Немного до завершения текущего этапа операции всего-то и осталось...
Буквально, только пару шовчиков наложить.
Что там на полу анестезиолог с Петровичем делал, мне было не видно. Мешал операционный стол с лежащим на нём пациентом.
— Ну? — операционная сестра смотрела на меня уже нормальными глазами.
Во как! В порядке она уже. Это у них профессиональное. Хоть небо на землю падай, а операция должна быть закончена.
Тут на полу рядом с заведующим отделением я чуть и не оказался.
— Меняемся. Дошивай давай. Делал ведь уже такое под контролем отца.
Сказано это было буднично, как так и надо.
Отца?!!! Какого отца? Чьего? Моего?
Петрович, мой отец?
Я чуть ранорасширители не отпустил.
— Сейчас местами меняемся. Ты мне ранорасширители отдашь и дошьешь. Понял? — операционная сестра продолжала уверенно командовать. Так, как будто на это у неё имелись веские основания и ни грамма сомнения.
Я словно в зомби какого-то превратился. Не выдерживала уже всех этих новостей моя психика.
Однако, совсем с ума сбрендить операционная сестра мне не дала.
— Сережа, в себя приди! Мой папа тебя хорошо учил!
Мой!
Тьфу!
Её!
Петрович — её отец, а не мой!
— Меняемся, — это уже я голос подал.
На полу операционной между тем продолжались реанимационные мероприятия.
После ряда чуть ли не цирковых телодвижений ранорасширители оказались в руках операционной медсестры, а я занял место Петровича. Встал на место оператора.
— Сам всё со столика бери. Иглы у меня уже заряжены, — продолжало осуществляться надо мной руководство.
Я наложил последние два шва. Начал на автомате ревизию брюшной полости проводить. Вдруг там ещё что-то мы просмотрели.
— Стой! Разошелся!
Вид у теперь моей помощницы был такой, что по лбу она меня готова ударить. Зажимом, или чем-то ещё, что под руку попадет.
— Салфетками давай всё прикрывай и другую бригаду ждать будем. В соседней операционной, говорят, скоро заканчивают и они к нам перейдут.
Точно, что-то я не того...
Забыл, что санитар я теперь, а не хирург, у которого за плечами клиническая ординатура и почти пять лет стажа.
— Меняемся обратно, — поступила мне очередная команда.
Поменялись. Я на место ассистента вернулся, а операционная медсестра у столика с инструментами встала. Как ничего и не было. Один Петрович оперировал, а мы ему помогали.
— Молодец, старшина. Почти как там всё сегодня у нас получилось...
Нет, всё же придется мне, похоже, на полу полежать...
Старшина? Я — старшина?
Неожиданно...
Ещё и какие-то общие воспоминания у нас с операционной сестрой имеются? Где-то там мы были. Причем, вместе. Что-то такое случилось, что мне заканчивать операцию пришлось.
Там. Где-то там. Где? Когда?
Петровича из операционного зала после неотложных реанимационных мероприятий уже увезли, рана у лежащего на столе была накрыта влажными салфетками, стрелочки на часах, что висели на стене операционной, продолжали своё движение по кругу.
— Где они там так долго? Давно должны были уже закончить. — операционная сестра звякнула на столике инструментами.
Стоит ведь, со своего рабочего места не сходит. Хоть и отца её в реанимацию увезли. Другая бы всё бросила и убежала. Кремень баба...
— О! Да тут Сережа опять оперирует!
В операционную вошел незнакомый мне мужчина. Его сегодня я в ординаторской видел. Руки он держал на отлёте, беспокоился об их стерильности.
— Что с Петровичем? — задал он вопрос операционной сестре.
— Похоже на инфаркт, — ответила нервно она. — Уханькали работой мужика...
— Иди к нему. Людмила тебя заменит. — хирург кивнул на дверь, из которой как раз входила в операционный зал опять же незнакомая мне молодая женщина.
— Спасибо.
Операционная сестра, с которой нас что-то связывало, чуть ли не бегом сорвалась с места.
Я стоял и держал ранорасширители.
Руки у меня были заняты, а голова — свободна. Это — если со стороны посмотреть. На самом деле я... в свои детские мечты окунулся.
Вроде и взрослый мужик, а вот тут о том, о чем в детстве мечталось вспомнил.
Уханькали работой мужика...
Так операционная сестра о своем отце сказала. О хирурге. Хорошем, настоящем хирурге.
Тратил-тратил он себя на своих пациентов и кончились у него жизненные силы. Свалился с инфарктом во время операции.
Выживет? Нет? Пока сказать трудно.
Операционную санитарочку Марию Васильевну посылали в реанимацию узнать — как он там. Вернулась она с ответом, что стабилен, но это в настоящий момент стабилен, а мы-то знаем, что в любой момент что угодно может случиться.
Хирург как солдат на фронте, его год за три, а то и за пять надо считать. Жизнь всё время на пределе, как по натянутому канату под куполом цирка без страховки он ходит. Вроде сам лечит, а не его, а вот так в конечном счёте получается.
Уханькали...
Не уханькали — сам, по своей собственной воле уханькался. Добровольно и без принуждения.
Так вот — о детских мечтах.
Есть люди хорошие и люди плохие. Так мне в детстве казалось. Всех полутонов и ряда обстоятельств я тогда не замечал, соображения имел не много. Черное — белое. Хороший — плохой. Всё. Точка.
Так вот, мечталось мне тогда научиться от плохих людей хорошим годы жизни отдавать. Взять, допустим, десять лет от плохого и передать их хорошему. Пусть дольше живёт и всем пользу приносит.
От убийцы — милиционеру, от грабителя... тому же доктору.
Вот сейчас бы Петровичу от какого-то плохого человека годы взять и отдать...
Кстати, эти детские мечты определенную роль сыграли, когда я думал кем стать.
Вот и стал. Доктором, хирургом, а потом — санитаром.
Стою сейчас и держу ранорасширители.
Руки — заняты, а голова свободна.
Детские свои мечты вспоминаю...
Глава 9
Глава 9 Где я тут живу?
— Вас, молодой человек, я попрошу остаться.
Незнакомый хирург подмигнул мне.
Весело ему... Петрович в реанимации, а он зубы скалит...
Впрочем, зубов хирурга мне под его маской не было видно.
— Ну, вот и мне честь выпала... А, то — всё с заведующим да с заведующим наш санитар-орденоносец оперирует...
Хирург опять мне подмигнул.
Мля... Расподмигивался...
Сменивший Петровича посвистывая проводил ревизию брюшной полости.
Что свистит? Денег ведь не будет...
— Шить, — коротко бросил хирург операционной сестре.
Дренажи он уже поставил. Теперь выходить из брюшной полости надо.
Со стола стреляного мы сняли нормально.
— Не размываемся. — в операционную заглянула голова в белом.
— Что там ещё? — зевнул хирург. Ночь всё же. Все нормальные люди в это время давно уже спят, третий сон видят.
— Холецистит.
— Ну, как всегда — три аппендицита, два холецистита... — шутник-хирург продолжал быть в своем репертуаре.
— Жив ещё? — это уже ко мне его вопрос был обращен.
— Жив, — отозвался я. — Почти.
В моей голове всё вертелось — почему он меня орденоносцем назвал? Санитар-орденоносец — так и сказал.
— Никого больше не зовите. Мне Сережа поможет, — объявил хирург состав операционной бригады на холецистэктомию.
Голова в белом покинула пределы операционной.
Мы поменяли перчатки, хирург ещё покурил с зажима. Я такой вольности себе не позволил.
Уже посветлу я выполз из операционной. После холецистита, хирург как накаркал, была ещё аппендэктомия.
— Кожу сам шей. — хирург так в очередной раз зевнул, что чуть челюсть себе не вывернул. — Сил уж моих нет...
У него их нет, а у меня есть?
Оказалось — были.
— О, хоть сейчас на портняжную выставку, — сказал стоящий напротив меня и опять подмигнул.
Что, глаза у него ещё мигать не устали?
Спина у меня не гнулась, плечи болели, роба — хоть выжимай.
