Глава 3
– Это правильно, молодой человек, что вы сразу ко мне приехали, – Иосиф Эмильевич налил чай в чашку и пододвинул ее ко мне. – Но таки могли это сделать и до того, как наворотили дел. Хотя бы позвонить. Я не скажу, что большой специалист в делах комсомола, но кое-что мог бы посоветовать.
– Слишком быстро все случилось, – я поморщился, принимая напиток. – Такое впечатление, что это домашняя заготовка. Всплыла эта история с плагиатом, и сразу бах! И тебе товарищи из райкома партии и из комсомола, и тут же это… Аристарх.
– С Матвеем, значит, познакомились, – кивнул Цемель, наливая чай теперь уже себе. – Замечательно. И как вам?
– Крыса, – я не стал выбирать выражения и вывалил все, что думаю. – Для своих лет, конечно, выглядит импозантно, но прям несет от него гнилым душком. Уверен, он если не инициатор этого судилища, то активный участник. Устроили, блин, плохого и хорошего копа. Я только не понимаю, зачем? Что дало бы, если бы я признал, что пару строчек к песне взял у другого автора? В чем смысл всего этого?
– Эх, Семен, Семен, – укоризненно покачал головой продюсер. – Ты сам не понимаешь, что на тебя свалилось. Да половина поэтов за твои стихи руку отдадут, а другая – обе. И дело не в том, что ты хорошо пишешь. Уж извини, но половина текстов такой примитив, что мама дорогая. Обнять и плакать. Но при этом все они ложатся на музыку так, что хоть сейчас иди на студию звукозаписи. А это и слава, и деньги.
– Что-то по Митрофанову не видно, чтобы он бедствовал, – я припомнил разодетого словно английский денди парторга. – Да и что сделает одна песня? Стоило мараться.
– Еще как стоило, дорогой ты мой человек, – покачал головой старый еврей. – Где одна, там и две. Или три. Кстати, сколько их там у тебя, мне ты эти записи не показывал. Ведь главное было – тебя зацепить, а там уже раскрутить по полной. Может, отобрать все не получилось бы, но как минимум Матвей соавтором бы стал. А это для него очень много стоит, и главное тут далеко не деньги.
Иосиф Эмильевич перелистнул пару страниц тетрадки, которую я забрал у Ленки, и постучал по ней пальцем. Я молчал, слушая, что скажет старший товарищ. Не то чтобы я не понимал, что двигало Аристархом, но при этом что коммунистическая идеология, что советский шоу-бизнес был для меня терра инкогнито. Да и не советский тоже, чего уж греха таить. А что творится во всех этих Союзах писателей, композиторов и прочей богемы, я даже представить себе не мог. Так что в такой ситуации не грех обратиться к умному и опытному человеку, что варится в этой кухне больше, чем лет этому телу.
– Ты, Сема, написал очень хорошие песни. Правильные, идеологически верные, такие, как надо. – Цемель перелистнул еще страницу. – И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди… да. Готовый гимн стройотрядов, можно сказать. Официально такого нет, так что вполне можно попытаться продвинуть этот вариант. А это уже признание всесоюзного уровня. Такое, какого многие авторы не достигают никогда. А уж Матвейке оно тем более не грозило. Графоман он, и выехал только на теме коммунизма, просто побоялись его срезать. Но с тех пор прошло тридцать лет, но ничего стоящего Митрофанов так и не написал, хоть и закрепился на должности парторга. Но ходят слухи, качается под ним кресло, молодые да дерзкие давят, говорят, неправильно, когда вторым, а может, и первым человеком в отделении Союза писателей сидит пусть заслуженный, но человек без новых произведений.
– И Аристарх решил на моем горбу в рай въехать. – Я чего-то подобного и ожидал, только не думал, что так нагло будут действовать, но и этому было объяснение. – А раз вы говорите, что песня хорошая, могут и народного артиста дать, так?
– Конечно! – прищурился Иосиф Эмильевич, довольный моей догадкой. – Заслуженного Матвей уже лет пять как получил и давно понял, что это, если объективно, его потолок. Но амбиции-то никуда не делись, а тут такой случай! Однако меня больше интересует, почему в райкоме ему сразу поверили и тут же устроили судилище. Вот это не сходится. Митрофанов, конечно, величина, но лишь в Союзе писателей. В райкоме к нему, конечно, прислушаться должны были, но чтобы вот так сразу обвинить тебя в плагиате… не понимаю.
– У меня хватает врагов, которые могли провернуть что-то подобное, – я покачал головой и озвучил мысль, которая появилась еще на собрании, правда там из-за развития событий я даже заикаться о таком не стал. – Иосиф Эмильевич, а может, стоит взять Митрофанова в соавторы?
Таким образом привлечем его на свою сторону и отобьемся от всех обвинений. Что думаете?
– Я считаю, это таки очень плохой ход, – покачал головой импресарио. – Как минимум это даст Матвею ощущение, что он прав. А такие как Митрофанов – это плесень. Если дать ей завестись, а тем более обеспечить питательной массой, они не успокоятся, пока не захватят все что только можно. И ты сам не заметишь, как будешь работать на него. Так что нет, это не выход. Матвею надо дать по зубам, и так сильно, как только сможем. А еще этого бы не случилось, если бы ты сразу показал мне эти тексты.
– Виноват, – я покаянно опустил голову, но тут же поинтересовался: – А что с остальными? Все оформлено, как надо?
– Я иногда поражаюсь вам, молодежи, – тяжело вздохнул Цемель. – Мы такими безалаберными не были. Как сейчас помню, все знакомые поэты первым делом регистрировали авторство. Хотя и скандалов хватало, да. Один у другого идею украл, а в итоге оказалось, что она вообще третьего, который ее у Шекспира целиком утянул. Да, веселое было время.
– Уверен, что и сейчас так же, – я пожал плечами, потому что знал точно, что люди не меняются, несмотря на время, идеологию и государственный строй. – Но вы правы, что я лопух. В свою защиту скажу, что никогда с подобным не сталкивался и просто не знал, к кому обратиться. Как-то у нас нет нигде памятки, что, мол, если хочешь зарегистрировать авторство стихов или песен – обращайся в Единый государственный реестр, в который ты еще просто так с улицы хрен попадешь. Так что спасибо, что взяли на себя эти заботы. Кстати, есть какие-нибудь данные по людям, что я вам дал?
– Таки нет, ни одного совпадения, – Иосиф Эмильевич отметил тень облегчения, мелькнувшую на моем лице. – И заметьте молодой человек, я таки не спрашиваю, кто эти поцы, хотя по фамилиям могу сказать, шо еще те фармазоны. Трофимов, Круг, Наговицын. Григорьев опять же. С ними могут быть проблемы?
– Будем надеяться, что нет, – я покачал головой. – Но тут такое, человек предполагает, а Господь располагает. Лучше подстраховаться. И нет, этих людей я не знаю, если вы об этом. Просто… как бы объяснить…
– Таки не надо мне ничего объяснять! – всплеснул руками и засуетился на кухне Иосиф Эмильевич. – Я дожил до своих лет только потому, что знал, куда не стоит лезть. А сейчас мне все нутро орет, что таки это не мое дело, и я ничего не хочу знать! Так и запомните, юноша! Вы спросили, я ответил, кто это, мне не интересно. Я только одного прошу, в свете последних событий. Давайте все проверять до того, как начнем работу, чтобы не бояться последствий.
– Я только за, – поднял я руки, сдаваясь. – Тем более что пока нам репертуара хватит. Есть пара задумок в других жанрах, но там гарантированно проблем не будет. Конечно, было бы проще, если бы я писал стихи, как все нормальные люди, но…
– Я же сказал, что ничего не хочу знать! – повысил голос Цемель и тут же перевел тему: – Скажите лучше, что там у вас получилось с комсомолом. Вы таки, действительно, кинули на стол значок? Или старость уже добралась до моих ушей, и мне послышалось?
– Нет, все верно, – я снова пожал плечами. – Просто в тот момент мне показалось это идеальным вариантом. Оставаясь в комсомоле, я постоянно бы подвергался шантажу. Зайцева, это которая комсомолка из райкома, с самого начала заняла позицию, мол, его надо выгнать. Я понимаю, что в этом спектакле у нее была роль плохого копа, но было приятно выбить ее главный аргумент. К тому же в дальнейшем будет много таких Зайцевых, так что обойдусь. Живут же как-то беспартийные, работают, детей растят. И ничего, никто их в тюрьму кидать не собирается.
