Семь ступеней Храма сияли золотом в лучах солнца, и зрелище это завораживало, не оставляло равнодушным даже меня. Адепты высыпали на первую ступень, смешавшись между собою, а наставники осыпали первогодок лепестками золотника, который распускался в утро Солнечного дня. Хранители, престолы, иниты и архангелы смеялись, позабыв о том, что все они стоят на разных ступенях иерархии. Сегодня все они равны и счастливы. Так я думал, пока не наткнулся на мрачного Гавра.
Парень сидел на парапете, наплевав на остальных. Рядом с ним расположилась и моя головная боль, ковыряя носком черной туфельки выщербленную поверхность пола. Ее яркие волнистые кудри спускались по плечам, закрывая от меня лицо, а длинные пальчики сплелись между собой, упав на подол зеленого форменного платья. Арина все же спустилась, соизволив нарядиться в цвета своего факультета, и я облегченно выдохнул. Не придется отправлять ее в путь забвения, как бы сильно мы оба этого не хотели. Уверен, Арина предпочтет сгинуть во тьме, чем учиться в Храме. Ее упрямству позавидовали бы и боги Олимпа.
— Ты сегодня не веселишься, как обычно, Аврелиан, — подошла ко мне Уно, прикасаясь ладонью к плечу. Ее ледяная маска сменилась приветливой улыбкой, и я понял, что буря прошла стороной.
— Архангелов с каждым годом пребывает в Храм все меньше, — поделился я с Уно, которая красивым жестом убрала с плеч каскад золотистых волос. Как всегда прекрасная, она больше остальных своим ликом напоминала высшую.
Уно, рожденная на Олимпе, стала той счастливицей, которую миновала участь большинства престолов. Воспитанная в семье сильных богов, она предпочла пожизненное заключение в Храме службе пространственника, и ее решение благосклонно приняли.
— Ты должен беспокоиться не об этом, Аврелиан, — произнесла Уно, продолжая своей ладонью чертить на рукаве моей мантии круговые узоры. Она думала, что ее прикосновения волнительны, но они давно меня не трогали. — С Олимпа пришли дурные вести об одном из архангелов… — Уно перешла на шепот и нахмурила золотистые брови. В ее синих бездонных глазах сверкнула искра ненависти, исказив облик прекрасной женщины. — Майкл Гавр считается зачинщиком бунта против высших.
Я усмехнулся, внешне ничем не выдав собственных чувств.
— Оставь, Уно, — покачал я головой. — Гавр всего лишь юноша. В таком возрасте ни один архангел не способен на серьезные проступки. Его наказали за глупость, совершенную под действием обиды, не более того.
Я врал, и злость во мне набирала обороты.
«Почему Уно известно то, чего не известно мне? Что она знает об этом парне, в чьем личном деле нет ни одного разумного слова?» — проносилась в голове череда болезненных мыслей, от которых стучало в висках.
К сожалению, Уно изучила меня достаточно хорошо, чтобы разгадать ту гамму чувств, что отразилась на моем лице.
— Я могу тебе рассказать, — прошептала она томным голосом. — Наверху, в твоем кабинете.
Ее рука прохладной змейкой заскользила по рукаву к груди, и я застыл, сцепив зубы и скрипнув ими от досады.
— В мой кабинет только что поднялась студентка из хранителей. — На этот раз предлог для того, чтобы избежать очередной неудобной ситуации, нашелся простой. Увидев нас с Уно, Арина сделала какие-то свои выводы и спрыгнула с парапета, бегом преодолев все семь ступеней Храма. Она не оглянулась, с легкостью открыв огромные золотистые ворота, ведущие в сам Храм. Я знал, что Арина поднимется в мой кабинет, чтобы раз и навсегда решить вопрос с ее пребыванием здесь.
— Уно, пусти, — мягко попросил я женщину, которая вцепилась в меня обеими руками, жадно притягивая ближе к себе. Ее алые губы призывно изгибались в манящей полуулыбке, но я оставался равнодушен, как внешне, так и внутренне. — Мне нужно срочно поговорить с Ариной.
— Ах, с этой, — Уно презрительно скривилась. — Еще не наигрался с человеческой девчонкой? Когда ты уже решить, что с ней делать?
— Сейчас и решу! — бросил я Уно, отворачиваясь от ее прекрасного лица. Жаль, что только лицо в этой женщине оставалось прекрасным.
Глава III
Неожиданное решение одного высшего
(Аврелиан)
Глядя с высоты галереи на то, как проходит светлый праздник Солнца, я не мог не вспомнить о Злате. Вернее, я не забывал о ней никогда, но в этот момент особенно ярко увидел, как она стоит на ступенях Храма, и с ее ладоней слетают листья золотника, осыпая головы адептов. Она смеется, запрокинув голову, и звонким девичьи голоском поздравляет каждого, кто обратит к ней взор.
Только моя любимая радовалась светлому празднику Солнца больше самих адептов, потому что радовалась любому, кто приходил в Храм, отдавая всю себя без остатка. Так она делала и в любви.
Сердце сжало ледяной рукой, и я задохнулся, отворачиваясь от окон и замирая, чтобы перевести дыхание, чтобы сосредоточиться на настоящем, чтобы напомнить себе, как много у ректора неотложных дел, но жалящие мысли так и роились в голове, норовя причинить боль.
Именно Злата придумала сделать Храм местом обучения детей Олимпа, хотела доказать родителям, что и богиня, рожденная во тьме, способна на самые светлые дела. Злата любила всех одинаково, а ее почитали, как высшую, как достойную не только любви, но и уважения. А теперь здесь остался только я, давно перестав считать Храм своим домом, убежищем, отдушиной. Я всем сердцем и всей душой ненавидел эти тюремные стены, мечтая сровнять их с землей.
По лестнице дробью застучали чьи-то каблуки, и мне пришлось поспешно ретироваться. Ректор, убегающий от случайного или намеренного посетителя — жалкое зрелище, но меня давно перестали волновать подобные мелочи.
Арина стояла в самом конце открытой галереи, сцепив на груди руки и глядя прямо перед собой. Из распахнутых настежь окон лился теплый солнечный свет, который играл бликами в ее рыжих волосах. Только одним она походила на свою сестру — цветом волос. Но у Златы рыжие локоны прямыми мягкими прядями спускались до талии, а у Арины завивались крупными кольцами, едва касались лопаток. Первая — лишь бледное отражением второй. Яркая красота Арины и спокойная неброская внешность Златы создавали неоспоримый контраст в пользу первой. Мало того, Арине досталось упрямство, рассчитанное на двоих, несгибаемая воля и невыносимый характер, а мягкостью, стеснительностью и доверчивостью она вволю поделилась с сестрой.
— Вы долго, я замерзла здесь стоять, — сухо произнесла Арина, повернув ко мне голову и горделиво вздернув подбородок. Ее пухлые губы искривились, стоило мне приблизиться, а в глазах появился металлический блеск, предвещающий мне новые агонизирующие пытки, поэтому я первым отвел взгляд.
— Поговорим в моем кабинете, — уставшим голосом позвал я Арину, мечтая поскорее остаться в полном одиночестве. С завтрашнего дня начинались занятия, и часть бумажных дел все еще ждала своего часа, а я едва справлялся с желанием послать все к демонам в Преисподнюю.
Сегодня волшебная ночь, пронизанная солнечными лучами, но я не чувствовал ничего, кроме иссушающей скуки.
— Арина, — поторопил я девушку, чья хрупкая фигурка освещалась мириадами божественных искр, скопившихся подобно светлячкам в арках перехода. В ректорскую башню вел темный провал-вход, куда Арина не спешила ступать.
Мысленно махнув на нее рукой, я открыл дверь и ступил на мягкий ворс ковра, мечтая скинуть обувь и пройтись по нему босиком. Хроническая усталость давила на меня со всех сторон, заставляя стены дрожать и сужаться, и широкое мягкое кресло возле стола показалось единственным местом, где я хотел провести остаток вечера и ночь.
Арина решительно перешагнула порог моего кабинета и застыла изваянием возле книжных полок. Справа от нее возвышался пыльный архив, и Арина медленно повернула голову, изучая многочисленные фамилии на дисках, закрепленных в ячейках. Она явно не спешила отправиться в путь забвения, хотя я приготовился к худшему: истерикам, метанием в меня особо острых и тяжелых предметов, крикам и слезам.
