В Москве нас сразу повезли в больницу, даже автобус подогнали, специально приспособленный для перевозки лежачих больных. Когда я сказал, что здоров и что меня хорошо бы отвезти домой, очень уж в баню хочется, на меня просто не обратили внимания.
Думал, отвезут куда-нибудь в Склиф или еще какое серьезное заведение, но нет. Затрудняюсь сказать, что это за госпиталь такой, но находился он в Подмосковье, можно сказать, в реликтовом лесу, потому что деревья вокруг здания, напоминающего дворец, были действительно огромные. Про такие сосны говорят, что они мачтовые. Но это ладно, а вот врачи, в руки которых мы с Абрамом Лазаревичем попали, оказались настоящими зверюгами. Уж не знаю, что они там делали с моим спутником, но меня, думал, угробят всевозможными обследованиями и анализами.
Часа на четыре затянулась эта пытка, и я на сто процентов убедился, что здоровых людей в принципе не бывает, есть только недообследованные. При этом меня в конце концов выпустили из этих застенков, признав скорее живым, чем мертвым. Домой меня отвезли на ничем не примечательной эмке в сопровождении трех бойцов НКВД, которые заявили, что будут охранять меня, пока не получат другие распоряжения. Честно сказать, эта их охрана почему-то больше напоминала, конвой, а я ощущал себя арестантом. Но длилось это чувство только до приезда домой, где меня ждали уже настоящие мои телохранители и Яша. А самое главное — это натопленная баня, в которую я полез сразу после приветствия, пока проигнорировав богато накрытый стол. Надо сказать, что на самом деле я разрывался между двумя желаниями — помыться и позвонить во Францию своей прелести, по которой соскучился со страшной силой. Но потом подумал, что если позвоню, то останусь грязным, ведь быстро поговорить по-любому не получится, и решил все-таки сначала помыться. Я не буду рассказывать о кайфе или даже экстазе от бани после всего произошедшего, тут и так все понятно. Напарился до одури и отмылся до скрипа кожи.
Перекусывал, можно сказать, на ходу, отмахиваясь от расспросов Яши и телохранителей. Нет, вкратце рассказал, конечно, о пережитых приключениях, но очень вкратце, а им хотелось подробностей. Обломал их пока с этими хотелками, закинул по-быстрому в пасть первые попавшиеся угощения со стола и наконец-то сел звонить зазнобе, ну и друзьям, конечно, тоже.
Разговор с Кристиной пересказывать не буду, там было все: и упреки, что долго не звонил, и слезы, когда я объяснил, почему так долго не выходил на связь, — вообще все, что можно услышать в таких случаях от любимой девушки. Поболтали с ней до поздней ночи, и Пьеру с большим трудом удалось отобрать у нее трубку, да и то ненадолго. Собственно, если коротко, все у них хорошо, наш общепитовский бизнес развивается по плану, и корабли Пьера загружены работой как никогда. В принципе друг и по совместительству компаньон очень доволен, а если бы я придумал, чем можно нагрузить корабли на обратном пути из Союза, он был бы просто счастлив.
Закончив разговоры с Францией, я спать не пошел. Пришлось звонить сначала Майклу, а потом и Вяземскому, надо же знать, как дела у моего бизнеса.
У Майкла как всегда все хорошо и, можно сказать, ровно. Действует он по плану, потихоньку расширяется. Только в Чикаго поначалу не задалось, кому-то там не понравилась наша деятельность. Пришлось бывшему финансовому агенту, исполняющему обязанности начальника службы безопасности, съездить туда и все решить, что он, собственно, и сделал, притом так, что мы теперь в Чикаго желанные гости.
У Вяземского же, как выяснилось, ко мне накопилась куча вопросов. Оказывается, у концерна благодаря сотрудничеству с Советским Союзом неожиданно появилось довольно много свободных денег. Часть из них он, не имея со мной связи слишком долго, пустил на расширение производства востребованных автомобилей. Дело в том, что наши джипы сейчас не просят, а требуют все — и Америка, и Советский Союз. К тому же американские военные оживились, и сейчас все идет к тому, что мы можем получить еще и государственный заказ, а это ох как выгодно. Вот Вяземский и начал действовать на свой страх и риск. Я только похвалил его за инициативность. Немного подумал, решая, как лучше будет поступить — ускорить поставку оборудования в Союз, заказывая его на чужих американских заводах, или наоборот попробовать вложить эти средства в покупку дополнительных мощностей. Все-таки производить это оборудование самому гораздо выгоднее, чем помогать пережить кризис конкурентам.
После недолгих размышлений я предложил Вяземскому поискать какие-нибудь предприятия на грани банкротства, которые можно использовать для расширения возможностей нашего автопрома. Хорошо бы было прибрать к рукам и по возможности выкупить их в максимально короткий срок. Раз уж так удачно все получается с нашими уазиками, надо ловить момент и пользоваться этим по полной программе.
Спать лег уже перед утром, поэтому, когда уже через пару часов меня начали будить, мне это очень не понравилось. Так что встал я раздраженный и злой. Оказалось, что Абрам Лазаревич не смог долго терпеть произвол врачей. Он каким-то образом освободился из их казематов и приехал долечиваться ко мне домой, аргументировав это тем, что дела ждать не будут, а здесь ему будет проще повлиять на ситуацию. Нет, я, конечно, был рад его приезду, но про себя подумал: будь я женат, мне такое столпотворение в доме вряд ли понравилось бы. Вроде дом принадлежит мне, а пользуются им все, будто он общий.
Но это я так, бурчу немного, потому что правда не выспался, а на самом деле правда рад, что Абрама Лазаревича отпустили, столько вопросов будет проще решить. Ну это я поначалу так думал. В действительности же с появлением этого хитрого еврея моя жизнь здесь начала превращаться в ад.
Сначала Абрам Лазаревич напрочь оккупировал телефон, по которому разговаривал неизвестно с кем чуть не полдня. Потом сразу после обеда к нам заявился какой-то упитанный важный хрен, который, даже не представившись, небрежно так, свысока произнес, что прибыл по приказанию товарища Орджоникидзе и, вальяжно развалившись на стуле, коротко приказал мне:
— Рассказывай
Я, охреневший в край от этого цирка, сначала непонимающе посмотрел на Абрама Лазаревича, который только плечами пожал, а потом начал рассказывать. Анекдот про то, как мужик на рассвете ушел на охоту и не взял с собой собаку. Та, естественно, начала выть, что не понравилось невыспавшейся жене. Вот она и выпустила собаку на волю… Тут развалившийся на стуле дятел с уже побагровевшей мордой меня перебил и начал орать.
— Ты что несешь, мальчишка? В игры со мной играть надумал? Так я тебе сейчас тут устрою игры!
Как только он закричать, я, что вполне естественно, терпеть я этот крик не захотел. Просто позвал телохранителей и попросил убрать этого орущего поросенка из моего дома, обозначив, что он, дескать, работать мне мешает.
От этих слов мужика только чудом удар не хватил, он явно пытался что-то сказать, но из-за возмущения у него речь стала совсем уж невнятной, и из горла вырвались только непонятные хрипы. Уже на выходе он затрепыхался в руках поддерживающих его телохранителей и смог выкрикнуть:
— Я этого так не оставлю!
И все, что он там дальше говорил, я не знаю, потому как его вытащили из дома и проводили прочь со двора.
Самое интересное, что Абрам Лазаревич даже не подумал вмешаться в это представление. Он сидел себе, удобно устроившись на стуле и положив загипсованную ногу на низенькую скамейку, и наблюдал за происходящим с непередаваемым выражением лица. Я, дождавшись, пока это недоразумение уведут на улицу, спросил:
— Это что вообще такое было?
— Чиновник, неужели непонятно? — ответил он, хмыкнув.
— Эммм, а почему он такой нервный?
— Может, пообедать не успел? — сказал Абрам Лазаревич и, не выдержав, захохотал. Конечно, я тоже не удержался от смеха. Немного посмеявшись, Абрам Лазаревич вдруг спросил:
— А что там дальше с собакой случилось?
— С какой собакой? — сказал я, все еще хохоча.
