— Жан, укрой меня, — сквозь сон пробормотал внезапно герцог, — мне холодно!
Что тут же вызвало смех у бюргеров и также посыпались совета, как может его светлость согреться, имея под боком свинью. Менестрели тут же сменили свой репертуар, предполагая, чем ещё мог герцог заниматься ночью и монеты просто посыпались от горожан в их подставленные шляпы. Такого бесплатного зрелища не видел никто, и слухи, словно лесной пожар раскатывались дальше по кварталам, собирая ещё больше людей, желающих посмотреть на такое необыкновенное событие, как герцог королевской крови, спаривающийся со свиньями прямо на глазах у честных англичан.
***
Я проснулся от тяжести на груди и открыв глаза, хмыкнул. Всё же я не устоял вчера и две моих временные сожительницы, затащили в мою постель ещё двух девушек, страстно желающих заиметь драгоценные подарки, которые получали мои партнёрши. Так что остаток ночи мне пришлось хорошо потрудиться, и удовлетворить всех четырёх, так что они, потные и раскрасневшиеся, даже не смогли покинуть мою постель, оставшись на всю ночь.
Заворочавшись, я разбудил их, и они стали одеваться, укладывать быстро волосы, и посматривать на меня ожидающими взглядами. Я их не разочаровал, нехотя встав и пройдя к сундуку, достав оттуда перстни, серьги, ожерелья, раздав их полностью счастливым девушкам, которых я правда заставил перед выходом полностью привезти свои платья в порядок и покрыть головы платками, поскольку проклятый исповедник Беренгарии шпионил за мной перед дверьми по утрам, считая выходящих оттуда девушек и как мне сказали охранники, строчащий потом доносы в Рим. Пришлось принять меры и всех последующих его курьеров перехватывали по дороге, закапывая там же, где пристрелили. Но священник пока об этом не знал, и продолжал наблюдать, раздражая меня своей физиономией каждое утро. По его счастливому лицу было видно, как он мечтает усложнить мне жизнь, когда Святейший отец узнает от творимом мной здесь разврате. Я не разочаровывал его. Зачем? Если человеку это нравилось. Немного было жаль гонцов, которых сопровождали мои варяжские стражи от самой двери комнаты священника до выезда из города, где из арбалета подстреливали лошадей, а затем и самих курьеров, привозя мне яростные, полные трепетных речей священника письма, обличавшего в глазах Папы, развратника и пьяницу патриарха Виталианского. Их я перечитывал изредка утром, для поднятия настроения и более спокойного отношения к довольной физиономии исповедника Беренгарии, который встречал меня у дверей моих покоев каждое утро.
— Сеньор Витале? — раздался стук в дверь, отвлёкший меня от размышлений и в комнату вошёл стёрший с себя наконец весь грим Харольд.
— Господин арабский купец, — иронично обратился я к нему, — как поживают ваши гости? Как им понравилось ваше гостеприимство?
Он хмыкнул, покачав головой.
— Сеньор Витале у меня будет к вам просьба, — тем же тоном, что разговаривал я с ним, ответил он, — если вы захотите со мной расстаться, просто скажите об этом и я уйду сам. Мне крайне не хочется узнать другие ваши фантазии, что придут вам в голову по мою душу.
— Это видимо такой завуалированный ответ — да? — удивился я, впервые услышав от него такую длинную фразу.
— Просто кошмар, — он покачал головой, — город гудит, репутация герцога уничтожена. Народ высыпал на улицы и веселиться, распевая песенки, что вы сочинили для менестрелей, которых я привёл сегодня утром на улицу.
— А король?
— Как мне поведали слуги, Ричард в таком бешенстве, что у него только супруга и королева-мать сейчас, вместе с тремя другими лордами.
— Ну, будем надеяться Беренгария сдержит слово и откажется от регентства в пользу Алиеноры.
— Также принцы просили сообщить им, когда вы проснётесь, — вспомнил он.
— Да, пошли к ним людей.
В комнату оба подростка ворвались уже через десять минут, вываливая на меня то, что я и так уже знал, без них.
— Представляешь Витале, если бы мы тогда оказались достойны этого позора? — махал руками, радуясь, что не оказался на месте дяди, Эдуард, — вот был бы стыд и позор.
— Ну, как мне сегодня ночью сказали девушки, Ричард Фицрой, к которому я относился как к другу, оказывается доносил на меня герцогу Иоанну, и тот писал весьма гадкие письма в Рим, Иннокентию III.
— Доносчик! У нас в близком кругу?! — удивлённо воскликнул Людовик, — я прибью его лично!
— Нет, ваше высочество, даже не вздумайте, — предостерёг его я, — ещё запачкаетесь в свином навозе.
Оба подростка переглянувшись, громко заржали от моей шутки, и посмеиваясь стали соглашаться, что да, это ниже их достоинства, но зато они поведают всем о том, что за человек этот Ричард Фицрой.
— Думаю этого будет достаточно, что его вышибут из всех приличных компаний, — согласился я с ними, — ну а теперь, пора поговорить об отплытии. Сегодня уведомлю вашего отца Эдуард, что у меня всё готово, и мы отправляемся в путешествие.
— Ура! Наконец-то! — больше всех обрадовался конечно Людовик, а вот английский принц пригорюнился, ему конечно больше по душе была та жизнь, которую мы вели этот месяц. Ну ничего, я собирался исправить его мысли, за время нашего пути.
Наше веселье прервало появление у меня в апартаментах нового человека. Дверь открыли полностью и внутрь вошла королева-мать со странным выражением на лице, в сопровождении своей многочисленной свиты фрейлин.
— Бабушка! Ваше величество, — оба принца тут же слетели с кровати и поклонились пожилой, но общеизвестной и любимой королеве-матери.
— Дети мои, оставите нас пожалуйста. Мне нужно поговорить с Витале, — попросила она их, и принцы жалобно смотря на меня, ретировались, забрав всех девушек разом. Своих и её. Харольду я лишь махнул рукой, и он без слов тоже ушёл, прикрыв за собой дверь.
Алиенора молча присела на краешек кресла, рядом с кроватью и немного помолчала, собираясь с мыслями.
— Ты страшный человек Витале, — наконец заговорила она, — не знаю, может быть смерть Иоанна была бы лучим исходом, чем то, что ты ему устроил.
— Но он жив, как я и обещал, — я пожал плечами, — а народная молва забудется через пару лет.
— Пару лет?! — иронично хмыкнула она, покачав головой, — герцога больше нет на политической арене Англии, хотя может быть это и к лучшему. Как ты и хотел, регентом стала я, Ричард сегодня изменил, ранее подписанные документы.
— То есть свадьбе быть? — меня интересовало главное, ради чего я потратил столько денег, что их бы хватило на покупку приличного размера графства.
— Беренгария против, она не хочет идти против мужа, — Алиенора подняла на меня тяжёлый взгляд, — у тебя времени ровно до вечера, пока она не рассказала Ричарду о нашем небольшом плане, составленном за его спиной.
— Неблагодарная тварь! — изумился я таким новостям, — после всего, что мы для неё сделали?! Она была бы никем, если бы мы не свели её тогда с Ричардом!
— Ты уже достаточно взрослый мальчик, чтобы знать простую истину о том, что оказанная услуга, ничего не стоит.
— Вы как всегда мудры Алиенора, — покачал я головой, признавая истину этих слов, — хорошо, я что-то придумаю.
— Только Витале, умоляю, в этот раз без твоих этих изощрённых придумок, как для Иоанна, — попросила она, — я не представляю, как ты это осуществил, но королева Англии нужна. Так что постарайся просто уговорить её.
Мы распрощались и расстались, она ушла по своим делам, я же прямиком к Беренгарии, которая отказалась вообще что-либо обсуждать, и давала мне время лишь до вечера, чтобы я забирал принцев и уходил в море. Ричард моё предательство переживёт, говорила она, а вот её точно нет. Никакие просьбы и шантаж на неё не действовали, так что я понял — нужно срочно придумывать новый план. Ричард не дурак, быстро сложит два плюс два, поняв для чего его на самом деле сплавляют на войну, и он точно будет в ярости.
Вернувшись в свои комнаты, я состряпал письмо, полученное мной якобы от сеньора Бароцци, который описывал полный разброд и шатание кочевников, отказывающихся без меня ему подчиняться, и умолял меня бросая всё, мчаться к нему, поскольку под угрозой срыва вообще всё предприятие целиком.
