Маша несколько раз пыталась меня перехватить, но постоянно выбирала неудачный момент: то бесчувственного гостя в телегу тащим, то сразу восемь шахтеров на завтрак вышли — пришлось побегать. Но к обеду все разъехались, и в таверне сразу стало заметно тише. Отец с матерью принялись собирать вещи и проверять двуколку, а я пошел искать Машу.
Девочка сидела на конопривязи и заплетала в косички гриву отцовского мерина, которого приготовили сводить в кузницу, проверить подковы перед дальней дорогой
— О! Ты освободился?! — обрадовалась Маша, спрыгивая с бревна, — мне нужна твоя помощь!
— Да я с радостью! Говори, что надо.
— Надо что-то железное, мне ящик открыть. Они додумались его заколотить!
— Ну это не проблема… — хмыкаю я направляясь в чулан, где у отца лежали инструменты.
Оказалось — проблема. Ящик заколотили так, словно в ближайшие несколько лет открывать его не планировали. Но спустя полчаса, три ободранных пальца и полдюжины заноз, крышка поддалась.
— Ой! А почему все кверх ногами? А-а, это дно было, крышка с другой стороны… Хорошо, что ничего жидкого не было, вот была бы катастрофа…
— А это что? — вытянул я одну из десятка больших амфор, намертво запечатанную сургучом, — разве не жидкость?
— А-а, — беспечно махнула рукой Маша, противореча сама себе, — это оливковое масло или льняное. Можно в салатики, а можно краску разводить.
— Краску?
— Ага, — кивнула девочка, вынимая замотанную в рогожу деревянную коробочку, размером с каравай, — вот голубая…
— Это все краски для рисования?! — изумился я, оглядывая с дюжину таких свертков.
— И масло, их разводить. А вот этот тубус — это бумага и холсты, просто туго в рулон скручены, чтобы не помять. Этот большой сверток — книги. Учебники по истории, философии, сказки… Вон там, должна быть коробка, я сверху клала, но теперь она внизу… Там кисти, мастихины.
— Масти что…? — невольно вырвалось у меня.
— Хи-хи, Мивера так же спросила. Это инструмент такой, для рисования. В Храме нашла мастера хорошего, он мне все это и сделал. А то наставница сказала, что ничего такого не найду достойного качества. Вот я и подготовилась. А еще я себе костюмов нашила! Ну не я, швеи твои, кстати, спасибки тебе за совет! Мировые тетки, с полуслова понимали, что я хочу! Только все мои эскизы забрали, даже те, что не шили… Ну и ладно! Давай я тебе покажу! Отвернись!
Ого! Я уже и отвык, что она вот так может оглушать. Отвернулся, даже не совсем поняв, зачем мне это. Позади раздавались шуршания одежды, и наконец…
— Повернись! Как я тебе?
Девочка стояла в длинной юбке и какой-то странной рубахе. Рукава до локтей не достают, живот голый… Да еще и юбка внезапно оказалась штанами, только с очень широкими штанинами, расширяющимися к низу.
— Классно, да? Аста как штаны увидела, так себе тоже несколько пар заказала! А еще она мои джинсы заставила швей скопировать и тоже себе такие хочет. Только у швей не вышло! Это Кельвин Кляйн, не какая-то там подделка! Ну как мой вид? Нравится?
Ну что я мог сказать, понятно же, что от меня не критику ждут.
— Тебе очень идет!
— Значит понравилось! Я так и думала. Тогда вот еще!
Вот как ей объяснить, что у нас не ходят в таком? Нет, ей правда шли ее то-пи-ки, и штанишки, обрезанные по самые… э-э… верхнюю часть бедер — и вовсе приковывали взор, но как ей вежливо объяснить, что это неприлично? Зачем она меня заставляет отворачиваться, если почти голой себя демонстрирует? У них вообще в ее стране нет никакого стыда? Но чего не отнять — так это, что ей все шло… Один наряд выделял ее длинные ножки, другой — гибкую фигуру… Когда костюмы закончились, я даже испытал сожаление, что больше не смогу полюбоваться на ее ножки… хотя, зачем мне любоваться на ее ножки? Что со мной? Никогда об этом не думал, а теперь ее фигура из головы не выходит… Надо отвлечься, пока какую-нибудь глупость не ляпнул…
— А в бауле что брякало?
— О! Точно! — тут же откинула на кровать последнее одеяние, что начала аккуратно сворачивать, — Смотри!
С этими словами девочка развязала узел, раскрывая большой мешок и извлекая… не то кастрюлю, не то сковороду…
— Сковорода вок! — с гордостью продекламировала Маша, взмахивая посудиной за длинную ручку, — У твоей мамы не было, и я решила такую заказать, а то столько блюд без нее не приготовить! Правда металл какой-то странный, но надеюсь подойдет. А это сотейник — тоже много блюд на него завязано. А это душлаг…
Что можно было готовить в кастрюле с дырками — я не смог представить и поэтому пояснения про пароварку я пропустил мимо ушей, все еще мысленно представляя готовку в душлаге. Нет, так и не придумал. Надо будет попросить ее показать, как в нем готовить.
— Просто, мне сказали, подобного мастера, что в храме работает, я поблизости не сыщу, вот я и решила сразу заказать все, что мне может понадобиться. Оказывается, у вас проблемы с хорошей посудой! Мастер-повар из храма, рассказала, что она несколько лет свою кухню собирала… А потом наткнулась на этого кузнеца и уговорила его переехать в Храм.
— Отец у Млата — тоже хороший кузнец, — вот даже обидно за нашу деревню стало, — уж такую сковородку-то он сможет сделать. У нас все кастрюли им сделаны.
— Я так и подумала. Поэтому и заказала эти. Ты поймешь разницу, когда я что-нибудь приготовлю. Эй, не смотри так! Я не хочу обидеть отца твоего друга, он, возможно, хороший мастер, но сковородки — это точно не то, что он делает каждый день. Вот, лучше посмотри, я тут твой Храм рисую. Сто лет масляными красками не рисовала, не сразу консистенцию нужную смогла намешать, тут вот жидковато было, долго сохло. Вообще масляные краски быстро для следующего слоя засыхают, но тут надо сутками ждать… Но глубина цвета — просто завораживает! Я такие цвета могла только на планшете создать…
Маша удивительно непринужденно мешала свой язык и наш, я даже начал ловить себя на мысли, что это я просто не очень хорошо свой язык знаю, так она естественно вставляла слова из своего языка в свою речь. Почти половину слов не понял, но в целом, смысл легко улавливал.
— А чего твои родители ходят все утро, как в воду опущенные? Мы же вчера решили вопрос.
— А? — уйдя в свои мысли, не сразу уловил переход от рассказа про картину и краски на мою семью, — Да они собрались на месяц уехать, занять у родственников, чтобы наверняка погасить осенью долг.
— Зачем?! — опешила Маша и тут же возмущенно вскричала, — У вас сейчас поток клиентов только растет! Сейчас надо активно расширять ассортимент услуг! Вводить новые блюда, изменить сервис… Да мы за три — четыре месяца любой долг погасим!
Мы… это почему-то аж теплом разлилось по груди. Да, я уже понял, что если Маша кого-то взялась опекать, то она это не оставит, как бы к этому не относился опекаемый. И ведь не объяснить, что родителей и так уже долг перед ней пугает.
— Они не уверены в возможности таверны заработать нужную сумму до указанного срока. Поэтому хотят перестраховаться.
— И что таверна? Закроют на этот месяц?
— Нет, просто ограничим кухню, будем давать минимум и сдавать спальные места.
— Ага… — Задумчиво протянула Маша, принимая какое-то решение, а затем принялась убирать свои сковородки обратно в мешок, — тогда не буду пока это твоей маме показывать. Потом, когда приедет…
— Ну и правильно. Сейчас ей точно не до посуды и новых способов приготовления.
В дверь постучали. Маша лихорадочно задернула мешок, закрывая все сковордки и, повернувшись, крикнула.
— Открыто!
В приоткрывшуюся дверь заглянула Лаура и, увидев меня, немного округлила глаза, и по обыкновению негромко произнесла.
— Льера Марья, вас хочет увидеть лиер Трайн. Он в зале. Ожидает.
— Ага, сейчас прибегу! — тут же отреагировала Маша, дергаясь сначала в сторону двери, потом обратно к кровати, и принялась обуваться.
Лаура окинула меня взглядом и скрылась, а минуту спустя мы с Машей двинулись следом.
