Вот только сам не явился.
- Твоя история была весьма интересна, - заговорила девочка, а Ксочитл отступила на шаг, будто бы никто не видел, что минуту до того она что-то нашептывала Императрице. – И мы счастливы знать, что на наших землях люди все еще сильны и храбры! Что не бояться они ни красных вод, ни невиданных зверей. И готовы сразиться с ними во славу Империи!
Советники закивали.
И даже захлопали, пусть и без особого вдохновения.
- И ты, и сын твой достойны награды, - пронзительный взгляд девочки остановился на Верховном. И почудилась в нем насмешка. – Некогда твой предок сумел из рыбака стать купцом. А его сыновья и внуки приумножили то малое, что получили в наследство. И это говорит о том, что, пусть кровь твоя не благородна по праву рождения, но дух и разум воистину сильны. Что до прочего… то в моем праве дать ту малость, которой не хватает вам. Право на имя. И право на герб.
Купец пал ниц.
- И земли. Те, которыми ты владеешь. Пусть их занесут в список родовых земель, - девочка погладила звереныша, который на руках её лежал тихо и разве что жмурился. – А еще пусть выплатят тебе тысячу золотых монет за труд. И еще тысячу серебряных, чтобы раздал ты их своим людям. Храбрость не должна остаться без награды.
- Пусть боги продлят ваши дни вечность! – просипел купец в землю.
А вот Хранитель Казны не сумел скрыть своего недовольства. Пусть и на долю мгновенья мелькнуло оно, однако не скрылось от внимания Императрицы.
- Пусть этого зверя замеряют и опишут, сделают рисунки, а после тело выварят, дабы освободить кости. Кости же надлежит собрать в скелет, а его сохранить в назидание потомкам.
Императрица замолчала и, сунув котенка кому-то из слуг, взяла за руку Ксочитл. Так они и отправились со двора. За ними потянулась и свита. И в опустевшем дворе остались лишь Хранитель казны и Верховный.
Ну и купец, что не рисковал подняться.
- Она излишне щедра, - пробормотал Хранитель казны, зажимая нос пальцами. – Такие деньги за дохлую рыбу.
- За очень большую и невиданную прежде рыбу, - уточнил Верховный. – Или, уж скорее, за труд и храбрость. Встань, человек.
Купец поднялся, пусть и с трудом. Он дрожал и, кажется, не мог поверить, что все-то завершилась. А в глазах его страх боролся с недоверием.
- Слово будет исполнено, - помог ему Верховный. – И я также благодарю тебя за службу, ибо ясно, что грядут непростые времена. И тем нужнее будут верные люди.
Хранитель казны проворчал что-то непонятное. Грядущие времена волновали его куда меньше утраченных денег.
- Но путь ваш был далек и тяжел, вы, верно, устали.
- Я… - купец явно смутился еще больше.
- Устали. Но я был бы весьма благодарен, если бы вы нашли в себе силы разделить со мною скромную трапезу, - Верховный оперся на посох, который вручил ему маг. – Вы ведь не откажетесь?
- Д-да… т-то есть не, не откажусь. Прошу простить, я… никогда… прежде… и не думал.
Не думал.
И в ином разе не попал бы сюда, ибо нашлись бы желающие представить дивное создания очам императрицы. А купцу в лучшем случае кинули бы с пяток золотых.
И это тоже признак.
Чем больше Верховный думал, тем больше находил таких вот признаков болезни. Пусть болел не человек, но сама Империя.
- Сочту за честь, - выдавил купец, глядя на землю, явно раздумывая, не пасть ли ниц.
- Не стоит, - Верховный покачал головой. – Вы ныне равны мне.
Ложь.
Но приятная.
- И лишь Император волей своей стоит выше.
А это правда. И Хранитель казны склоняет голову.
- Я пошлю раба. Он принесет деньги, - сказал он. – А сейчас мне пора.
- Д-да… к-конечно. С-спасибо вам огромное…
Купец озирался. И все же встал за плечом Верховного, подстроившись под неспешный шаг его. Умный человек. И все понимает правильно.
И рассказать может куда больше, чем поведал там, во дворе.
Но плохо… все плохо… куда хуже, чем Верховный предполагал.
Позже, уже в покоях Верховного, за столом, который был накрыт для дорогого гостя, купец сперва осторожно, с опаскою, начал говорить. И с каждым произнесенным словом он успокаивался.
Смелел.
- Голод пока не начался, ибо земля родит, и урожай обещает быть обильным, но рыбы почти не осталось. Крабы те и вовсе, - он махнул рукой. – Еще в том году совсем перестали попадаться. Но цены выросли, да… а тут рыба ушла. Куда? И надолго ли? Красные воды – дурные. Пахнут нехорошо. В руку берешь, то ничего. Человек не умирает. Даже если с головой искупается, то все одно живой. Мы раба на три дня опустили в клетке. Выжил. Даже почесухи не случилось. А вот рыба дохнет. И никто не скажет, в чем причина. Старики-то такого не помнят.
Он развел руками.
- Мы ходили на день и на два, и на три даже. Лодки наши малы, а потому больше не выйдет. И там, где воды светлеют, обретая исконный цвет, там рыба жива.
Купец опустил пальцы в чашу с ароматной водой.
- А иные люди, что выходят в море? Что говорят они? – уточнил Верховный, знаком велев сменить блюда. И мясо убрали, а на столе появилось легкое вино и медовый хмель, что веселит разум. Подали легкий травяной взвар, сладкие шарики и сухие лепешки, смазанные смесью из толченых ягод и меда.
- Всякое. Не всему след верить, но… есть у меня старый друг. Китобой. У него три корабля и все уходят куда дальше моих, - купец мёд лишь пригубил. – Он еще когда заговорил, что киты ушли со старых дорог, что дурная это примета. А мы еще смеялись, но теперь… весной он вышел в море. И не вернулся.
Он покачал головой.
- Старухи говорят, будто морские птицы кричат о беде. Но сколько веры тем старухам? А тут еще… слухи дурные. Многие думают, не уйти ли куда… кто-то даже дом продал, но таких мало. Море ведь. Как без него? Оно кормит. Оно и держит. Что нам делать, о Великий?
И Верховный не нашелся с ответом.
Глава 29
Глава 29
Ночь.
И огни на крепостной стене. Ожидание. Муторное. Мучающее. Люди были напряжены, и Миха остро чувствовал их страх. А еще готовность отступить.
Слухи.
Они гуляли, они плодились, что клопы в старой перине. Они обрастали подробностями, пугая даже тех, кто готов был сражаться. И пожалуй, если бы под стенами крепости стоял лишь наемники, было бы проще.
Но маг…
Великий маг.
Маг, поразивший Хальгрима и всех его людей, по мановению руки обративший их в пепел. Разве можно устоять перед ним? И люди сжимали оружие, осознавая, сколь ничтожно оно. А отчаяние росло.
Никому не хотелось умирать.
И если так, в бою, имелись хоть какие шансы, то что противопоставить магу?
Отчаяние оставило след и на лице баронессы, которая вдруг превратилась в обыкновенную, не очень молодую, нервозную женщину, пусть бы и пытающуюся держаться с достоинством. Но её выдавали суетливые движения пальцев. Она то трогала лицо, словно пытаясь пересчитать все-то морщины на нем, то принималась мять ткань, то перебирала жемчуга, то вновь возвращалась к лицу.
Её голос сделался высок, и в нем то и дело проскальзывали истеричные ноты.
А еще она категорически не желала отпускать от себя сына. И Джер, рвавшийся на стены, смирился. Нет, если бы она требовала, если бы пыталась запретить, он бы поступил по-своему. Но она лишь смотрела, с откровенным ужасом, с тем, от которого белеют губы, и шевелила этими побелевшими губами, не произнося ни слова.
И Джер вздохнул.
Сказал:
- Спать пора. Всем. Завтра будет день, тогда и решим.
На голове его сияла алым светом корона, в руках мальчишка сжимал державу, но и только. Чем бы ни были эти артефакты Древних, они не спешили раскрывать свои тайны.
Ну и вообще делать хоть что-то.
Нет, может статься, если маг направит на замок заклятье, то развеется, столкнувшись с силой Древних, но в этом Миха что-то да сомневался.
А еще не понимал.
Самое ведь время. Противник испуган. Деморализован. Почти повержен. Ударь. Добей. И диктуй свою волю. А маг тянул.
