— А тебе, ить, зачем? Просто узнать иль по делу?
— Я на ту сторону хочу перебраться.
— На ту сторону? Эвона как! — всплеснул руками дедок, чуть было не уронив свою палку. — То-то я всё гляжу, как ты по боло́тине прыгаешь аки посуху, да всё никак…
— Так есть он здесь мост или нет? Или, быть может, лодка какая?
— Не, лодочки тута нету. И моста нету. И конца у болота нету. Ничего, стало быть, нету. Так и живём.
— А как же другие тогда через это болото перебираются?
— Как-как… — почесал старик бороду. — Гать, стало быть, строят. Вот как.
— Гать? Из чего?
— Из брёвен, вестимо. Лежнями их кладут, лежнёвка, ить, и выходит.
— А инструмент?
— Струмент, стало быть, у меня берут.
— Так он у вас есть?
— Есть, как не быть-то?
— А… мне им попользоваться позволите?
— Дык, а чего ж не позволить-то, раз человек хороший?..
Землянка Старого располагалась неподалёку. Даже удивительно, как я её не заметил, пока шёл по берегу. Ведь топилась она по старинке — дровами, и дым из трубы был виден за несколько тин.
— Давно тут живу, — сообщил невпопад хозяин землянки, когда мы зашли внутрь.
Интерьер у лесного жилища, что любопытно, разительно отличался от того, как оно выглядело снаружи.
Покосившиеся, ушедшие глубоко в землю стены, скрипучая дверь, грязное узенькое окошко, прогнивший порожек, покрытая мхом крыша, каменная труба, кажущаяся из-за копоти чёрной… И — сверкающие масляным блеском полы, электрическое освещение, современный санузел, приборы непонятного назначения, мягкий удобный диван с такими же креслами
— Давно — это сколько? — дежурно поинтересовался я, осмотревшись.
— Да кто ж его знает? Не помню, — отмахнулся старик. — А струмент вон там можешь глянуть.
Инструмент для строительства нашёлся в чулане. Топор, электропила, сучкорез, мотки тросов различной длины и диаметра, самодвижущиеся волокуши.
— Откуда такое богатство, Старый?
— Не помню. Есть и есть, а откуда, не ведаю, — отбоярился всё тем же макаром хозяин. — Прямо сейчас начнёшь али с утра?
— Ну, а чего ждать-то? Прямо сейчас и начну. Чем больше сегодня сделаю, тем меньше завтра работать.
Старик посмотрел на меня странным взглядом, но ничего не сказал. А я уложил всё, что могло понадобиться, в волокуши и потащил их на улицу…
Гать я устраивал почти до полуночи, благо ночное зрение функционировало не хуже, чем раньше на Флоре. Всего успел уложить около пятидесяти тян настила. Сначала, правда, не всё ладилось, но потом приспособился: хворост и сучья в подложку, брёвна поверх. Как раз хватает, чтобы их между кочками перекинуть. В целом, хотя и умаялся, но остался доволен. Если и дальше работать в таком же темпе, то за два дня точно закончу. Танки, конечно, по моему мосту не пройдут, но человек — запросто.
Заночевать хотел прямо на берегу, но Старый мне не позволил:
— Чего же ты в дом не идёшь? Не по-людски это, за дверью ночлежничать.
Логично. Спать в доме в тепле действительно лучше, чем под открытым небом на холоде.
Наутро, наскоро умывшись, я вышел наружу и охренел. В том месте, где вчера вечером колыхался участок гати, теперь было девственно чисто. Ни щепки, ни ветки, ни колышка. Даже если б лежнёвку и смыло, хоть что-нибудь, да осталось бы, сто пудов.
«Что за фигня, б…?!»
«Фу, как некультурно!» — не преминула возмутиться «соседка».
«Какая к бене культура, если всё, что построил, коту под хвост пошло?!»
«А подумать была не судьба?»
«Подумать? О чём?»
«О том, что тебе говорили и я, и Мельна. Наш мир — это мир-без-времени. Мир сплошного сегодня».
«То есть… ты хочешь сказать, что всё, что я сделал вчера…»
«Неправильно говоришь!» — оборвала меня Мела.
Секунд пятнадцать я тёр себя за ухом, пытаясь понять, что не так.
«Ну? Дотумкал?» — устала ждать собеседница.
«Эээ… будем считать, что да».
«И?»
Я тяжко вздохнул и попробовал разложить всё по полочкам:
«День, когда я пришёл к Реке и начал строить лежнёвку, был не вчера, а сегодня. Так?»
«Ну, предположим. Что дальше?»
«А сегодня у нас снова сегодня, поэтому то, что я делал сегодня, сегодня ещё не сделано».
«Верно».
«И вывод из этого следующий. Если сегодня закончить работу я не успею, то на следующее утро от этой работы ничего не останется, потому на следующее утро будет снова сегодня, а вовсе не завтра. Правильно?»
«Ну… почти», — после недолгой паузы ответила Мела.
«А почему почти?»
«Не могу говорить».
«Опять блокировка?»
«Да».
Чёрт бы подрал эту дурацкую блокировку!
Вслух я, конечно, этого не сказал, и собеседница этого не услышала, но догадаться было нетрудно. Я был не просто зол. Я был практически в ярости. Но — делать нечего — пришлось начинать всё сначала.
Весь день я пахал, как бобик. Рубил деревья, очищал их от веток, таскал к топям хворост и брёвна, мостил из них гать. Работал почти беспрерывно и даже перекусывал на ходу, однако, увы, дойти сумел только до середины. Минут за тридцать до окончания суток мелькнула мысль продолжить и дальше, но Мела пресекла эту инициативу самым решительным образом:
«Ещё чего?! Хочешь оказаться прямо среди Реки, а вокруг лишь болото и ничего больше?»
«Скажешь тоже. Естественно, не хочу».
«Ну, тогда, если тебе надо просто проверить, что будет, останься на берегу и посмотри, что случится».
Воспользовавшись советом, я и впрямь остался на берегу и дождался полуночи.
В полночь гать просто исчезла, а я постоял ещё пять минут у воды и, ничего больше не дождавшись, побрёл спать.
На следующее утро решил изменить не только стратегию, но и тактику.
«Всё, с меня хватит! Буду теперь делать лодку или, на худой конец, плот».
«Нормальную лодку ты сделать всё равно не успеешь», — тут же охолонила меня подселенка.
«Это ещё почему?»
«Потому нормальная лодка для этой топи нужна большая, но лёгкая. Чтобы, во-первых, в трясину не уходила, а, во-вторых, чтобы ты мог перетаскивать её через зыбь. С плотом, кстати, всё то же самое».
Я почесал затылок и нехотя согласился. Пока целый день делал гать, успел убедиться, что это болото особенное. Во многих местах при погружении в него хоть брёвен, хоть веток, их начинает засасывать так, как будто они из камня, а не из дерева. А ближе к середине Реки в топях начинаются так называемые зыбучие полосы. Если через такие пробовать перетаскивать что-то тяжёлое, застрянет с гарантией и в глубину затянет ещё быстрее, чем в самой коварной трясине.
Разочаровавшись в идее, снова стал думать, что же всё-таки делать.
«Ты действуешь слишком стандартно», — не выдержала подселенка, когда я опять принялся рубить и таскать.
«Стандартно — это как?»
«Ты живёшь одним днём», — выдала Мела, вновь уклонившись от прямых объяснений.
То, что это подсказка, я понял, но чтобы развить её в полноценную мысль, понадобилось больше полсуток.
Озарение пришло, как всегда, неожиданно.
Я чуть топор в воду не уронил, когда до меня наконец допёрло.
Но прежде чем действовать, следовало кое-что уточнить.
«Слушай, а ведь этот дед говорил, что тут и другие бывали».
«Да, говорил».
«Но как же тогда они переходили на другой берег, если инструменты остались, а ни мост, ни лежнёвка, ни хотя бы следы от них не сохранились?»
«Ну, те кто сумел перейти, возможно, они проходили тогда, когда топей здесь не было. Или когда этих топей не будет. Время, даже дискретное, бесконечно, и для того чтобы поймать нужный день, когда топей нет, можно потратить бесконечное количество дней. А у тебя, как я понимаю, этих дней нет, тебе надо найти своих девушек. Что же касается инструмента, наверное, это инструмент самого старика, только он об этом уже и не помнит».
«Не помнит? Три раза ха-ха! Не верит — вот в чём загвоздка. Или не может, что, в принципе, то же самое…»
Снова, как и после побега из поместья Астоэ, когда меня едва не прикончили её люди, я начал глядеть внутрь себя и одновременно выискивать в барьерном рисунке Мелы нужные нити. Правда, на этот раз мне требовались не белые, а алые, такие же, как у Анциллы.
