Ирки, живой Ирки, веселой доброй Ирки, моей единственной сестренки больше нет.
Я рукой отодвинул остолбеневшего соседа, с трудом протиснулся между ним и стеной, застыл, замер рядом. На полу, в центре коридора сверкающей лужицей лежали зеркальные осколки. На стене висела пустая рама. Я, как во сне, отметил, что обои за зеркалом куда светлее и ярче, чем вокруг. А значит, зеркало висело здесь чертову уйму лет.
Потом поднял глаза и увидел дверь в третью комнату. Она была открыта нараспашку. На порожке лежали два целеньких не погнутых гвоздя. Словно они сами, по доброй воле покинули деревянное полотно и прилегли отдохнуть.
Дыхание мое сбилось, остановилось. Я оттянул рукой ворот, пытаясь пустить кислород в горло. Пытаясь хватить хоть один глоток воздуха. Почувствовал, как по виску ползет холодная капля пота. Сделал вперед еще один шаг и заглянул в спальню, так, на всякий случай. Ирки, вполне ожидаемо, не было и там.
Тогда я перепрыгнул через груду битого стекла, стараясь перелететь ее как можно дальше, боясь даже слегка коснуться проклятых осколков. Застыл почти у самого порога.
– Что там? – Раздался из-за спины горячий шепот. – Олег, что?
Дар речи покинул меня. Я стоял и тупо пялился перед собой.
На стене, напротив двери висел большой черно-белый портрет. Правый нижний угол фотографии был перетянут черной траурной лентой. С портрета на меня смотрела Ирка.
Глава 25. Развалины
В комнате царили сумерки. Света, того, что падал из окна, и того, что лился из коридора, было мало. Но его все еще хватало, чтобы разглядеть лицо девочки. И это было Иркино лицо. Ее глаза, брови, губы, нос. Две тощие светлые косички с пышными бантами.
Девочка с фотографии смотрела исподлобья и совсем не улыбалась. Ирку я такой не помнил. Хотел было это сказать, но из горла вырвался только невнятный сип. Ноги вдруг стали ватными, отказались держать, и я обессиленно опустился на стул, стоявший у самой двери.
