— Пакостник, хоть бы детишек постеснялся.
Проказник глухо стукнулся затылком о стену и, растирая лоб и ухо, но ни сколько не обескураженный запричитал: виноват, Акулина свет батьковна, погорячился, был не прав! — озорные глаза его говорили об обратном. Потерпев неудачу Макар нисколько не расстроился, не в его характере злиться и он ловко проскользнув подле экономки запрыгал по лестнице вниз. Вскоре со двора раздался визг дворовой девушки и заливистый гогот обормота.
Фернандо, который шагнул было дабы защитить добродетель дамы, так ничего не сообразил и потому застыл истуканом. Нет, там у себя на испанской земле он чётко знал как поступать в подобных случаях. Коли дама благородных кровей — вызвать подлеца на дуэль. А если низкого сословия, отлупить плетью или на худой конец поколотить ножнами: не пачкать же о простолюдина руки!
Акулина меж тем обернулась к нему:
— Ну чего зенки выпучил горе луковое?
— «Зе-н-ки вы-пу-чил», «го-ре лу-ко-во-е»? Что сие означает, сеньора А-ку-лина Иг-на-то-вна? — озадаченно наморщил лоб юноша.
— Тю! Так ещё и немчура на мою голову, — всплеснула руками молодая женщина.
Это слово: «немчура, немец» фернандо знал, поэтому обиделся:
— Я не немчура, я — испанец, — и, чтобы произвести впечатление на эту простолюдинку — а кто ещё в экономки пойдёт! — выпятил грудь: — я идальго, дворянин по-вашему!
— Ой, идальго он! Ой, не могу! — молодая женщина неожиданно залилась по-девичьи звонким смехом: — Ой, а важный какой, — она состроила уморительную рожицу раздувая щеки и очень точно копируя выражение лица гостя.
Фернандо совсем растерялся. Эта необыкновенная сеньора мгновенно меняла непреклонную властность на детскую непосредственность, рассудительные речи на заливистый смех, а в её карих ангельских глазах так и плясали бесенята. Если Кончита, прежняя любовь напоминала парню озорную бойкую косулю, то Акулина несомненно львица: гибкая, но сокрушительная.
— Ну ладно, идальго, — утерев кончиком цветастого платка накинутого на плечи выступившие в уголках глаз слезинки наконец делано строго произнесла Акулина: — Что там Николай Петрович наказал тебе подобрать, пойдём уж, — и она толкнула раскрытой ладошкой в лоб испанца.
На что уж фернандо был парнем крепким, да и бойцом после тренировок с командором отменным, а и то покачнувшись едва устоял на ногах. Рядом с этой невероятной женщиной он чувствовал не себя защитником, а её матерью. Вела себя она с ним как с ребенком, и ему это было по сердцу!
Он сбивчиво, стараясь не утонуть в её глазах и злясь на себя за это, объяснил какое помещение потребно. Она слушала внимательно, ни разу не перебила, а лишь поощрительно кивала в нужных местах, чем подбодрила парня и он затих ожидая вопросов. Но молодая женщина уморительно сморщила точеный носик в раздумьи, после чего поманила ладонью:
— Пошли.
И привела в комнату, которая идеально подошла под радиорубку: и антену есть куда протянуть, и заземление под окном хорошее, и тихо. Фернандо, наученный горьким опытом ожидал длительного блуждания по зданию, тяжелых споров и иных прелестей выбора помещения в чужих апартаментах смотрел на проводницу с восторгом и обожанием: Нет, ну как она его сразу так точно поняла!
Дети ходили хвостом за слугой Фернандо. Уж очень необычно тот одет и важно ведет себя. Ребятишкам уже читали книжки про индейцев и увидеть живого краснокожего для них величайшее счастье. Орлиный коготь поначалу сохранял независимый вид, но уже на третий день весело играл с малышней, катал на себе.
Быстро сдружился с кучером и конюхом, с которыми нашел общий язык: Много говорили про лошадей. Несмотря на то, что краснокожий по-русски изъяснялся плоховато, а наши ни бельмеса по-индейски, но вот как-то объяснялись. С дворником, у которого дрова, индеец тоже быстро подружился.
В свободное время, которого у него было достаточно много, сидел и вырезал фигурки тех зверюшек, которые водятся на его Родине и дарил ребятишкам — восторгам, визгу не было предела! Резанов, увидев такое благолепие, подозвал индейца, протянул деньги, но тот отодвинул руку камергера:
— Орлиный коготь, мой бледнолицый брат Командор, не для денег сделал — так его душа захотела. — ответ хозяину дома понравился, деньги спрятал.
Неожиданно оказалось, что женская половина дома души не чает в Орлином когте. Потому, что не пьёТ, не курит и не буянит. О чем не замедлили попенять своим муженькам. Дворник, в подпитии буйный, услышав такое и крепко заложив за воротник попытался повоспитывать индейца, но когда очнулся связанным собственной метлой затею эту бросил.
Но наибольшее внимание краснокожему уделяла вдовая солдатка Матрёна, дочка слуги Резанова, работавшая в усадьбе прачкой. Детей двадцатилетняя женщина нажить со сгинувшим при Аустерлице мужем не успела и уж Сидор горевал, что остался без внуков, но внезапно та привела Орлиного когтя, мол «вот, замуж за оного хочу». Дворня шепталась, мол «Нехристь», но отец Матрены обрадовался такому зятю, ибо он-то за путешествие успел оценить все несомненные достоинства индейца, к тому же тот беспрекословно принял крещение в Православие под именем Василий.
Приехал свояк Резанова главный директор Русско-американской компании Булдаков. Камергер накормил гостя домашним обедом и потащил на пристань. Михаил Матвеевич возбужденно полез на «Юнону», всё ощупал собственными руками, по-дружески поговорил с моряками. А потом, стоя вновь на набережной и утирая пот платком, кивнул на судно:
— Почем же обходится доставка пуда до Новоархангельска, Николай Петрович?
— Ещё до копеечки не высчитывал, но всяко дешевле и, главное, куда проворнее, нежели сейчас по суху до Охотска, а только там морем. Ты ещё учти, Михаил Матвеевич, что машину на корабль мы там собирали, можно сказать что «на коленке». А коли добьюсь, а я добьюсь, будь благонадёжен, чтобы на казенном заводе хорошую машину сработать, то ещё дешевле станет обходится, ибо мотор получится меньше, но сильнее и прожорливость поумерит.
— А вот откуда ты всё это узнал? — покачал головой компаньон.
— В дальних краях каких только диковинок не увидишь, — ушел я от прямого ответа и повлек акционера РАК в кабинет.
Когда Булдаков уселся за столом, я крутанул фитиль керосиновой лампы и помещение ярко осветилось тёплым, почти солнечным светом. Булдаков внимательно оглядел осветительный прибор:
— Николай Петрович, вроде по виду масляная лампа, а горит так ярко. — Он повернулся ухом: — И не шумит как лампа Ардо, — проявил осведомленность.
Лампа Ардо работала по принципу керогаза, помню из своего времени его шум при работе, поэтому рассмеялся:
— Михаил Матвеевич, это я придумал. Да, лампа почти такая же. Вот только масло в ней другое. Ну, давай ближе к делу, — оставил я интригу.
При беседе свояк то и дело поглядывал на лампу и покачивал головой: мол, «Ничего себе!» — и с завистью бросал взгляды в её сторону.
Я поковырялся в бумагах и подал папку со светоснимками:
— Вот это с форта Росс в новых владениях компании на Калифорнийской земле. А вот с Ситки, Кадьяка и Охотска.
Булдаков близоруко щурясь — У меня в мозгу почти к границе осознания подступило ощущение чего-то очень знакомого, но к сожалению не проявилось, ускользнуло. Гость меж тем подносил снимки к носу, разглядывая в весьма скурпулёзно:
— Николай Петрович, кто сии картинки столь достоверно изобразил?
— Михаил Матвеевич, это мы с Григорием Ивановичем Лангсдорфом, врачем экспедиции в Калифорнии придумали прибор такой: светописец. Вот он мгновенно подобные снимает. А эти Вам, акционерам в доказательство. Но и это ещё не всё: за вчера Баранов заготовил, — я сверился с записями: — 18 пудов картошки и репы, засолил 3 пуда капусты, в форте Росс поднято 17 десятин зяби, — я зачитал всё.
— Как?! — добрые глаза купца округлились.
— А пойдёмте-ка, — я поманил свояка камергера в радиорубку, где продемонстрировал кристадин.
— Воля твоя, Николай Петрович, — в смущении покачал головой собеседник: — Это уж от нечистого.
